Паркс почти нервно начал болтать о вулканизме[27] и о том, как он может придавать обычным камням самые причудливые формы. И особенно под водой, где поток лавы довольно быстро остывал, принимая самые странные формы, которые очень часто казались рукотворными... или, в данном случае, созданные разумом. Потому что не было никакой возможности, чтобы что-либо здесь когда-либо касалось человеком.
Гидробот продолжал двигаться дальше, отслеживая магнитную аномалию, а Паркс продолжал называть цифры, кроме этого, компьютеры время от времени издавали звуковые сигналы, записывая, что происходит внизу. Мужчины, за исключением геофизика, молчали, возможно, выжидая. Хейс мог говорить только за себя. Во рту у него было сухо, как сажа камина, он скрипел зубами и сжимал кулаки.
Тишина внезапно стала такой густой, что на нее можно было повесить шляпу.
Гидробот двинулся вперед, осматривая скопления таких существ, как анемоны, колючих ежей и, наконец, огромные обнажения кораллов. Здесь была экосистема цепких губок, бледных червей и двустворчатых моллюсков. Примитивные мшанки[28], покрытые коркой, как пчелиные соты. Кэмпбелл отметил, что, хотя морская зоология не была его сильной стороной, это были либо новые виды, либо те, которые давно считались вымершими.
Но он говорил только для того, чтобы говорить, может быть, чтобы успокоиться звуком собственного голоса, поскольку магнитометр гидробота показывал импульсы, зашкаливающие по шкале. На что Гандри небрежно пошутил, что он, должно быть, улавливает излучение какого-то массивного электромагнитного генератора с матерью всех магнитных сердечников. Но никто не засмеялся, возможно, потому что им не понравилась сама идея того, на что это намекает. Потому что в тот конкретный момент никто бы ничему не удивился. Увидели ли бы они летающую тарелку, выступающую из дна озера и зарослей водорослей, они бы не удивились. Ибо то, что излучало такую чистую энергию, почти наверняка должно было быть искусственным.
И они это увидели... или это сделал гидробот.
Еще одна арка. И настолько совершенная по форме, что ее конструкция не могла быть просто природной аномалией, поскольку за ней стояли другие очертания... прямоугольные плиты, стоящие вертикально, и другие, лежащие плоско, как древние надгробия, и то, что могло быть разрушенным куполом, поднимающимся из зарослей сорняков. То, что они увидели, должно было быть несколько сотен футов в поперечнике, хотя на самом деле оно, вероятно, было немного больше. По его поверхности протянулись неровные трещины.
Все молчали, ни одного чертова слова, потому что это превосходило все что они видели или могли до сих пор. Нечто, похожее на монументы, выступающие под дикими углами, словно надгробия на каком-то невероятно древнем кладбище. Выглядевшие невероятно древними обелиски и монолиты, склонившиеся и стремящиеся упасть... покрытые розовой слизью и источенные червями. Это было не все, далеко не все. Осыпающиеся стены, покрытые колониями губок и спекшимися скелетами давно умерших морских организмов.
"Иисус Гуманоид Христос", - сказал Гандри так, словно у него была гипервентиляция, - могли вы видеть... могли вы просто видеть..."
Паркс продолжал качать головой. "Город... вроде, но здесь, внизу?"
"Почему нет? - сказал Хейс. - Почему, черт возьми, нет?"
Паркс, казалось, не мог перестать качать головой. - Потому что... потому что это проклятое озеро было отрезано от мира, спрятано под ледником на сорок миллионов лет, Хейс, вот почему.
- А как насчет руин, которые нашел Гейтс? Им сотни миллионов лет, они дочеловеческие по происхождению... Думаю, это подтверждает то, что он нам сказал.
Но на лице Паркса можно было увидеть выражение недоверия. Может быть, он на самом деле не верил в то, что сказал Гейтс, может быть, мысленно - независимо от фактов, которые смотрели ему прямо в лицо - он отказался принять концепцию цивилизации, опередившей человечество на полмиллиарда лет. Человеческому высокомерию было трудно принять это. Это значительно снизило значимость вида. Всего лишь еще одни в ряду, вряд ли избранные.
