Ознакомительная версия.
Видимо, все недоумение и растерянность минуты отразились у Бетизака на лице; Люцифер глянул на него и засмеялся.
— Ты что, ждал, что я тебя в пыточную поволоку?! Оставь… Я — если пожелаю, конечно — и без чьей-либо помощи, и в самой уютной обстановке могу причинить т а к у ю боль, что даже Мастер Безумия хвост подожмет. Так что доверься мне и постарайся не кричать… — и он снова засмеялся.
Их ладони соприкоснулись, пальцы тесно и крепко переплелись; в ту же секунду Бетизак сомкнул ресницы. Минуту-другую ничего не происходило, только постепенно учащалось дыхание Люцифера. И вот наконец Пейре Бетизак, бывший казначей герцога Беррийского, почувствовал, как пальцы, так плотно переплетенные с его собственными, начинают удлиняться и холодеть. Вскоре ему казалось, что кисти его рук вплоть до запястий оплетены клубками змей. Когда же он услышал голос своего нынешнего хозяина, то чуть не сорвался и не нарушил его просьбу — не кричать… Голос Люцифера, и без того не совсем человеческий, сейчас звучал то как хриплый клекот, то как разъяренное шипение; но говорил он вполне разумные вещи, и Бетизак вскоре успокоился и даже стал понимать, о чем, собственно, идет речь.
— Так, посмотрим, посмотрим… чем же наградил тебя Всевышний… Отлично, я не ошибся; Ата, ты только посмотри, в основе субстанции — честность, да какая… истинный алмаз… Оставляем… какому же хозяину нужен нечестный слуга. А еще, друг мой, я оставлю тебе снисходительность — иначе тебе будет противно и скучно с людьми, и пусть они останутся тебе интересны… А вот это тебе только помешает… тихо-тихо, я объясню. Во-первых, жалость. Даже ваши жалкие докторишки вытравляют в себе это качество — на всех не напасешься, говорят они… и это тысячу раз верно! Не для докторов, конечно, а для тебя. Во-вторых, твоя милая детская доверчивость. В-третьих, способность любить, сожалеть, тосковать… ни к чему. Только силы отнимает. Ну, и еще кое-что…
До этого момента Бетизак ощущал только неприятный холод в области сердца, словно ледяные щупальца обвили его и сжимали, пробуя на прочность. И вдруг на него обрушилась такая боль, что по сравнению с нею костер показался бы тихой лаской. Тупые иззубренные когти впились в его грудь, вскрыли ее, взломали ребра как сухие тростинки… и сердце его легло в обжигающе-ледяную ладонь хозяина. Бетизак сквозь туман почти непереносимого страдания почувствовал, что Люцифер склонился к его разверстой груди и ощутил, как в нежную, трепещущую плоть сгустка его души впиваются жадные, острые зубы и начинают неторопливо, тщательно выгрызать клочок за клочком. И — сколь ни невероятно это звучит — вместе с чудовищной болью расчеловечивания еще не Мастер Теней, но уже и не Пейре Бетизак чувствовал облегчение и почти что удовольствие. И еще — благодарность… благодарность за то, что он не любил больше Алиенору и не тосковал по ней, за то, что не мучался сожалениями по поводу проигрыша Грезийону, за то, что не жалел более никого и ни о чем…
Наконец, Люцифер отстранился, хрипло и влажно дыша. И тому, над кем он так славно потрудился, вдруг захотелось открыть глаза и посмотреть на него. Человек (не совсем, впрочем) с трудом подавлял это желание, его веки предательски затрепетали, но Люцифер оказался быстрее.
— А-ххх-та-ррххха, — имя помощницы почти потонуло в рычании, но ей это не помешало; и тут же на глаза нового слуги легли нежные, теплые, маленькие ладони… ресницы встрепенулись, словно мотыльки, пойманные в горсть, и успокоились.
— Не бойся… Господину еще предстоит преодолеть твою смертность, а Владычица так просто никого не отпускает, тебе придется почувствовать ее… и не один раз… — прошелестел на ухо будущему Мастеру чуть хрипловатый, чувственный голос.
Люцифер тем временем развернул руки своего слуги ладонями вверх и отпустил их. Затем взял левую руку и повел чем-то острым вдоль линии жизни все дальше и выше, за сгиб запястья; из пореза тут же начала сочиться кровь… хозяин слизывал ее. Линия захлестнулась петлей и вернулась к своему началу. И в этот момент Бетизак с ужасом понял, что умирает. Нет никаких Адских Садов, никаких подземных дворцов, нет ничего и никого, только невозможная боль пузырящейся ожогами кожи и удушье, разрывающее грудь. Он, Пейре Бетизак, покинутый всеми ангелами и демонами этого мира, задыхается от едкого дыма в пламени костра. А потом — тихо угасает в одинокой, неуютной постели старого холостяка, оплывая последним холодным потом как гаснущая свеча — воском. А потом — истекает кровью на каком-то неведомом поле брани, среди тысяч тел себе подобных. А потом — тонет в море, оглушенный огромной волной. А потом… Он пережил не один десяток смертей, прежде чем Владычица решила, что с него довольно; но каждая из них — от легкой до мученической — была ему равно страшна и ненавистна. То острие, которым Люцифер вычертил новую линию его жизни (кажется, это был коготь…), впилось в ее основание, вонзилось в самые глубины его существа… и внезапно все закончилось.
— Открывай глаза… ученик, — голос у Люцифера был усталым, но довольным, — на сегодня все. Пойдем, тебе надо отдохнуть. Приляг вот здесь, — он уложил обессилевшего уже — не — человека на низкое ложе, прикрыл его каким-то темным мехом, присел рядом.
— Я… очень… кричал?… — едва дыша, спросил тот.
— А как же… Да не переживай, здесь тебе этого никто не поставит в упрек… Ну, будет с тебя на сегодня. Отдыхай.
И Люцифер провел рукой по лицу лежащего, словно стирая следы пережитого, а подошедшая неслышно Ата положила свою легкую ладонь ему на лоб… Сон пришел мгновенно и свалил его, как тяжкая болезнь.
Вот уже несколько недель ученик Тени жил в покоях Люцифера. Его обучение продвигалось поразительно быстро, хозяин был им доволен. Первое, что будущему Мастеру Теней пришлось выучить — это язык, на котором были составлены все заклинания, управляющие Тенью; язык древний, мелодичный и грозный.
— Кто говорил на этом языке, Хозяин?
— Сколько раз тебе повторять: зови меня по имени… ведь ты мне не раб. А что касается языка… Видишь ли, на земле, кроме вас — людей, жили еще расы, так сказать, побочные дети Творца. С вашим приходом некоторые из них ушли в тень, спрятались, некоторые — совсем исчезли… до поры. И был некогда народ — прекрасный, дивный народ… Они чтили мудрецов, славили воинскую доблесть, воспевали красоту своих женщин… но и только. Они были настолько прекрасны и совершенны, что каждый из них заменял самому себе все и вся; так что мир, в результате, оказался им попросту не нужен. Кстати, некоторые из них стали моими слугами… и не последними. Россказни отцов-проповедников о происках суккубов вкупе с инкубами весьма близки к истине. А язык их действительно хорош… Итак, назови мне слова, отпирающие врата гнева.
Ознакомительная версия.
