– Зачем?
– Просто протри! Я хочу посмотреть!
Пашка, ворча что-то себе под нос, послушно провел канвой по портрету. С него опять смотрело Алинино лицо, только чуть более тусклое. Мальчик снова принялся креститься, а девочка, которую прошиб холодный пот, полезла в карман за платком и вскрикнула.
– Что с тобой? – озабоченно поинтересовался Пашка.
– Палец уколола! – Алина с досадой посасывала указательный палец, на котором выступили алые капельки. – Совсем про эту иголку забыла!
Девочка расстегнула куртку, осторожно вытащила из подкладки иглу, которая совсем недавно была для нее последним средством самообороны, и с досадой швырнула ее в сторону памятника. Раздался треск.
Ребята оглянулись и дружно ахнули. Памятник, еще недавно казавшийся таким крепким, раскололся на части и теперь представлял собой жалкие обломки. От портрета на нем и вовсе остались такие мелкие осколки, что невозможно было понять, что на них когда-то было изображено.
Алина потянулась вперед и вдруг рухнула на землю. Какая-то сила не давала ей даже поднять голову. Девочке казалось, будто на нее навалился кто-то тяжелый. Пашка суетился рядом, пытаясь ее поднять, но у него не получалось оторвать ее от земли даже на миллиметр. Алина слышала его голос, доносившийся глухо, как сквозь вату. Кажется, он собирался поднимать ее с помощью рычага. Если бы у нее были силы, она бы рассмеялась, настолько нелепой представлялась подобная картина.
Давление между тем все усиливалось. Алину буквально вдавливало в землю, она уходила в глубину. Еще немного – и ее нос и рот должны были оказаться на уровне почвы. Неужели она задохнется, а потом вся уйдет под землю? Нужно было бороться, дергаться, сопротивляться изо всех сил, но девочку охватил какой-то странный покой. Она мечтала о том, что сейчас все закончится и больше не нужно будет никуда спешить, ничего делать. Только лежать и спать… Звуки вокруг становились все глуше, а земля, еще недавно казавшаяся мерзлой и жесткой, теперь представлялась лучше самой мягкой постели.
Перед глазами Алины вместо реального окружения развертывалась странная картина. Ей грезилось, будто весь мир вокруг – это одна огромная, неоконченная вышивка, которую должна закончить она сама, так, как ей это захочется. Он составлял единую огромную схему, а все ее элементы, в том числе люди, были в ней только наборами крестиков. При желании их можно было распустить и вышить заново, уже другими, измененными, и все это только при помощи иголки и нитки. В этом мире хозяйкой будет только она.
Внезапно все исчезло. Алина лежала на холодной жесткой земле, наполовину вдавленная в ямку. Над ней стоял Пашка с невесть откуда взявшимся ножом, причем держал он его рядом с ее шеей. Вид у мальчика был самый решительный, и Алина, глядя на него, даже немного испугалась. А вдруг он спятил, совсем как те старики? Вдруг тоже решил, что ведьму надо убить? А что – место для жертвоприношения самое подходящее! Ей даже показалось, что она только что чувствовала прикосновение ледяной, обжигающей стали к своей шее.
– Ты чего это? – робко спросила девочка и вдруг поняла, что теперь может легко и свободно шевелиться, что больше ее никто не держит. Она с удовольствием приподнялась, все еще с опаской поглядывая на Пашку.
– Освободил тебя, вот… – коротко ответил он.
– То есть как освободил? – Алина поднялась на ноги и с отвращением отметила, в каком жутком виде ее одежда. Наверное, и лицо было не лучше, так что даже хорошо, что она его не могла видеть.
– Колдовской амулет убрал, – пояснил Пашка.
– Амулет? – Алина укрепилась было во мнении, что у него помутился рассудок, и вдруг заметила, что не чувствует на шее привычной тяжести. Она провела рукой по груди и убедилась, что крестик исчез.
– Я цепочку перерезал, а он в землю ушел, – продолжил немногословный рассказ мальчик. – Ну а ты, значит, освободилась…
Алина посмотрела на то место, где еще недавно лежала. Там, где только что находилась ее шея, она увидела что-то вроде узенькой норы. Девочка протянула было туда руку, но по ней тут же легонько, но ощутимо ударил Пашка.
– Ты совсем больная? – сердито спросил он. – В землю захотела?
Алина хотела возмутиться или даже ударить мальчика, но вдруг поняла, что он прав. Лучше было оставить этот загадочный крестик здесь, в земле, рядом с его прежней хозяйкой. А потом она подумала, что и иголка вернулась к ней очень кстати. Ведь все неприятности начались с укола найденной иголкой, а закончились – уколом и иголкой брошенной, потерянной. Пусть уж и иголка вернется к своей хозяйке.
