У него действительно было дело, вроде. Она кивнула, и он повел ее к ближайшему лабораторному столу, на котором содержалась неопределенная груда вещей под серым покрывалом. Мирнин сдернул покрывало, словно фокусник, представляющий трюк, практически с «Та-да!».
Модель выглядела хуже, чем была, когда она последний раз была здесь. Она выглядела, как совершенно безумный, случайный набор деталей, соединенных без какой-либо разумной идеи. Везде проходили провода, перекручиваясь в клубки, и он использовал провода самых разных цветов, что все это приобрело странный радужный вид, который имел еще меньше смысла. Было действительно не так много что сказать, кроме как:
— Что это?
— О, Клер, это моя последняя попытка восстановить барьеры вокруг города; что ты об этом думаешь? Послушай, я добавил вакуумные насосы здесь, и здесь, и новый набор механизмов, и…
— Мирнин, остановитесь. Просто… остановитесь. — Она закрыла глаза на секунду, думая, что я умру и, наконец, заставила себя взглянуть на него снова. — Давайте начнем с самого начала.
Где вход?
— Вы имеете в виду точку, в которой энергия проникает в систему?
— Да.
— Здесь. — Он коснулся чего-то в середине устройства, что имело еще меньше смысла. Это выглядело как воронка из яркой, блестящей латуни. В самом деле, это выглядело почти как рог.
— А тогда как же… ах, энергия поступает? — Разве это не очевидно? Нет? Я сейчас расплачусь из-за состояния государственных школ. — Он провел два провода, один, расходящийся в переплетение труб, и другой, присоединяющийся к тому, что выглядело как часы, только на циферблате не было цифр. — Он наполняется энергией в дневные часы, но становится самым мощным ночью, под влиянием луны, вот почему я сделал некоторые его части из элементов, которые резонируют с лунным циклом. Я попытался уравновесить влияние различных элементов, день и ночь, для достижения идеальных колебаний. Это очевидно.
Если вы были не в своем уме. Клер вздохнула.
— Мы должны начать сначала, — сказала она. — Просто начать с нуля и построить его заново.
Одна вещь за раз, и вы объясните мне, что она делает, хорошо?
— Нет необходимости начинать все заново. Я был совершенно…
— Мирнин, — Клер прервала его. — Нет времени на споры, помните? Нам потребуется целый день, чтобы разобрать эту вещь на части, но мне необходимо понять, что вы делаете. Серьезно.
Он обдумывал это, долго глядя на нее, и затем неохотно кивнул.
— Очень хорошо, — сказал он. — Давайте начнем.
Вскрытие сумасшедшей научной машины Мирнина было самой странной вещью, которую Клер приходилось делать в Морганвилле, и это, определенно, было новым рекордом. Некоторые части были скользкими, и ощущались почти… живыми. Некоторые были ледяными. Некоторые были горячими — такими горячими, что она обожгла пальцы о них. Выяснять, почему, казалось, не принесет пользы; у Мирнина не было объяснений, которым она могла следовать, поскольку они отходили от науки, и отправлялись в алхимию. Но она методично ломала машину, маркируя каждую часть, и рисуя диаграмму, на которой она отмечала каждую нужную вещь.
Устройство, которое предполагало создание своего рода обнаруживающего поля вокруг границ города, а затем, на втором этапе, физически отключало транспортные средства, которым не был разрешен выезд, а затем, на третьем этапе, выборочно стирать воспоминания, было…
Непонятным, на самом деле. Она могла видеть части, которые сделал Мирнин — обнаруживающее поле было самой простой частью. Она даже могла исследовать чисто механическую часть, такую как устройство вызывающее неполадки в электрической системе транспортных средств… приводя к другой, более сложной проблеме, как перезагрузка человеческого мозга. Но все это было просто… странно.
Понадобилось несколько часов, как вдруг, когда она вырисовывала дополнительный модуль для вакуумного насоса, который, казалось, излучал холод, хотя она не знала каким образом, Клер увидела… что-то. Это была словно вспышка озарения, один из тех моментов, которые иногда приходят к ней, когда она думала о высших проблемах физики. Не совсем расчет или логика. Инстинкт.
Она увидела, что он делал, и на одну секунду, это было прекрасно. Безумно, но в какой-то степени красиво. Как и все, что делал Мирнин — переплетая основные законы физики, сгибая и переделывая их, пока они не становились… чем-то еще. «Он гений», — подумала она. Она всегда знала это, но это… это было чем-то другим. Чем-то выходящим за пределы его навыков и странностей.
— Это сработает, — сказала она. Ее голос звучал странно. Она осторожно поставил вакуумный насос на свое место, на тщательно размеченный холст.
Мирнин, который сидел в своем кресле, устроив свои ноги поудобнее на подушку, посмотрел вверх. Он читал книгу, через маленькие квадратные очки, которые могли бы когда-то принадлежать Бенджамину Франклину.
— Ну, конечно, это сработает, — сказал он. — А чего ты ожидала? Я знаю, что я делаю.
И это говорит человек, одетый в одежду из магазина О-Боже-Мой-Нет, и его потертые тапочки с зайчиками-вампирами. Он скрестил ноги в щиколотках на вершине подставки для ног, и оба красных рта зайчиков были распахнуты, показывая их резкие, заостренные зубы.
Клер улыбнулась, внезапно наполнившись энтузиазмом от того, что она делает.
— Я не ожидала ничего другого, — сказала она. — Когда обед?
— Вы, люди, всегда едите. Я сварю тебе суп. Ты можешь есть его, продолжая работать.
Мирнин отложил свою книгу и пошел вглубь лаборатории.
— Не используйте тот же контейнер, что вы использовали для яда! — Заорала Клер ему вслед. Он махнул бледной рукой. — Я серьезно!
Она посмотрела вниз на машину. Вспышка интуиции исчезла, но волнение оставалось, и она начала отвинчивать следующую часть. Она была измучена, и она понятия не имела, сколько было время. Время не существовало в лаборатории Мирнина; лампы всегда горели. Там не было ни окон, ни часов, ни ощущения, как долго она она здесь простояла, возясь за этим столом.
Казалось, прошли дни. Она смогла присесть лишь тогда, когда отправилась в ванную — даже Мирнин признал, что он не думает, будто Амелия назначила для нее запрет на привилегии пользоваться туалетом.
Он продолжал приносить ей чашки с разными вещами. Суп, когда она была голодна. Кофе.
Содовая. Однажды, незабываемо, стакан апельсинового сока, на вкус, как солнце — по крайней мере, насколько она могла вспомнить солнце.
Она так устала. Она уже едва могла удерживать свои инструменты, а ее руки стали неуклюжими и болели. Ее спина горела. Ее ноги дрожали от усилия стоять ровно. Она не могла работать сидя, поскольку стол располагался высоко, и, когда она пыталась остановиться и присесть на мгновение, Мирнин всегда была там. На этот раз, когда она двинулась к стулу, он вдруг издал яростный крик, и отбросил его назад, через половину лаборатории, где она ударился и покатился с шокирующим шумом.
