Ознакомительная версия.
– Метель рано или поздно утихнет.
Ульяна высвободила руку.
– Тогда почему бы вам не дождаться хорошей погоды здесь?
– В хорошую погоду сюда понаедет куча народу. Начнется расследование. А у меня мало времени. Если я не заберусь на айсберг в ближайшую неделю, то придется ждать следующего года. Что для меня неприемлемо.
Ульяна посмотрела на маленькое окно, залепленное снегом, и произнесла:
– Вы очень нетерпеливый человек.
– Да. Возможно, – согласился Дмитрий. – Но ведь и вы тоже.
Ульяна взглянула на Бурова.
– А что будет, если снегоход сломается по дороге к айсбергу?
– Мы вызовем помощь.
– А что, если помощь… задержится?
– Тоже ничего страшного. В снегоходе есть «комплект выживания».
– Комплект выживания?
– Да.
– И что же в него входит? – насмешливо прищурилась Ульяна. – Банка тушенки и одеяло?
Буров улыбнулся.
– Вы меня недооцениваете. Там есть все, что поможет продержаться до прихода помощи. Еда, термопалатка, спальные мешки с подогревом. Есть даже сверхпрочные и сверхлегкие пластиковые сани.
– На тот случай, если вы решите немного прогуляться по снежной пустыне?
– Точно! – засмеялся Дмитрий. – Знаете, Ульяна, а почему бы нам не перейти на «ты»?
– Можно и перейти, – улыбнулась девушка. – Но тогда, кажется, нам придется выпить на брудершафт?
– Ну, так давайте выпьем! Или вы против?
– Нет. Совсем нет.
Дмитрий взял бутылку и плеснул коньяк по бокалам. Потом они, улыбаясь, переплели руки.
– За дружбу! – провозгласил Дмитрий.
– За дружбу, – согласилась Ульяна.
Они отпили по глотку и поцеловались.
– Замечательно, – улыбнулся Дмитрий. – Теперь у меня есть еще один друг.
– Это я должна радоваться, а не ты, – заметила Ульяна. – Тебе от нашей дружбы никакой выгоды. А у меня появился друг-миллиардер.
Она отпила еще глоток, посмотрела на бокал задумчиво и сказала:
– Знаешь, что мне напоминает происходящее?
– Что?
– Пир во время чумы.
Дмитрий нахмурился.
– Странная ассоциация.
– С мужской точки зрения, возможно. Но с женской – все очевидно. На американской обсерватории все посходили с ума и поубивали друга друга. В морозильной камере на кухне нашей станции лежит замороженный мертвец, которому больше ста лет. А мы с тобой сидим и пьем коньяк. Думаю, всему виною то, что здесь нет женщин. Кроме меня, разумеется. Но я одна, поэтому не в счет. В женской компании подобное было бы просто невозможно.
– И что бы делали на нашем месте женщины?
– Не знаю. Но, по крайней мере, они бы не вели себя так, будто все в порядке и ничего страшного не случилось.
– Ясно. – Буров насмешливо прищурился. – Вообще-то я не большой поклонник чисто мужских компаний. Но, думаю, нам повезло, что на станции ты – единственная женщина.
Ульяна улыбнулась, сделала глоток.
– Ну вот видишь! – проговорила она с упреком. – И я веду себя как мужчина – пью коньяк, улыбаюсь, флиртую… Я тоже поддалась мужскому безумию.
– Так ты со мной флиртуешь? – вскинул брови Дмитрий.
– Конечно. А ты не заметил?
Они посмотрели друг другу в глаза. Ульяна отвела взгляд первой, задумчиво провернула бокал в тонких пальцах.
– Знаешь… Когда я окончила институт, то думала, что передо мной открыты все двери. Я молодая, талантливая и всем нужна. Продюсеры только и ждут, чтобы я что-нибудь отсняла для них. А организаторы кинофестивалей потирают руки от нетерпения и спрашивают друг друга: «Нет ли чего-нибудь новенького у Ульяны Макарской?» Я думала, что буду нарасхват… – Ульяна грустно улыбнулась. – Но, как выяснилось, я никому не нужна.
Дмитрий вгляделся в ее лицо и непонятно проговорил:
– Надо же.
– Что? – насторожилась Ульяна.
– С виду ты такая… такая сильная и несгибаемая. А внутри…
– Мягкая и гибкая?
– Что-то вроде того.
Ульяна хмыкнула. Слышать о своей «мягкости и гибкости» ей было не слишком-то приятно. Она даже пожалела, что приоткрыла дверцу своей души перед практически чужим ей человеком. Что, если тот сейчас насмехается над ней?
Девушке захотелось сказать ему что-нибудь грубое и резкое, но она не успела. Дмитрий вдруг обнял ее рукой за талию, притянул к себе и поцеловал в губы.
На секунду у Ульяны перехватило дыхание. Потом она слегка отстранилась и, взглянув Бурову в глаза, тихо спросила:
– Что ты делаешь?
Дмитрий улыбнулся.
– А на что это, по-твоему, похоже?
– Ты соблазняешь меня?
– Да.
– И ты уверен, что я не дам тебе отпора?
Буров покачал головой:
– Нет, не уверен. Честно говоря, я смущен как мальчишка. И мне это нравится. Я давно забыл, что значит волноваться в ожидании отказа.
Ульяна перевела дух.
– Сладкоголосый миллиардер… – насмешливо выдохнула она. – Наглый, самоуверенный соблазнитель… Привык, что перед тобой открываются все двери?
Дмитрий покраснел.
– Да, но…
Ульяна положила палец ему на губы.
– Чего же ты ждешь? – прошептала хрипло. – Поцелуй меня еще раз, пока я не послала тебя к черту.
Ульяна выпростала из-под одеяла голую руку и нащупала на тумбочке сигареты. В душе у нее все еще было как-то пусто, но страх ушел.
– Ульяна, – окликнул ее из темноты голос Дмитрия.
– Что? – отозвалась она и щелкнула зажигалкой. С некоторой досадой подумала:
«Сейчас начнет задавать обычные мужские вопросы – понравилось ли мне… хорош ли он был… Все как всегда».
Но Ульяна ошиблась. Дмитрий посмотрел, как она прикуривает, и вдруг спросил:
– Почему ты стала режиссером?
Ульяна потушила зажигалку. Несколько секунд молчала. Потом ответила – так откровенно, как только могла:
– Это нереализованная мечта моего отца. Он умер несколько лет назад.
– Ты сильно его любила?
Она прищурила глаза и качнула головой:
– Нет. Думаю, я его ненавидела.
– Не понимаю.
– Да, это трудно понять, – с горькой усмешкой проговорила Ульяна. – Он был сильным, красивым и дерзким мужиком. Я бы сказала – настоящим мужиком. И, как многие «настоящие мужики», часто прикладывался к бутылке. Ему и в трезвом виде было плевать на всех и на все, а в пьяном он становился настоящим демоном.
– Буянил и устраивал скандалы?
– Нет. Совсем нет. Демоны не буянят. Демоны вершат зло. Подталкивают падающих, унижают ближних.
Дмитрий нахмурился.
– Что же он с вами делал?
– Да, в общем, ничего особенного. Бил мою маму. Заводил романы на стороне. А на меня почти не обращал внимания, будто я была собачкой, которая путается под ногами. Но во всем, что он делал, была какая-то равнодушная злоба. Словно весь мир ему давно и сильно наскучил, и даже сил на то, чтобы ненавидеть этот мир, у него не осталось. Он смотрел на нас с мамой… ну, как на муравьев…
Ознакомительная версия.
