Почему она вместо «смерти» постоянно говорит «уход»?
Обухова медленно начала обходить стол и постепенно приближаться ко мне.
– Татьяна Александровна, сядьте на место. Я хочу с вами поговорить.
– Как скажешь, Витенька, – и Димкина мама тут же вернулась на свой стул.
Меня стала беспокоить ее неожиданная покладистость. Она чего-то боится, и боится серьезно. И это касается непосредственно меня. Но чего? Чтобы на меня вновь не набросилась Соня? Может быть. А может. А может, она боится, чтобы я не убежал в открытое окно?
Я демонстративно приподнялся и подал корпус в сторону окна и тут же заметил, как стала подниматься и Татьяна Александровна. Я сел обратно на стул. Так и есть, она очень сильно хочет, чтобы я оставался в доме. Бежать! Отсюда просто необходимо как можно быстрее бежать!
– Татьяна Александровна, а прочитайте, пожалуйста, стихотворение, которое было написано Анилегной для моей мамы.
– У меня его нет, Витенька.
– Ну, а о чем там говорилось?
– Я не знаю, Витенька, твоя мама никогда мне его не показывала.
– А вы просили ее?
– Просила. И Анилегну просила потом уже рассказать, что она ей написала.
– И что Анилегна говорила?
– Сказала, что сама узнаю, когда время пробьет.
– Угу. Понятно.
Неожиданно я почувствовал, что меня со страшной силой стало клонить ко сну. Голова стала тяжелеть, а веки сами по себе слипаться. Я резко тряхнул головой, но сон согнал лишь на несколько мгновений. Такого у меня еще не было.
– Ты устал, Витенька, что мы все разговоры да разговоры. Давай я тебе постелю, – и Татьяна Александровна вновь стала приподниматься.
– Погодите, давайте еще немного поговорим. Минут пятнадцать-двадцать, если вы, конечно, не против? – Татьяна Александровна замерла в нерешительности. – А затем я у вас лягу спать, хорошо?
– Конечно, Витенька, – и Обухова вновь примостилась на стуле, но уже не так удобно, а как-то ближе к краю. Теперь она посмотрела украдкой на часы, а затем вновь краем глаза покосилась на проем разбитого окна.
Нас по-прежнему разделял стол, а до окна мне было не больше трех метров, правда, если прыгать в него, надо будет быстро подтянуться на подоконнике, а он здесь весьма высокий. Все осложнялось тем, что меня чудовищно тянуло в сон. Глаза мои вновь начали слипаться, а голова казалась просто какой-то невероятно тяжелой. Да и все тело быстро становилось ватным. Эта тварь мне подсыпала снотворного. Дальше медлить было нельзя.
– Димка, это ты?! – я расплылся в улыбке и вскочил со стула, смотря в дверной проем кухни.
Обухова тоже вскочила со стула и растерянно, ничего не понимающим взглядом тоже стала смотреть на кухню. Там никого не было. В этот же момент я двумя прыжками подбежал к подоконнику и попытался на него вскочить.
С первой попытки у меня не получилось, руки совсем не слушались.
В этот же миг за моей спиной раздался жуткий крик:
– Не уйде-е-е-ешь!!!
Сзади раздался грохот падающих стульев и тяжелое дыхание приближающейся Обуховой. Оглядываться я не стал. Ногой с трудом нащупал батарею и, упершись в нее, подтянулся на подоконнике и тут же попытался сигануть в окно, выставив вперед руки. Сделал я это как-то нерешительно, на подоконнике было полно битого стекла, и я не хотел порезать руки. В это же время я почувствовал, что в мою ногу вцепились две руки, которые потянули меня обратно в комнату.
– Назад, гаденыш, не уйдешь!