"Город, - продолжал повторять Кэмпбелл, - город".
Но "город" - это совсем не то, о чем подумал Хейс. То, что он видел, было беспорядочным и диким, без каких-либо признаков общего плана, больше похожим на кладбище, чем на город, нечто расширяющееся по мере необходимости. Все эти монолиты и шахты, вытянутые плиты и источенные червями колонны, низкие каменные здания, покрытые илом, сорняками и морскими лианами... да, было в них что-то необъяснимо болезненное, сродни многовековым могилам, разрушающимся мавзолеям и увитых плющом склепам. Некрополь, высеченный из мрамора город, покрытый гнилью, зарослями и осадками, проваливающийся в себя. Здания прилегали и накладывались друг на друга, как в средневековых трущобах... стиснутые, вызывающие клаустрофобию, запутанные среди змеящихся между ними глубоких переулков. Хейс смотрел на все это, едва в силах дышать, от запутанности и избыточности. Все выступало, наклонялось, поднималось и опускалось, как куча, проеденных червями, грязных костей, наваленных друг на друга на протяжении бесчисленных тысячелетий... пирамиды и купола, валы, конусы и арки. Да, как сломанные черепа и торчащие вертикально зеленые от мха ребра, поднимающиеся колоннами бедренные кости, дымоходы трубчатых костей и лестницы разрушающихся позвонков. Все было покрыто вечным дождем осадка, который разносился и дрейфовал, как пух одуванчика.
Гидробот поднимался, и сам город или кладбище начал расти пологим холмом, и тогда они увидели его, город. Настоящий город. Не гниющую коллекцию обломков и артефактов, а сам город, поднимающийся все выше и выше на подводную гору... или, может быть, город был горой. Ил уже не мешал видимости, и они увидели его колоссальную, мертвую необъятность, когда гидробот поднялся, показывая им то, что было скрыто от света сорок миллионов лет.
Хейс просто стоял там, внутри него что-то замкнуло.
Циклопический, бесконечно мертвый город башен и шпилей, поднимающийся на невероятную высоту и очень похожий на фантастический кристаллический нарост, разросшийся у основания... если бы у него действительно было основание, большая его часть, казалось, утонула в лесу, заросшем сорняками и водорослями. Постройки были пронизаны дверными проемами, похожими на мшистые устья пещер, из которых лилась безграничная чернота. Это был огромный, окутанный тенями мегаполис с извращенной геометрической архитектурой. Руины какого-то первобытного инопланетного города лежали на илистом, заросшем дне озера... а гидробот продолжал подниматься, его огни плясали на огромных галереях, куполах и спиралях кубов, которые гравитация должна была сбросить вниз, но этого не случилось.
Хейсу это виделось гигантской каллиопой[29] с обнаженными цилиндрическими трубами соборного органа, поднимающимися на неведомые высоты... пустынный, заброшенный и похожий на могилу, пронизанный сводами и пустотами. Он видел хрустальные панели, арки, шпили и сферы, собравшиеся вместе и построенные, казалось, сквозь друг через друга, как будто целое упало и разбилось вот так, собираясь в какой-то неправильный узор из острых, как бритва, осколков. И все это было покрыто удивительным разнообразием губок, ракушек и цветущих анемонов, бледных слизистых мхов и садов густых сорняков, которые, казалось, росли прямо из покачивающихся стен, изящно развеваясь в каком-то невидимом потоке.
"Магнитная... аномалия, - сказал Паркс, - ее центр должен быть где-то там".
"Да, - услышал Хейс свой голос, - как какой-то двигатель, генератор, который все еще работает спустя все это время".
Гидробот все еще поднимался, панорамируя город и пытаясь отойти как можно дальше, чтобы дать более широкий обзор того, что он видит, представить в перспективе, но его свет просто не проникал достаточно далеко, и все это усиливало эту странную архитектуру, этот болезненный гигантизм. Тени метались, прыгали и танцевали среди построек, и эффект от этого был, мягко говоря, сбивающим с толку: казалось, что город находится в движении, ползет и тянется к ним, а дверные проемы смещаются... выблевывая бури ила, сорняки колышутся, поднимаясь и опадая.
