Вечером его навестили жена и дети.
Все было прекрасно, но с того момента, как они ушли, Гленн не мог избавиться от странного ощущения: близкие показались ему какими-то чужими, словно порвалась невидимая ниточка, которая раньше прочно связывала его с семьей. Скорее всего это ощущение было связано с действием многочисленных медикаментов. Как только он перестанет принимать их, все станет на свои места. Но сегодня, когда дети прибежали к нему после школы, он поймал себя на мысли, что не может сосредоточиться на их болтовне – на том, что Кевин в очередной раз подрался с Джастином Рейнольдсом, а Хэдер купила себе новый компакт-диск. Как же называется эта группа? "Искалеченные цыплята"? Да, что-то вроде этого.
Пока он перебирал в уме безумные названия современных рок-групп и медленно ковырялся в еде, которую принесли дети, в палату вошла Энн. Гленн всеми силами старался сосредоточиться на разговоре с женой, но его мысли почему-то уносились в другую сторону и возвращались к жуткому утреннему кошмару.
Этот кошмар весь день стоял у него перед глазами, не оставляя его в покое ни на минуту. Как только он начинал дремать, жуткие картины сразу же оживали, доставляя ему адскую боль.
Час назад к нему зашел Горди Фарбер, и Гленн немедленно поделился с ним теми ощущениями, которые появлялись у него во время сна. Не мудрствуя лукаво, Фарбер мгновенно нашел нужное объяснение.
– Разумеется, я не психиатр, – сказал он, но у меня есть большой опыт общения с людьми, у которых были те же проблемы. Вы перенесли сердечный приступ и в силу этого ощущаете себя совершенно беспомощным. А что может быть более красноречивым символом беспомощности, чем образ маленького мальчика, укрывшегося в темном подвале от жестокого отца?
– Но мой отец никогда не угрожал мне! – возразил Гленн. – Он был очень добрым человеком и никогда не поднимал на меня руку! Он всегда говорил, что порка – это анахронизм, что она унижает и оскорбляет не только ребенка, но и родителей!
Брови Фарбера поползли вверх в гримасе невероятной зависти.
– Господи, если бы мой отец придерживался подобных взглядов, – мечтательно произнес он. – Отец лупил меня без всяких колебаний, хотя, по правде говоря, я больше боялся его крика, чем побоев.
Затем доктор стал серьезным и произнес:
– Понимаете, ваш отец не имеет к этому кошмару абсолютно никакого отношения. Мы же говорим не о реальности, а о ваших снах, в которых главную роль играют определенные символы, – взгляд Фарбера скользнул по многочисленным проводам и приборам. – Вы сказали, что во сне ваш отец прикреплял к вашему телу электроды и пускал ток. А вот сейчас посмотрите на эти приборы и провода. Не кажется ли вам, что все это могло найти свое отражение в вашем кошмарном сне? – Фарбер самодовольно ухмыльнулся, обрадовавшись удачному объяснению. – А я вполне мог преобразоваться в вашего отца. Ведь доктор всегда выполняет роль отца по отношению к своему больному, разве не так?
Гленн понимал, что в подобных рассуждениях, безусловно, есть здравый смысл. Да и сам кошмар можно было легко объяснить, так как нет ничего страшнее сердечного приступа. Он до сих пор с ужасом вспоминал те тугие обручи, которые сдавливали его грудь, и ту ужасающую темноту, в которую он внезапно погрузился в машине "скорой помощи". Но несмотря на всю разумность объяснений, Гленна не оставляло чувство, что в случившемся с ним есть что-то необъяснимое и загадочное, нечто такое, что выходит далеко за пределы того, как выражается Горди Фарбер, "случая", который произошел с ним на верхнем этаже небоскреба.
Несчастный случай. Он часто вспоминал подробности происшедшего – ведь он не все время был в бессознательном состоянии и прекрасно помнил отдельные слова и фразы людей в машине. Он слышал и видел их! Даже сейчас он помнил их слова:
– Поставь триста джоулей и вруби еще раз.
– Вот так!
– Давай еще раз. Поставь триста шестьдесят!
"Джоули". Ведь это термин из области электротехники. Кто-то сказал: "Поставь триста шестьдесят и вруби еще раз".
Когда он почувствовал электрический удар, то это вызвало у него ощущение "момента истины". Это было похоже на волну, разбившуюся о гранитную скалу.
Он не был тогда в сознании.
Он был мертв. Он умер, а врачи предпринимали отчаянные попытки вернуть его к жизни.
Гленн почувствовал, что его тело покрылось холодным потом и вот-вот начнется новый приступ. Его рука машинально потянулась к кнопке вызова медсестры, но волна страха стала постепенно убывать и он устало опустил руку на одеяло.
Нет, он не умер тогда и вместе с тем был близок к смерти. Очень близок. Теперь он понимал, что был к ней намного ближе, чем ему казалось раньше.
Возможно, именно поэтому он чувствует себя сегодня несколько странно и отчужденно. Вероятно, именно этим следует объяснить его отстраненность от жены и детей.
Он откинулся на подушку и посмотрел в окно. Несомненно, он чувствует себя не так, как всегда. Да это и понятно. Как еще он может себя чувствовать после инфаркта, едва не отправившего его на тот свет...
Движение его мыслей неожиданно прервалось, когда он увидел на мокром от дождя тротуаре какого-то человека. На мгновение ему показалось, что он знает этого прохожего, но когда тот поднял голову и посмотрел на Гленна, словно почувствовав на себе его взгляд, Гленн сообразил, что обознался. Теперь он был абсолютно уверен в том, что никогда прежде не видел незнакомца, стоявшего на тротуаре.
В следующее мгновение незнакомец отвернулся от окна палаты и быстро исчез в темноте.
Весь день в голове этого человека кружились увлекательные фантазии и усиливалось желание во что бы то ни стало воплотить их в жизнь. Когда его возбуждение достигло крайнего напряжения, от которого он начал сходить с ума, человек решил немного прогуляться. Во-первых, можно было подышать свежим воздухом, а во-вторых, остаться наедине со своими мыслями.
Никто не сможет узнать его.
Никто не станет задавать ему никаких вопросов.
Но прогулка оказалась слишком короткой. Не успел он прошататься по тротуару и более тридцати секунд, как почувствовал, что кто-то наблюдает за ним.
Он обернулся и увидел, что из окна больницы на него смотрит какой-то человек.
Может, пойти в палату к этому парню и сорвать с него все провода? Просто войти в палату, послать его самого подальше, а потом выдернуть вилку из розетки и посмотреть, как он будет умирать? Разве это не будет воплощением самых заветных фантазий? Просто сойти в палату, сказать парню пару ласковых слов, а затем выдернуть из розетки шнур и посмотреть, как он будет умирать.
