—Отлично—. сказал он резко.
—Что?—
—Я не буду жениться на тебе. Я не хочу, чтобы ты носила мое имя. Я не хочу твоих товаров или территорий. Фактически, я даже не хочу жить с тобой.”
Aлия только уставилсь на него, смущенная. Он не мог уйти теперь. Ни один из них не мог. Его слова были взвешанны, но желание, исходящее от него, горячим, как печь. “Я не хочу, чтобы кто – нибудь узнал, что это когда-либо происходило”, сказал он.
—Но это произошло.— Произнося это вслух, все становилось реальным. Становилось значимым.
Он согласился.Она видела чудовищность свершившегося в его глазах. —Произошло.—
Сейчас они должны будут кормиться друг от друга. Она опустила нож. Долгое молчание повисло между ними, поскольку она вспомнила ощущение его тела в ней и то, как она впитывала его прозрачную душу.
—Все, что нам нужно, это завершить связь.—
Алия задыхалась. —И это все?—
—Это не сделает нас сиамскими близнецами. Когда связь завершится, мы сможем жить раздельно. Мы будем в состоянии кормиться, как обычно, и мы можем научиться контролировать наше сознание, чтобы обеспечить друг другу уединение.—
—Ты имеешь в виду, превратить это в болезнь, с которой мы можем жить?— это была сомнительная перспектива.
—Я был зол. Но мы оба несем ответственность за самих себя. Что произойдет с твоей территорией, если я убью тебя завтра?—
—Более важно, что произойдет с твоей, если я убью тебя?—
—Давай договоримся. Никто из нас не захватит Минисоту.—
—Отлично. Я никогда не хотела Минисоту. Я хотела Нью Йорк.—
Уголок его рта приподнялся, не столько удивленно, сколько с горечью. —Ты и так уже заполучила Нью Йорк.—
В желудке у Алии все опустилось. Что он за человек? Почему находится рядом с ним так приятно и ужасно трудно?
“Я был в тебе в течении долгого времени. Констатировал он очевидный факт. “Дай мне руку.”
Алия сцепила руки за спиной. “Нет. Завтра ты должен со мной бороться. Для своей же собственной пользы. Иначе …”
“Иначе, что?”
Алия неуверенно вздохнула. “Иначе все закончится тем, что ты женишься на мне.”
Он широко взмахнул руками и закричал: “Я приехал сюда, чтобы жениться на тебе!”
“Я не могу.” Она отступила, ее желудок угрожающе взбунтовался. Разве он не видел, что для них это была плохая идея?
“Я не хочу быть твоей клеткой. Я хочу быть твоим щитом. Дайте мне руку и позволь мне доказать это.”
Сияя праведной искренностью, он протянул руку. Она взглянула на дверь, надеясь на нападение. Где были те плохие парни, когда они так в них нуждалась?
Он не убирал руку, и она знала, что не могла больше скрываться от него – не после того, как он жил в ее сердце и плавал по ее венам.
Она вложила свою ладонь в его. Их пальцы переплетались. Слабый электрический разряд прошел между ними. Веревка ожила. Она скользнула по их соединенным рукам и обвила ее руку.
Испугавшись что ее могут связать, она попыталась резко увернуться. Когда она увидела, что он ее не отпускает, то нацелила удар на его коленную чашечку.
“Полегче!” Он увернулся от ее ноги. “Это для тебя. Я отдаю это тебе.”
“Почему?”
“Потому что князь утверждает свои собственные правила.
Веревка достигла ее плеча. Она хотела сорвать ее. Желание Михаила не имело смысла. Она должна была убраться отсюда. “Я не понимаю.”
Впервые при этом разговоре он заколебался. На мгновение он казался неспособным говорить вообще. “Мы будем жить отдельно, но думаю иногда, мы будем… навещать.”
Его мысли сплелись с ее, вспыхнув картинами их скользящей кожи, слитыми в поцелуе губами, его горячий член возле ее бедра. Во рту у Алии все пересохло. “Навещать?
По … мм …, каким дням?
С выражением потерпевшего поражения, он начал расстегивать свою рубашку. “Я готов принять любые твои условия.
Алия никогда не была нервной девствиницей, но неожиданно почуствовала себя одной из них. Сделав вид, что ее интересуют отдельные части его одения, она спросила, —Правда?—. Она указала на приспособления, окружавшие их.— Действительно ли ты понимаешь, как я предпочитаю этим заниматься?—
Стягивая свою растегнутую рубашки он пожал сначала одним плечем, затем другим. Грубая буква —А— на его груди растягивалась и сжималась,прокатываясь по мускулам,опоясывающим его плоский торс.
—Разве я не отдал тебе веревку?—
Святые угодники. —Ты говоришь, что ты хочешь, чтобы я использовала ее на тебе? Что хочешь, чтобы я тебя связала?—
Вместо ответа он снова уселся на приспособление для порки и начал стягивать ботинки.
Что ты себе думаешь? Кто-нибудь может войти сквозь эти двери в любую секунду
Доминик занимается
сватовством. Это единственное логическое заключение. Он хочет, чтобы мы сделали это.”
Что, если ты ошибаешся?
Михаил наклонился вперед, опустив локти на колени, его длинные кривоватые ноги, уязвимые и заманчивые под поясом его сшитых на заказ брюк.— Ты говорила, что доверяешь ему безоговорочно. Если ты не можешь доверять себственным суждениям, чему ты сможешь доверять?—
Ничему. В этом была проблема.
—Поверь мне. Я уверен в этом.Мы в полной безопасности.— Его взгляд устремился к веревке, на ее руке. Он смотрел на нее как на врага.
—Я не собираюсь этого делать—. Даже когда она говорила это, веревка скользнула по ее плечам вниз к противоположной руке, очевидно, в восторге от этой идеи. Раздраженная, она тряхнула рукой и веревка замерла. —Это не твоя сцена. Я не собираюсь заставлять тебя делать то, что абсолютно противоречит твоей природе.—
—Я хочу эту веревку.— Он говорил опустив голову.
Она присела возле него, пытаюсь разглядеть за волосами его лицо. —Это невозможно.—
Он вскинул голову, встретившись с ее глаза на краткий, невыносимо интенсивный момент.— Это относительно спальни. Только спальни. И я сказал, что устанавливаю свою правила.—
Смущенная она потрясла головой. —Только потому, что я должна….потому, что не могу…?—
—Не только поэтому.— Он сложил руки вместе и поднес их к разбитому лицу, как если бы он молился.—Не только поэтому. Когда ты взяла меня в гостинной. Взяла меня. Я никогда не чуствовал себя таким свободным. И на крыше. Связанный с тобой на вершине блаженства. Клянусь Богом, я знал, что умираю, но я никогда не был так счастлив.— Он сжал руки в кулаки и опустил их на колени.
—Михаил.— Ее рука опустилась ему на плечо. Боже помоги мне, если я прикаснусь к нему, то никогда больше не отпущу.
—Я не стыжусь—. Слова были, как удар плетью, его поза почти покорная. —Это наш путь. Теперь я понимаю это.—
