Прояснилось все без мутной мистики и дремучего солипсизма: да, лисицу он действительно закопал, и действительно пошагал на гриву. А Клава, по ее словам, увидела его из окна, уже вдалеке, уходящего, — попыталась догнать, но потеряла из вида. И нашла уже здесь, на полянке, — спящего.
Зачем догоняла? — Кирилл не стал уточнять. Неважно. Важно другое: нет и не было проклятых воронок, наполненных снарядами и обломками костей! Приснилось, привиделось, — трех с половиной часов сна маловато для организма, и он, организм, взял-таки свое. На травке, под кустиком.
А что пригрезилась кошмары — так вольно ж засыпать в таком месте!
Тем более что печальный опыт имелся, на Карельском перешейке устроился как-то на ночлег в разрушенном бункере — сон привиделся немногим лучше нынешнего: куда-то он бежал в атаку, по болотной топи, едва прикрытой первым снежком, рядом рвались снаряды, вздымая к небу фонтаны жидкой грязи, потом снег под ногами подался, он ухнул в трясину, сразу с головой, холодная жижа полезла в рот и нос, залепила глаза, но он все равно видел: вокруг трупы, трупы, трупы — искореженные, растерзанные, в красноармейских буденовках и длиннополых шинелях… Остаток той ночи Кирилл провел, бодрствуя у крохотного костерка (землю под которым пришлось хорошенько проверить металлоискателем). И с тех пор зарекся ночевать там, где погибли слишком многие…
Голос Клавы отвлек от воспоминаний:
— Скажи… Я вчера услыхала случайно… Вы ведь сегодня уедете, днем?
Похоже, они перешли на «ты», причем Кирилл начал первым. Ни к чему бы, услышит случайно Марина, мало не покажется. Ну да ладно, снова «выкать» как-то глупо. Бог не выдаст, мадам Брошкина не съест…
— Сегодня, — подтвердил он. — Днем.
— Если не уедете… — сказала Клава, медленно и неуверенно. Замолчала, словно раздумывая: что произойдет, если они почему-то не уедут?
Начала снова:
— Если все-таки не уедете… Тогда приходи вечером… — она опять замялась.
Отломила с куста ветку, быстрым движением протянула сквозь сжатые пальцы, очистив от листьев, — два все же уцелели, сиротливые и помятые.
— Смотри… — прутик лег на траву, Клава провела вдоль него пальцем. — Вот так вы к нам ехали, по дороге — вчера, на ферму, значит… Загривье вот туточки…
Девушка ткнула куда-то в направлении тонкого конца ветви.
— А тут вот… — она положила чуть в стороне прошлогоднюю еловую шишку, — …тут слева домик, небольшой такой, без окон, вроде баньки… Видел, когда проезжали?
Кирилл, честно говоря, не помнил. Может и видел, да из головы вылетело.
— Видел? — настойчиво повторила Клава.
Он кивнул. Будем считать, видел. Если что — найдет, не маленький.
— Вот и приходи… Один! Гроза ввечеру будет, так ты до нее, непременно до нее успей…
Про грозу она сказала с какой-то странной уверенностью. Кирилл прогноз на сегодня не слышал, если и вправду синоптики обещали вечером гром и молнию, — разве ж можно им стопроцентно доверять? Хотя Трофим говорил, что грозами Загривье славится…
Затем Кирилл понял, что прицепился мыслями к грозе по одной-единственной причине: его только что самым недвусмысленным образом пригласили на свидание, и надо на это как-то отреагировать… А он не знает — как.
Если Марина…
— Придешь?
Но почему так сложно: вечер, непонятный какой-то домик… Вроде они здесь одни, и вроде им никто не мешает… Кирилл смотрел на ее застиранное ситцевое платьице в нелепых цветочках, коротковатое и тесное, полное впечатление: увидев его в окно, Клава второпях накинула первое, что попалось под руку, — а попалась одежка, которую она носила лет в четырнадцать или в пятнадцать… Интересно, есть под ним что-нибудь или нет? Наверное, нет…
А ведь я хочу ее, понял Кирилл. Просто-напросто хочу…
— Придешь?
Странно… Полное впечатление — то, что предстоит вечером (если вообще предстоит…) для Клавы гораздо важнее того, что происходит здесь и сейчас. Впилась в лицо напряженным взглядом, покусывает губы, не отдавая себе в том отчета… Ждет ответа.
Губы влажные, яркие, ни следа помады… И вкус у них, наверное… Если Марина…
Клава все поняла, подалась к нему, и Кирилл едва успел быстро-быстро произнести:
— Приду!
Они целовались страстно, самозабвенно, и она без глупого жеманства не мешала его рукам делать все, что хочется, а хотелось многого, очень многого, и коротенький ситцевый подол ничему бы не помешал, но Клава на миг отстранилась, решительно и быстро стянула платье через голову, и тут же откинулась на спину, на траву, увлекая Кирилла за собой…
Под платьем и в самом деле ничего не оказалось…
Из нижнего белья, разумеется.
2
— Ты приходи… вечером… Не забудь… Обязательно приходи… — голос Клавы звучал несколько прерывисто, дыхание до конца не восстановилось.
Понравилось? Ему, если честно, тоже… Еще как понравилось… Без Марининых изысков, но… как бы лучше сказать… по-настоящему , вот.
Девушка, застеснявшись взгляда Кирилла, устремленного на ее бюст (хотя теперь-то уж чего…), — села вполоборота, чуть отвернувшись, подтянула колени, обхватила их руками, прижимая к груди…
Он смотрел на ее спину: там едва заметными красноватыми полосками отпечатались стебли травы, и прилип зеленый листок, наверное, тот, что она сорвала с ветки, сооружая свою импровизированную карту, — и эти отпечатки, и этот листок показались Кириллу такими трогательными, что захотелось обнять, прижаться, шептать на ухо что-то ласковое, что-то абсолютно бессмысленное и в то же время наполненное глубоким смыслом…
Если Марина…
Клава не совсем верно истолковала значение его взгляда, спросила тихо-тихо:
— Хочешь, я распущу волосы? — И, не дожидаясь ответа, подняла руки, выдернула шпильки, — до сих пор ее роскошная коса была уложена на затылке венцом, чуть сбившимся, чуть растрепавшимся…
Трогательный зеленый листок исчез под упавшей соломенно-рыжей волной, но Кирилл все равно подсел поближе, и обнял, и прижался, и шептал: ласковое, бессмысленное… — но наполненное глубоким смыслом, понятным лишь двоим во всей бескрайной Вселенной.
Потом они вновь целовались — так, словно ничего еще между ними не было, словно все еще предстояло…
Потом…
Потом наваждение кончилось — то ли оттого, что Кирилл украдкой посмотрел на часы, то ли оттого, что в кустах неподалеку легонько зашуршала какая-то лесная зверушка, не то ежик, не то кто-то еще столь же мелкий…
Клава, тем не менее, бросила на кусты испуганный взгляд, поднялась на ноги. Платьице — скомканное, отброшенное — лежало неподалеку, и девушка торопливо натянула его… Кирилл вздохнул, провожая взглядом то, что исчезло под застиранным ситцем.