Иногда, на таких вот докладах Веригина подразумевала под «мы» обобщенное мнение экспертов. Многие из которых сидели, собственно, в другом здании, и занимались другой, совсем не знакомой Кашину работой. Но к ним стоило прислушиваться, они редко ошибались.
Кашин посмотрел на бумажную «складушку», так и есть, слева имелась временная шкала. И тут же начинает наполняться следующий, правый столбец. Цифры, какие-то показатели, много всяческой «ереси» из римских и греческих букв, какие-то значки из алгебраической логики, означающие, вероятно, математические действия… Только не «минус-плюс», или хотя бы «больше-меньше», а что-то еще.
– Ребята полагают, это качественные оценки систем подлодки, – проговорила Веригина.
– Именно подлодки? – спросил Кашин.
– Именно. Показания каких-то приборов указаны во втором из широких столбцов. Тут же идут определенные комментарии… – Веригина подумал. – Это трудно объяснить, но ребята из морской контразведки считают, что этим они определяют степень неуязвимости лодки. Но как? Обрати внимание, сначала – процентов около восьмидесяти. Потом резко падает до шестьдесяти, потом чуть больше пятидесяти…
– Как они это делают? – спросил Кашин. – Как определяют эти самые проценты?
– Вероятно, по рассчетам следующего, третьего столбца. Кажется, – Веригина опустила голову, не хотела, чтобы было заметно ее напряжение, – это учет психофакторов экипажа, причем в математическом выражении. Понимаешь, возможно… Я не утверждаю, но возможно, они представляют психологию в формульном, и вычислительном аспекте, как точную науку… С уравнениями, какими-то действиями, направленными против людей… Воспринимаемых как дистанционно управляемая система. Этого мы не представляем совершенно, разумеется, помимо общих выводов. Они сделаны по латыни, в медицинских терминах, их можно осознать. Разумеется, приблизительно, но довольно явно.
– Дальше, – предложил Кашин, чтобы поддержать не вполне уверенную в себе Веригину.
– Внезапно в уравнениях появляется еще один элемент, скорее всего, это запуск какой-то системы, или начало действия какого-то дополнительного влияния. И на этом все.
– Что все? – не понял Кашин.
– Начинается разлад в психике одного, а может быть, и нескольких людей. А потом возникает фактор горения.
Кашин посмотрел на Стекольникова. Тот сидел с прямой спиной, спокойно поглядывая на Веригину.
– Прохор, ты ведь кажется математикой баловался, как все криптографы. Скажи что-нибудь.
– Математика моя имеет пробелы, Дмитрий Николаевич. Но в общем, так. Есть мнение, что в средней большой колонке начинается подсчет температур. Каким-то образом тут просчитанно горение всех горючих смазочных и отделочных материалов. – На миг Стекольников дрогнул, но тут же посмотрел на Кашина своими невыразительными, темными глазами. – Возможно, учитывается также сгорание людей, которые находились, скорее всего, в кормовом, седьмом отсеке. Температуры поднимается круто, очень круто, шкала времени начинает дробиться, отсчет идет чуть не по десятым секунды… По общему мнению экспертов, у нас такой рассчет сделать некому. И вряд ли хватит быстродействия принтера…
– Так что, у них там пиропатроны был? – спросил Шляхтич.
– Черт знает что у них там было, – сказала вдруг хрипловатым баском Веригина. Она пыталась взять себя в руки, и не могла.
– Что потом?
– Факторов учета психофизики… То есть, психологического состояния экипажа становится больше. Они свидетельствуют о резкой падении устойчивости в поведении людей, и выживаемость подлодки приближается к двадцати процентам, – сказал Стекольников. – Потом кто-то обвел карандашом график температуры, вероятно, в сальниках, ведущих к кормовым балластным цистернам.
– Тут уже начинается подсчет поступления воды, образование парового давления в отсеке, – подхватила Веригина.
– Да откуда они знают, что где прогорит и как будет поступать вода? – не выдержал Шляхтич.
– То-то и есть, – отозвалась Веригина на этот раз грустно, – что у нас такой математики быть не может. Она еще не существует… У нас. Но вообще-то, оказывается, сделать это в принципе возможно. – Она встряхнулась, почти как собака, вылезшая из воды. – А потом возникает еще куча уравнений, и под одним из них красным фломастером выведена линия – лодка потеряла свою жизнеспособность, примерно до минус пяти процентов. Интересно, что это произошло, приблизительно, в то же время, когда люди выбрались на палубу и, по свидетельству Евтухова, стали спокойнее. – Она помолчала. – Они не знали, что их никто не в силах был спасти уже через сорок минут после начала этого… непонятного воздействия.
– Есть возможность расшифровать эти загогулины? – спросил Шляхтич.
– Нет, – ответил Стекольников. – Слишком много непонятных нам действий, условий, и главное – режимов подсчета. Это все-равно что объянять интегралы арифметикусу из древнего Рима, который и умножения еще не понимает, потому что пользуется счетами, то есть, только и исключительно складывает и вычитает.
Внезапно зазвонил телефон, Кашин поднял трубку. Это был шеф.
– Сейчас к тебе придет некий тип, он назначил время, и просил меня позвонить… – Шеф замялся. – Я не буду тебе всего объянять, но в общем… Ты с ним поспокойней. И сделай, как он говорит.
– Он откуда? – спросил Кашин. И посмотрел на часы, было ровно четырнадцать ноль-ноль.
– Можешь сам его спросить. – Шеф вздохнул. Очевидно, он был в плохом настроении. – Только не рыпайся, Кашин. Это даже не просьба. Понял?
В дверь кабинета постучали. Кашин опустил трубку на рычаги. Сунул распечатку в папку, поднял голову.
– Войдите.
Дверь раскрылась. Ишь, вежливый какой, с внезапной тревогой и злостью подумал Кашин. Ждет, пока его не пригласят… Или имеет отменную выучку ходить по кабинетам?
На пороге стоял человек в морской форме. Погон его было не видно, но Кашин решил, что они все-равно ничего не значат. Тип окинул взглядом присутствующих. У него были неприятные, рыбьи глаза, прозрачные, и при этом напряженные, словно он все время задыхался.
– Позвольте представиться, Бутузов, капитан третьего ранга. Вам должны были позвонить.
– Позвонили, – Кашин поднялся, только что… – Проходите. У нас небольшое совещание, как видите.
– Придется прервать, – холодно уронил Бутусов и прошел к столу, сел на стул, на котором обычно сидел Патркацишвили. Посмотрел на Веригину, Стекольникова, Шляхтича, словно в зоологическом музее изучал некую разновидность экзотических зверей. Может быть, уже вымерших.
– Так, ребята, – согласился Кашин, – закончим потом.