— Им тоже дадут вина? — Геновефа потерла висок и хихикнула. — Неужели в крепость завезли столько бочек? Да и как они смогут трудиться наутро, если напьются?
— Им дадут медовый напиток, — ответила Ранегунда.
Геновефа как заведенная закивала, потом хихикнула снова.
— Интересно, им это понравится?
— Крестьянам? — спросила невпопад Ранегунда и подосадовала — как на себя, так и на никчемность затеянной болтовни.
Пентакоста уже поднялась с колен, но не пошла к ним, а, улыбаясь каждому из мужчин, неспешно двинулась к очагу и наконец встала около Руперта. Там она и осталась стоять, поигрывая глазами и поправляя накидку, из-под которой то и дело выглядывали кружева блузы.
— Дух Христа Непорочного! — произнесла с изумлением Геновефа и в ужасе прикрыла рот ладонью. — У меня кружится голова, — сообщила она через мгновение.
— Не у тебя одной, — отрезала Ранегунда и, чтобы сгладить грубость, сказала: — Говорят, причастие сродни вознесению на Небеса. Возможно, поэтому сейчас все вокруг так сверкает.
Геновефа опять закивала и неопределенно взмахнула рукой, потом уставилась на припавшую к чаше Дагу. Ей захотелось окликнуть подружку, но это было бы верхом неуважения к службе, и она вновь посмотрела на Ранегунду, чтобы с некоторой запинкой произнести:
— Боюсь… нам будет трудненько с Ньорбертой. Вчера она жаловалась на сильную боль в животе.
— Это из-за поста, — машинально откликнулась Ранегунда и, спохватившись, решила исправить оплошность: — Она болеет с тех пор, как понесла.
— Говорят, ей предстоят тяжелые роды, — Геновефа перекрестилась. — Да защитят ее Христос Непорочный и все старые боги.
— Пусть и они, как все мы, присматривают за ней, — великодушно позволила Ранегунда. — Что, жена Калфри подготовила травы?
— Винольда считает, что нескольких трав не хватает, — ответила за подругу подошедшая Дага. — Но она обещает сделать что сможет, хотя…
— Рождественская месса всегда великая радость! — перебила ее жена капитана Мейриха, с трудом вставая с коленей.
Ранегунда изо всех сил постаралась изобразить на лице абсолютнейшее согласие с мнением пожилой дамы, отчего голова ее вновь пошла кругом, а грустный образ бедняжки Ньорберты растворился в туманной дали — за пределами праздничного сияния.
— Брат Эрхбог сегодня был особенно красноречив, — нетвердым голосом произнесла она.
— Рождение Христа Непорочного, — подхватила Геновефа с пылающим от восторга лицом, — величайшее из событий! Оно делает зиму похожей на лето.
— Как и на другие прекрасные дни, — добавила жена Мейриха, от избытка чувств хлопнув в ладоши и едва не выронив хлебец. — Жаль, конечно, что мы не празднуем солнцестояние, но ведь это не слишком большая плата за такое вино. В лесу всегда можно найти остролист, но вина там не сыщешь. — Ее приглушенный смех звучал весело и добродушно. — У нас над каждой кроватью висит остролист. Разве имеет значение, что его нет в общем зале?
— Или в часовне, — высказалась Геновефа, заставив Ранегунду поморщиться, ибо та мгновенно вспомнила о скромном строении возле западной стены крепости. Темное и продуваемое насквозь, оно было сооружено лет двадцать назад, и крыша его уже протекала по меньшей мере в дюжине мест, несмотря на непрекращающиеся попытки ее залатать.
— Брат Эрхбог объявил, что собирается искоренить у нас все, что напоминает о старых богах, — глубокомысленно сообщила жена капитана. — Ну что ж, у него есть право решать, как лучше всего угодить Христу Непорочному.
Ранегунде хотелось что-то на это ответить, но возникавшие в голове неуклюжие мысли не желали воплощаться в слова. Думать было труднее, чем распутывать тугие узлы руками в перчатках, и все же она не сдавалась. Наконец ей удалось с натугой произнести:
— Если бы старые боги обратились к Христу, нам вновь разрешили бы украшать этот зал остролистом. Брат Эрхбог тогда бы, мне кажется, не возражал.
В общее оживление, вызванное этой тирадой, решила внести свою лепту и Дага:
— Сегодня прекрасный день, но он был бы еще лучше, если бы нам дали поесть.
Другие женщины так охотно с нею согласились, что брат Эрхбог гневно покосился на них, а стоящие рядом мужчины поинтересовались, из-за чего поднят шум.
— Мы голодны, — пояснила Геновефа. — Мессе нужны наши души, но нашим телам нужна пища.
— Вы все еще не до конца покорились Христу, — заявил брат Эрхбог, и в зале сделалось тихо. — Когда это произойдет, вы испытаете насыщение, коего вам не даст никакая земная еда.
Ранегунда оглядела тощего как щепка монаха.
— У нас нет твоего призвания, брат, и наша плоть, несомненно, слабее твоей, а потому мы надеемся, что Христос Непорочный простит нас.
Последнее было прибавлено, чтобы предупредить новую проповедь, ведь два года назад брат Эрхбог разглагольствовал на подобном богослужении более трех часов, и за это время две жарившиеся свиньи вконец пересохли и подгорели.
Староста давая понять каждому, что месса все еще длится, расправил сутулые плечи и с решительным видом замер в дверях, полураскрытые створки которых пропускали в зал холод и скудный утренний свет.
— Это моя вина, что вы до сих пор не отвернулись от земных нужд, — смиренно сказал брат Эрхбог, заканчивая раздачу вина и хлеба. — Должно быть, я плохой пастырь.
— Во всем виноват снег, — возразил Рейнхарт. — Если бы его столько не навалило, мы держались бы бодрее. — Он указал на двери. — Снегопад все усиливается. Взгляните на небо. Оно похоже на белую простыню.
— Что предвещает суровую зиму, — добавил Калфри, косясь на жену и вновь обращая свой взгляд к Пентакосте.
— Тем больше у нас резонов искать вышней защиты, — сказал брат Эрхбог, и его ввалившиеся глаза засияли. — Христос Непорочный является покровителем всего мира. Он примет всех, кто придет к Нему с покаянием и любовью, ибо милость Его не знает границ. В Нем нет ничего, кроме благости, и благость сия готова пролиться на вас. Если мир обходится с вами жестоко, отриньте его и придите в Христовы объятия. Вам тут же отпустятся все прегрешения, и мир окажется неспособным вас чем-нибудь уязвить.
— Но снег есть снег, и вера в Христа — недостаточная защита от холода, — вступил в разговор Амальрик, только что расправившийся со своим хлебцем и озиравшийся в поисках дополнительной порции чего-либо съестного. — А мой желудок бурчит независимо от того, молюсь я или нет.
— Некоторые подвижники могут сидеть на снегу совершенно нагими, не чувствуя ничего, кроме теплого дыхания рая, — назидательно проговорил брат Эрхбог и добавил: — Я пока еще не достиг такой степени веры, но усердно прошу Господа ниспослать ее мне.