Голос Обуховой узнавался с трудом, в нем было столько ненависти и ярости, что я из последних сил уцепился за оконную раму и второй ногой ударил ее по лицу. Удар получился не сильным, но, похоже, болезненным, по крайней мере, я почувствовал, что хватка немного ослабла. Я еще раз дернул ногу и, как только окончательно освободился, выпрыгнул в окно. Упал я на куст крыжовника, расцарапав окончательно и так окровавленные руки. Досталось и лицу. Свежий воздух и очередная порция боли на некоторое время отогнали сон и общее бессилие организма.
Я поднялся и огляделся. Вокруг меня была сплошная темень. Свет на землю падал только из двух окон за моей спиной. Чтобы выбежать на улицу Гагарина, откуда я, собственно, и пришел, нужно было обежать дом по периметру, а возле входной двери меня может ждать Обухова. Поэтому я двинулся по огороду к высокому черному забору. Каждый шаг мне давался все с большим трудом, да к тому же еще земля была мокрой. Уже возле самого забора я оглянулся на крик. В оконном проеме виднелся силуэт сгорбленной Обуховой.
– Соня! Дитя ночи! Не дай ему уйти! Твое время пришло! Соня, спаси Диму!
В тот же миг мое внимание привлекло что-то около беседки. Мне показалось, что там мелькнула белая ночнушка. Соня возле беседки! Слава богу, что я не стал бежать на Гагарина! Я заторопился к забору и через несколько секунд был уже возле него. Сил у меня почти не осталось. Меня так клонило в сон, что хотелось завалиться прямо в огороде под забором, и пусть со мной делают, что хотят. Я действительно стал оседать, быстро засыпая, похоже, снотворное вступало в полную силу.
«Сыночек!!! Не спи!!!» – в голове у меня громом раздался голос мамы. На некоторое время я взбодрился, поняв, что это мой самый последний резерв. Меня хватит еще на несколько минут. Я приподнялся и обхватил руками пару досок забора. Он был слишком высоким, мне его не перелезть. Не хватит даже сил, чтобы подтянуться. Неожиданно одна доска пошла в сторону. Забор оказался слишком старым, все гвозди в нем давно были прогнившими, поэтому даже совершенно обессилевшему человеку удалось бы раздвинуть доски. За ними я увидел небольшие деревья, похоже, это были яблони, а еще чуть дальше массивное двухэтажное здание. Это был или детский сад, или школа, впрочем, мне было безразлично.
За спиной, где-то посреди огорода, раздалось шуршание, а затем и шипение:
– Ви-итя-я… Где-е ты-ы?
Спутать было невозможно, это была Соня. Необходимо было торопиться, но в таком состоянии я никуда от нее убежать не мог. И тем не менее не ждать же ее под забором? Я раздвинул доски в заборе еще шире, чтобы можно было пролезть, и уже просунул голову, как вдруг остановился. А какого черта?
Я снял пуловер, свернул его в комок и забросил со всех сил в сад, как можно ближе к тому двухэтажному зданию. Дырку в заборе оставил чуть меньше, но все равно не закрыл, чтобы был виден проем. Затем встал на корточки и пополз вдоль забора к обуховскому сараю. Без пуловера стало чертовски холодно, и это дало возможность еще немного отогнать от себя сон. Хотя приятного было мало. Я дополз до кустов смородины, лег прямо в здоровенную лужу и стал выжидать.
Время шло безумно медленно, я весь дрожал от холода, у меня ныло тело и по-прежнему хотелось спать, даже в грязной холодной луже. У дырки в заборе никто не появлялся и ничего не происходило. Я уже хотел выбраться из лужи, как вдруг краем глаза уловил белый силуэт. Буквально в трех-четырех метрах левее меня из-за моей спины выбрела Соня и, тихо шурша ногами и по-прежнему почти их не переставляя, медленно прошла мимо меня. Мое сердце бешено забилось. Соня сразу за моим кустом свернула вплотную к забору и стала вглядываться в темноте в каждую кочку на земле. Снова раздалось шипение, тварь была недовольна результатами поиска.
