Но самым потрясающим образом в колоде был изображен джокер. В виде копрофила он сидел перед блюдом с дымящимися экскрементами, и его глаза были широко открыты от жадности, пока паршивая обезьяна с голым лицом, жутко похожим на человеческое, показывала зрителю морщинистый зад.
Мамолиан отложил колоду и стал разглядывать картинку. Плотоядное лицо жрущего дерьмо дурака вызвало горькую улыбку на его бескровных губах. Это, вне всякого сомнения, точнейший человеческий портрет. Другие картинки с их потугами на любовь и физическое удовольствие лишь на время скрывали ужасную правду. Рано или поздно, несмотря на зрелое тело, прекрасное лицо, богатство, власть или веру, тебя отведут к столу, изнывающему под тяжестью твоего собственного дерьма, и придется все съесть, даже если чувства будут протестовать.
Вот зачем здесь Мамолиан. Чтобы заставить человека есть дерьмо.
Он бросил карту на стол и расхохотался в голос. Какие мучения грядут, какие жуткие сцены!
Ни одна бездна недостаточно глубока, пообещал он комнате — картам и чашкам — всему грязному миру.
Ни одна бездна недостаточно глубока.
В вагоне метро мужчина называл вслух созвездия:
— Андромеда… Большая Медведица… Малая Медведица… Лебедь…
Почти никто не обращал внимания на его монолог, а когда парочка юнцов грубо предложила мужчине заткнуться, он отозвался, едва изменив интонацию, так что слова прозвучали между двумя созвездиями:
— За это вы умрете…
Ответ мгновенно укротил желающих вмешаться, и безумец продолжал путешествие по звездам.
Той решил, что это хороший знак. Он теперь обращал внимание на знамения, хотя никогда прежде не считал себя суеверным. Возможно, отвергнутый в детстве католицизм его матери нашел наконец выход. Только вместо мифа о непорочном зачатии и пресуществлении Той придавал особое значение мелочам, случайным совпадениям — старался обходить приставные лестницы и совершал полузабытый ритуал с рассыпанной солью. Все началось недавно, год или два назад. Это случилось из-за женщины, к которой он направлялся сейчас, — из-за Ивонны. Не то что бы она была набожной, вовсе нет. Но она внесла в его жизнь спокойствие и утешение, и теперь Той боялся, что она исчезнет. Именно страх заставлял его с опаской относиться к приставным лестницам и к рассыпанной соли — страх потерять Ивонну.
Он встретил ее шесть лет назад. Она работала секретарем в британском отделении немецкой химической корпорации. Веселая симпатичная женщина лет тридцати пяти; за ее официальными манерами, догадывался Той, скрывались теплота и чувство юмора. Он с самого начала почувствовал влечение к Ивонне, но его обычная склонность к сомнениям в подобных вопросах, да и существенная разница в возрасте удерживали от попыток завязать отношения. Именно Ивонна сломала лед между ними: она показала, что замечает малейшие изменения внешности Тоя — стрижку или новый галстук, — и таким образом засвидетельствовала безусловный интерес к его особе. Как только сигнал был подан, Той пригласил Ивонну пообедать вместе. Она согласилась. Это положило начало самым счастливым месяцам в его жизни.
Той был не слишком эмоциональным человеком. Он избегал крайностей, что делало его весьма полезной персоной в окружении Уайтхеда Он культивировал сдержанность, понимая, как выгодно можно ее продать, и к моменту встречи с Ивонной сам почти уверился в таком образе себя.
Именно Ивонна впервые назвала его «холодным как рыба». Она научила Тоя (и урок был очень трудным), как важно не стесняться показывать слабость — если не всему свету, то хотя бы близким. Это потребовало времени. Тою исполнилось пятьдесят три, когда они встретились, и новый образ мыслей сперва пришелся ему не по нутру. Но Ивонна настаивала, и постепенно он стал соглашаться с ней. Однажды сдавшись, он очень скоро перестал понимать, как жил последние двадцать лет — как мог преданно служить человеку, даже сочувствие которого выглядело неприглядным, эгоистичным и уродливым. Глазами Ивонны он увидел жестокость, заносчивость и лживость Уайтхеда; он надеялся, что ничем не выдал себя, но в нем зрело раздражение на грани ненависти. Только теперь, шесть лет спустя, Той сумел проанализировать свое отношение к хозяину, хотя порой был готов забыть плохое — по крайней мере когда находился вне сферы влияния Ивонны. На территории Уайтхеда было очень трудно сохранить ясный взгляд на вещи и увидеть священное чудовище в истинном свете — в виде чудовища, далекого от всего священного.
После года знакомства Той перевез Ивонну в дом, купленный для него Уайтхедом в Пимлико. Это было бегство из мира корпорации Уайтхеда. Здесь они с Ивонной могли говорить или молчать вместе, здесь Той наслаждался любимым Шубертом, а она писала письма своей многочисленной родне, разбросанной по земному шару.
Вернувшись домой в ту ночь, он рассказал ей о человеке, выкрикивавшем в поезде названия созвездий. Ивонна нашла историю совершенно бессмысленной и никакой романтики в ней не усмотрела.
— Я подумал, что это странно, — сказал Той.
— Это действительно странно, — совершенно равнодушно подтвердила Ивонна и отправилась на кухню готовить обед. Однако на полпути остановилась и спросила: — Что произошло, Билли?
— А почему ты решила, будто что-то произошло?
— Все в порядке?
— Да.
— Точно?
Ивонна быстро выпытывала его секреты. Той сдавался еще до того, как она бралась за него по-настоящему, — не стоило и пытаться обмануть ее. Он потер свой сломанный боксерский нос, как обычно делал, когда нервничал. Потом ответил:
— Скоро все пойдет прахом. Все.
Голос его задрожал и сорвался. Ивонна поняла, что он не собирается придумывать отговорки. Она поставила на стол тарелки и подошла к стулу Тоя. Когда она коснулась его уха, он вздрогнул почти испуганно.
— О чем ты думаешь? — поинтересовалась Ивонна очень мягко.
Той взял ее за руку.
— Может наступить время… и довольно скоро… когда я попрошу тебя уехать со мной, — отозвался он.
— Уехать?
— Да, собраться и уехать.
— Куда?
— Я еще не думал об этом. Мы просто уедем.
Той замолк и посмотрел на пальцы Ивонны, переплетенные с его пальцами.
— Ты поедешь со мной? — спросил он после паузы.
— Конечно.
— Не задавая вопросов?
— В чем все-таки дело, Билли?
— Я сказал: не задавая вопросов.
— Просто уехать?
— Просто уехать.
Ивонна долго и пристально смотрела на него. Он так вымотался, бедный. Слишком много общается с этим проклятым старым ублюдком из Оксфорда. Она ненавидела Уайтхеда, хотя никогда не встречалась с ним.
