– Да, – ответил Чубакка болезни. Когда он серьёзно о чём-то думал, мысли развивались прямолинейно, – да, ты внутри меня. Я вдохнул тебя, когда открылась дверь камеры. Так же и Хан вдохнул тебя и тут же стал кашлять и задыхаться. Но потом врач дала нам лекарство.
Болезнь в гневе закричала. Но он уже не слышал.
Тяжесть в груди пропала. Он опять мог дышать, горло больше не сжималось, пропуская воздух. В глазах тоже прояснялось. Он уже видел взволнованные лица стоящих рядом Хана и врача.
Вот истинная песнь Дня жизни.
Тело наполнялось силой. То была сила его семьи и дома. Он сел, но ничего не сказал. Он ещё не верил в эту силу. Чубакка поглядел на руки. Они были чистые. Он облегчённо вздохнул. Это было всё равно, что прийти домой и увидеть знакомые лица. Крики пропали совсем. В доме, где он родился, играла музыка.
* * *
– Осторожно, – Захара открыла пакет с бинтами и пластырем.
Она постаралась получше залечить небольшую рану, оставленную на горле шприцем. Захара с трудом видела сквозь шерсть, но пальцы сами нащупали нужное место.
– Надо будет поскорее очистить ранку. Как ты себя чувствуешь?
Чубакка рыкнул хрипло, а потом уже громче.
– Ты в порядке, приятель? – спросил Хан, а после утвердительного рявканья Чуви обратился к Захаре: – Дамочка, тебе крупно повезло.
– Нам всем повезло, – ответила она. – Если антивирус сработает, вы оба будете неуязвимы для заразы.
Они помогли Чубакке подняться – для этого пришлось напрячься обоим. Хан всё время следил за ним, как бы тот не грохнулся снова, но вуки уверенно стоял на ногах.
– Сможешь идти, дружище? – спросил Хан.
Чуви опять рыкнул.
– Ладно, забудем.
* * *
– К турболифтам сюда, – Захара указала за угол. – Можем вернуться. Осторожнее, не наступайте на...
Все трое остановились.
– Куда подевались тела? – спросил Хан. – Где мёртвые стражники?
Захара оглядела пол, где до этого лежали тюремщики. Их видели все.
Но сейчас их там не было.
– Может, они и не умерли? – задумался Хан.
– Я же осмотрела их.
– Значит, кто-то пришёл и утащил их. Не знаю... может, какой дроид-техник или ещё кто-то, – он посмотрел на неё. – Наверное, хватит стоять здесь и рассуждать?
Захара задумалась. Может быть, 2-1В действительно спустился за ней и унёс все трупы? Однако это ей показалось маловероятным. Бластеры тоже пропали, отметила она, включая тот, который она выкинула из комнаты.
Что-то скрипнуло в полутьме, в стене включились какие-то сервомеханизмы. От неожиданности Захара чуть не подпрыгнула и вдруг поняла, что Хан прав. Надо уходить отсюда. Прямо сейчас.
– К турболифтам сюда, – повторила она.
Хан и Чуви последовали за ней. Двери закрывались, пока они плыли наверх.
– Куда мы идём?
– В медсанчасть. Нужно поговорить с Мусором.
– Каким мусором?
– Моим дроидом-хирургом.
– И ты назвала его Мусором? Как "космический мусор"?
– Космический мусор, программный мусор... – она пожала плечами, почувствовав облегчение о того, что выбралась из сырого и тёмного коридора, облюбованного крадущимися тенями. – Сначала это была такая шутка, а потом прилипло к нему.
– И ему всё равно?
– Он думает, что его так любя зовут, – сказала она и вдруг поняла, что на самом деле так оно и есть.
Хан вздохнул, когда лифт достиг уровня медсанчасти и остановился. Захара хорошо помнила коридор, заваленный телами стражников и штурмовиков, не попавших в медсанчасть – их были десятки. Тела лежали одно на другом, в лужах рвотных масс. Смрад здесь должен быть сильнее, подумала она. Она ждала, что Хан что-нибудь скажет на эту тему, в удивлении закроет рот руками, остановится, не веря своим глазам, как она, когда впервые это увидела.
Турболифт остановился, и двери открылись в вестибюль. Захара приготовилась к неприятному зрелищу и, выглянув, испытала шок, только совсем по другому поводу; быстрый и сильный. Ноги потяжелели и ослабли одновременно.
Все тела пропали.
Хан и Чуви молча проследовали за Захарой по коридору. Хану не особенно нравилось, что врач косилась по сторонам и поглядывала через плечо. Надо признать, она была симпатичной, но страх на её лице портил всё впечатление. И она что-то скрывала. По опыту он знал, что женщина в сочетании с тайной давала гремучую смесь, которая могла рвануть сильнее, чем вышедший из-под контроля ядерный реактор.
– Далеко ещё? – спросил он.
Она не ответила и даже не глянула на него, а только подняла руку: то ли "заткнись", то ли "стойте", то ли и то, и другое. Хан обернулся к вуки, чтобы вслух полюбопытствовать: сколько ещё им терпеть такое к себе отношение?
Они уже давно находились в плену, несколько недель с тех самых пор, как имперцы взяли "Тысячелетний сокол" на абордаж и конфисковали корабль вместе с грузом. Специальным челноком их доставили на эту баржу – ещё пару неизвестных контрабандистов, до которых нет дела остальной галактике.
Так бы они и закончили свои дни здесь, если бы несколько дней назад Хан не потерял терпение и не попытался устроить побег во время хорошо разыгранного беспорядка в коридоре. Он от души врезал стражнику, Чуви бросил штурмовика через стол, а потом они помнили лишь темноту.
Было очень темно.
В карцере они большей частью гадали, что будет с ними дальше, с кем бы организовать побег, если такое вообще возможно. У контрабандистов почти нет друзей, а таких, которые ради Хана рискнут своей головой, вообще не было. Ему в первый раз пришла в голову мысль, что они с Чуви проведут остаток своих дней в тёмном и тесном исправительном каземате.
Захара остановилась, повернулась и глянула в открытый люк. Хотя Хан ещё ни разу здесь не был, он догадался, что это медсанчасть. Он подошёл к ней, тоже посмотрел внутрь, а потом на Захару. По выражению её лица он понял, что, когда она отсюда уходила, всё выглядело совсем по-другому.
Все койки были пусты.
Всё медицинское оборудование, мониторы, насосы работали, мигали, жужжали сами по себе, но капельницы, трубки и катетеры висели просто так. Из капающих лечебных жидкостей уже набрались лужицы. Запачканные потом и кровью одеяла и простыни висели в беспорядке, а иногда и просто валялись на полу. От повисшей тишины Хан невольно напряг плечи, а правой руке стало неудобно от отсутствия бластера там, где он обычно висел. Хан заставил себя успокоиться.
– Как здесь беспокойно! – сострил он.
Захара помотала головой.
– Когда я уходила, тут было полно больных.
