— Почему вы рисковали жизнью ради меня? — спросил король.
— Ты был нашим другом, когда царствовал, — ответил Хадрат. — Ты защитил нас, когда жрецы Митры хотели изгнать нас из страны.
Конан огляделся с любопытством. Никогда до сей поры не был он в храме Асуры и не знал даже, что таковой вообще существует в Тарантии. Жрецы этой религии обладали удивительным умением укрывать свои святыни. Культ Митры был главенствующим среди гиборийских народов, и вера Асуры существовала вопреки официальному запрету и всеобщей неприязни. Конан слышал немало жутких историй о тайных храмах, где густой дым день и ночь возносится над алтарями и где похищенных людей приносят в жертву огромному, свитому в кольца змею, качающему во мраке своей страшной головой.
Преследования заставили поклонников Асуры окружить свои обряды тайной, а тайна, в свою очередь, рождала чудовищные суеверия и страшные россказни.
Но Конан, как истый варвар, был терпим к любой религии, он запретил преследовать поклонников Асуры, поскольку единственными уликами против них служили, только сплетни и слухи.
«Если они владеют приемами черной магии, — говорил он, — то почему позволяют обижать себя? Если же не владеют, значит, зла в них нет. Кром и дьяволы! Да пусть люди поклоняются таким богам, какие им нравятся!»
Повинуясь почтительному жесту Хадрата, Конан уселся на стул из слоновой кости и предложил сделать то же самое Альбионе, однако девушка предпочла золоченую скамеечку у его ног, словно близость к королю могла уберечь ее от опасности. Она с детства поклонялась Митре и с детства же наслушалась всяких ужасов о храмах Асуры.
Хадрат стоял перед ними, склонив голову.
— Чего ты желаешь, господин?
— Прежде всего — поесть, — ответил король, и жрец ударил серебряной палочкой в золотой гонг.
Едва стих нежный звон, из-за двери появились четыре фигуры в капюшонах и принесли серебряный столик, — заставленный дымящимися тарелками и хрустальными сосудами. Король потер ладони и причмокнул губами.
— Берегись, господин! — шепнула Альбиона. — Они едят человеческое мясо!
— Клянусь своим королевством, это всего лишь добрая жареная говядина, — ответил Конан. — Ну, смелее, девочка! После тюремной-то голодовки!
Услыхав этот совет и видя живой пример человека, слово которого всегда было для нее законом, принцесса принялась за еду с большим аппетитом, хотя и соблюдала необходимые правила этикета, тогда как король отхватывал мясо такими кусками и поглощал вино с такой жадностью, словно не ел два дня.
— Вам, жрецам, не откажешь в находчивости, Хадрат, — сказал он, жуя мясо и сжимая в кулаке громадную кость. — Хорошо бы вы мне помогли вернуть королевство.
Хадрат медленно покачал головой, и Конан в порыве гнева что есть сил грохнул костью об стол.
— Кром и дьяволы! Что случилось с мужами Аквилонии? Сперва Сервий, теперь ты… Или вы можете только башками качать, едва зайдет речь о том, чтобы выгнать этих собак?
Хадрат вздохнул и сказал:
— Господин мой, больно даются мне эти слова, рад бы сказать что-нибудь иное. Со свободой Аквилонии покончено, да что там — со свободой всей земли! В истории мира одна эпоха сменяет другую, и сейчас, как и в стародавние времена, мы вступаем в век рабства и ужаса.
— Что ты имеешь в виду?
Хадрат сел на стул, положил руки на колени и уставился в землю.
— Против тебя объединились не только мятежные аквилонские феодалы с немедийской солдатней, — сказал он. — Это чары, забытая черная магия, родившаяся на заре времен. Страшный человек восстал из мрака Прошлого, и никто не сможет противостоять ему.
— Что ты имеешь в виду? — повторил Конан.
— Я говорю о Ксальтотуне из Ахерона, который умер три тысячи лет назад и теперь вновь ходит по земле.
Конан молчал, и перед ним снова возникло спокойное, нечеловечески прекрасное лицо. И снова ему это лицо показалось знакомым, и даже звук слова «Ахерон» затронул какие-то неясные воспоминания.
— Ахерон… — повторил он. — Ксальтотун из Ахерона… ты с ума сошел, человече! Ахерон — это легенда, возникшая черт знает сколько веков назад. Существовал ли он вообще?
— Да, он был черной действительностью, — ответил Хадрат. — Империя магов, владевших ныне забытым искусством, уничтоженная в конце концов пришедшими с запада племенами гиборийцев. Чародеи Ахерона использовали омерзительную некромантию и тавматургию — самые зловещие магические приемы, научившись им прямо от демонов. Но из всех чернокнижников этого проклятого царства ни один не мог сравниться с великим Ксальтотуном из Пифона.
— Как же варварам удалось с ним справиться? — скептически спросил Конан.
— Они использовали против него источник космической силы, который у него же и похитили, несмотря на все старания мага. Теперь этот источник вновь в его руках, и он непобедим.
Альбиона, кутаясь в черный плащ палача, смотрела то на короля, то на жреца, ничего не понимая. Конан сердито замотал головой:
— Ты смеешься надо мной! Если Ксальтотун мертв уже три тысячи лет, как он может быть этим человеком? Просто какой-то негодяй присвоил себе его имя.
Хадрат наклонился над столиком из слоновой кости и открыл стоявшую на нем небольшую шкатулку. Блеснула большая золотая монета древнего вида.
— Ты видел Ксальтотуна без маски? Тогда присмотрись внимательней. Эта монета вычеканена в древнем Ахероне за пятьсот лет до его падения. Мрачная империя была так насыщена чарами, что даже эта монета имеет магические свойства.
Конан взял монету и начал разглядывать. Несомненно, она была очень старая. Во время разбойничьей жизни через руки Конана прошло очень много денежных знаков, и он в них разбирался. Края ее истончились, насечка почти стерлась. Но изображение на одной стороне было удивительно четким. В комнате было тепло, но мороз пробежал по коже короля. То было непроницаемое лицо бородатого мужчины, спокойное и прекрасное.
— Во имя Крома, это он! — теперь он понял, почему лицо показалось ему знакомым. Давным-давно, в далекой стране, он уже держал в ладони такую монету.
Все же он пожал плечами и проворчал:
— Случайное сходство… А может быть, присвоив имя забытого мага, этот парень и внешность свою подделал.
Но слова его звучали неуверенно. Вид монеты поколебал самые основания его представлений о мире. Он чувствовал, что равновесие вселенной падает в пропасть иллюзий и магии… Чародейство — ладно, но здесь таилась дьявольщина, превосходящая всякое разумение.
— Нет сомнения, что это в самом деле Ксальтотун из Пифона, — сказал Хадрат. — Именно он заставил демонов земли обрушить скалы над Валькией, именно он в предрассветный час направил в твой шатер порождение тьмы.
