Ознакомительная версия.
Именно так он предложил Федьке удостовериться, что лежащий, которого он, Федька, скорее всего, и уложил, действительно мертв. А ведь следовало орать, вопить, искать пульс, спасать человеческую жизнь.
— Дыхание? Да ну его…
Федька поднялся — огромный в своем расхристанном светлом костюме.
— Еще его, суку, караулить… Пошли, посветишь.
Он достал в бардачке фонарь, сунул Мареку. Тот зажег.
— Не сейчас.
Они вернулись в полные потемки, туда, где между подвальным окном и глухой стеной лежал тот человек.
— Сюда свети.
Оказалось — Федька хотел убедиться, что не осталось следов. Он даже провел ладонями по асфальту вокруг тела, подобрал какую-то микроскопическую штуку и сунул себе в карман.
— Свет приглуши… Так.
Федька задумался, опустился на колени и подсунул руки под тело.
— Кретин… — проворчал он. Самому себе комплимент, понял Марек.
Способ оказался неподходящим. Федька встал над телом, взял его за руки, вздернул, тело село.
— Сзади подпихни, — велел Мареку.
Тут приглушенный луч уперся-таки в неживое лицо.
Осокин? Димка Осокин?
— За что ты его? — громко спросил Марек.
— Так это он и есть, наркодилер.
— Димка?
— Ну? Возьми под мышки. Так.
Нежное пятно света от фонарика пошло гулять по стенам, по окнам — это Марек, не выпуская его из кулака, обалдело пропустил руки под мышки Осокину и удерживал его, пока Федька, нагнувшись, не обнял тело и не взвалил себе на плечо.
— Фонарь погаси, идиот.
— Ага…
Марек соображал туго — не потому, что тугодум, а потому, что посторонние мысли лезли не к месту. Мешок с дровами, треугольно раззявленный, а сарайчик стоял возле этой самой стены, хотя умнее было иметь загородку в подвале, но из подвала лестница с высокими и неровными ступеньками, узкая и опасная; раззявленный на трех полешках мешок, куда быстро, споро, аккуратно ложатся другие полешки, и вот главное, с отстающей, толстой, сухой берестой. И бабка ждет, и песню поет про чайку над седой волной, и чайка смело пролетела, окунулась и вернулась, и сарайчик нужно, не опуская наземь мешка, одной рукой закрыть…
Нет же, нет, это не я хватался сейчас за тело, сказал себе Марек, а если за тело — то за какое-то совсем постороннее, вроде тех кур, которых вместе с бабкой приносил с рынка…
Димка, мачо Димка, которому даже завидовать позорно, такой это был сделанный мачо, к которому ревновать — чушь собачья, Димка, это ты? Димка Осокин, тут никакой ошибки нет? Ты — Осокин?
Тело, ты чье?
Не отзывается — так, может быть, и не Димка?
Но ведь и вопрос вслух не задан.
Или эти вопросы вслух не задают?
— Придержи, — велел Федька.
Он хотел сгрузить тело в багажник. А потом?
Свалили, уложили. Багажник закрыли. А потом?
Куда?
— Пойди, посмотри — что там на улице, — опять не попросил, а велел Федька.
Теперь Марек наконец понял — он хочет вывезти осокинское тело за город и скинуть где-нибудь в канаве. Но он благоразумно не хочет светиться.
— Чем это ты его?
— Не твое дело.
Марек вышел на улицу, все еще туго соображая, прошел в сторону «Марокко». Кабриолет у Федьки приметный, если заметят, как он тут маневрирует, и увяжут это с исчезновением Осокина…
А может, Осокин вовсе и не исчез? Тело — само по себе, а Димка Осокин — сам по себе? И есть же еще один шанс из тысячи за случайное, мгновенное и потому случайное сходство.
Несколько секунд веры в этот шанс оставалось Мареку — и он бездумно растягивал секунды своей мнимой непричастности к убийству. Ведь и крови, кажется, не было, и язык не вывалился, приметы смерти отсутствовали… может, не смерть, что-то иное?..
А возле «Марокко» уже тусовался народ. Продышаться вышел.
Марека заметили.
Он пошел к клубу вразвалочку, за многие годы блистательно научившись в этой развалочке прятать хромоту.
— Гуляешь? — спросила Ксюшка. — Ты Федьку с Димкой не видел?
— Нет, а что?
Ксюшка была встревожена и нетерпелива. Огромные, обмазанные черным, облепленные блестками глаза уже не походили на человеческие.
— Ушли — и с концами. Мне Димка нужен.
— Он тебе ничего не обещал?
— Обеща-ал… — протянула Ксюшка. — Мало ли что он мне обещал. Тс!..
Марек принял сигнал и тут же понял, от кого нужно было скрывать тайну, — подошел папик Леонтьев. Тот, кого Аська сгоряча бросила ради Федьки, а потом несколько раз пыталась вернуться.
— Поехали, что ли? — спросил папик.
— Нет, я тут еще побуду.
— Как знаешь.
Папик Леонтьев, плотный, круглолицый, пузатенький, на голову ниже дылды Ксюшки, смотрел на Марека с вопросом, и вопрос этот звучал так: ну, вы что-то там сказали друг другу, больше вам говорить не о чем, и когда же ты уберешься?
— Ты иди, я сейчас, — сказала Ксюшка своему спонсору. — Говорю же — сейчас!
Папик отступил к входу.
— Увидишь Димку с Федькой — скажи Димке, что я тут только ради него торчу, как хрен на насесте.
— Федька, по-моему, куда-то Аську повез. Я кабриолет там, на проспекте, видел, — сообразив, что убийце понадобится алиби, сморозил Марек.
— Федькин? Так Аська же тут!
— Ну, не Аську, мало ли кого он снял.
— А когда?
— Ну, четверть часа назад, наверное, откуда я знаю… — Марек понятия не имел, как бы правильнее соврать.
— Так Димка давно уже должен вернуться!
Ксюшка сильно беспокоилась.
— Иди в клуб, — посоветовал Марек. — Прохладно уже, а ты вот…
Он имел в виду полупрозрачное, совсем никакое платье Ксюшки. Однако с рукавами.
— Нет, я его здесь дождусь.
Она — Марек вдруг понял — что-то сжимала в кулачке. И сказать, что тут к ней прицепится какая-то шваль, Марек не мог — у входа кучковались три пары своих, курили, трепались.
Отсюда прекрасно просматривалась улица, куда должен был выехать кабриолет.
— Пойду, — сказал Марек. — Хочу дойти до старой водокачки.
— И не лень тебе ночью переться к старой водокачке? — удивилась Ксюшка.
Марек пожал плечами.
Его не в первый уже раз принимали за сумасшедшего.
— Увижу Димку — скажу, что ты его ждешь.
— На водокачке, что ли?
— Ну…
Марек развернулся и побрел прочь.
Шел впритык к стенке. Хотя даже если Ксюшка увидит, что он сворачивает во двор? Отлить, блин, надо!
Во двор скользнул ужиком.
— Что там? — спросил Федька.
— Возле «Марокко» целая тусня… — Марек замолчал, потому что произнести осокинское имя что-то мешало. А надо было сказать, что там ищут и ждут Осокина.
Они ушли вдвоем и оба не вернулись. В конце концов начнут спрашивать Аську, Аська будет названивать Федьке, что из этого получится? Вон — стоит подозрительно спокойный. И точно так же, с каменным спокойствием, скажет, что убрал с ее дороги Осокина.
Ознакомительная версия.