Только сейчас девочка поняла, что чувствует себя превосходно. Пашка тоже больше не походил на больного. Ощущать себя совершенно здоровой было просто замечательно!
– Знаешь что, – решительно сказала Алина, припомнив все недавние события, – мне нужно вернуться в дом!
– Там же эти… – начал Пашка, но потом решительно мотнул головой, словно отгоняя какое-то наваждение: – А, пойдем! – Он вдруг понял, что сейчас им уже никто не страшен. К тому же надо было все же попытаться спасти дом от пожара. – Вот только твою вышивку захвачу.
– Да ну, брось! – легкомысленно махнула рукой Алина, вдруг остывшая к своему творению.
Тем не менее мальчик все-таки забрал канву со своим неоконченным портретом. При взгляде на изображение ему пришлось в очередной раз удивиться. Все крестики вроде бы остались на месте, но свои черты он улавливал уже с трудом. Пятна крови и вовсе лежали безобразными бурыми брызгами, отнюдь не дополняя картину. Подивившись еще немного на эту метаморфозу, Пашка бросился догонять ушедшую вперед Алину.
* * *
Просветление, избавление от наваждения наступило совершенно внезапно. Еще недавно старики готовы были жечь «ведьмино логово» и уничтожать саму память о его хозяйке, а теперь стыдились своего порыва. Только одна женщина, напуганная Алиной, продолжала что-то твердить о колдовстве, но уже без прежнего энтузиазма и уверенности.
Несколько секунд они стояли пораженные, стыдясь друг друга и самих себя, а потом дружно принялись тушить огонь. Впрочем, сырые ветки давали так мало пламени, что оно, утратив свою силу, столь же внезапно, как и разгорелось, вскоре неминуемо погасло бы само.
Покончив с огнем, люди некоторое время стояли рядом, переговариваясь и пытаясь решить, что же делать теперь. Существенного ущерба дому они не нанесли, однако машина пострадала изрядно. Но самое главное – напуганные дети уехали на ней и никто не знал, что с ними случилось. Самые стойкие наконец пошли по следам автомобильных колес, а остальные, утомленные столь непривычной нервной и физической активностью, вынуждены были разбрестись по домам. Кому-то было необходимо просто отдохнуть, а кому-то понадобились лекарства.
Алина и Пашка не пересеклись с пенсионерами, которые шли разузнать об их судьбе. Мальчик провел девочку более короткой дорогой. Конечно, путь по пересеченной местности был не самым легким и чистым, но ребята ощущали такой прилив энергии, что трудности им сейчас были только в радость. Что же касается грязи – они сегодня уже настолько перепачкались, что теперь их это совершенно не волновало.
Дом встретил их сломанным забором, кучей обгорелых веток у стены и разбитым окном. Алина вдруг поняла, что впервые входит в него без всякого трепета, как входила бы в любое другое привычное место. Икона у двери висела на своем месте, но на этот раз выражение лица у образа было совсем не злым, а каким-то умиротворенным. Девочка подумала о том, как сильно влияет на восприятие здоровье и душевное состояние. Все в порядке, на душе хорошо – вот никакие ужасы и странности и не мерещатся.
Вышивка на стенах также висела на своих местах, только теперь она почему-то совсем не вызывала ощущения, что лица на ней как живые. Все было сделано мастерски, но и только. Пашка некоторое время постоял возле портрета своего предка, выразительно хмыкнул, но ничего не сказал.
Алина же, только мельком оглядев галерею, направилась на чердак. Взглянув на сундук, девочка невольно поежилась: сейчас уже трудно было представить, что еще пару часов назад она оказалась запертой в таком тесном пространстве. Подойдя ближе, она заметила, что зеркальце на крышке все пошло трещинами, а один из осколков даже отвалился. За ним что-то белело. Девочка осторожно, чтобы не порезаться в очередной раз, нащупала в дырке кусочек ткани и потянула на себя. Остатки зеркала упали внутрь сундука, а в руках у Алины оказались два кусочка канвы.
С некоторым трепетом девочка развернула первый из них. На нем в обрамлении традиционного узора была изображена очень печальная девушка с плотно сжатыми губами, которые придавали лицу жесткое, даже отчаянное выражение. Девушка одновременно напоминала изображение с иконы и то лицо, которое Алина еще недавно видела вместо своего. Девочка подумала, что это, наверное, хозяйка дома в молодости. Непонятно только, зачем так тщательно прятать эту вышивку. Ведь снять стекло, а потом приладить его на место было не так-то просто.
