Напряжение у остальных сразу спало, и ребята наперебой загалдели, прогоняя остатки недавнего страха и делясь впечатлениями. Комментарии в основном сводились к тому, что Антошка молодец, такой прыти от него не ждали и теперь весь вопрос в том, выдержит ли он до утра в одиночестве.
– Ну как, все нормально? – спросил Сережка, вглядываясь в темноту.
– Ага, – односложно ответил Антон.
– И ты точно решил там остаться? – В голосе Сергея послышались нотки тревоги.
В этот момент Антону страстно хотелось сказать, что ничего такого он не решил, выйти назад и отправиться домой, забыв об этом страшном приключении. Но самолюбие и боязнь насмешек в последний момент перевесили, поэтому он только недовольно буркнул:
– Конечно, решил! – И добавил про себя: – Куда ж я денусь?!
– Ну, тогда до утра! – сказал Сергей и уже собрался уходить, когда кто-то из тех, кто утверждал, что Антон не выдержит и сдрейфит, предложил закрыть калитку, чтобы ее нельзя было отпереть изнутри. Это предложение пришлось Сергею не по душе, но многим оно понравилось.
– Так ты точно остаешься? – спросил кто-то.
– Конечно, остаюсь! Уйдете вы, наконец, или нет? – резко ответил Антон. На самом деле мальчик чувствовал, что еще один такой вопрос и он не выдержит и вернется.
– Ну ладно! Если что, уйдешь через главный ход. Или кликнешь сторожа, – дал последние наставления Сергей. После этого калитку закрыли, проволоку вновь закрутили, а кто-то даже приспособил на нее жвачку вместо печати. Делать возле кладбища больше было нечего, и ребята, обсуждая произошедшее, отправились по домам.
Когда голоса ребят стали затихать вдали, Антон едва удержался, чтобы не призвать их вернуться. Но его терзали сомнения, язык плохо слушался, и, пока он боролся с собой, время было упущено. «Ну и пусть! Если что, позову сторожа!» – подумал мальчик, но тут же сообразил, что сторожка, по-видимому, находится возле главного входа и сторож, скорее всего, глуховатый старик, вряд ли его услышит. Так что, если произойдет что-то чрезвычайное, к выходу придется пробираться самому. Антон про себя недобрым словом помянул того, кому пришла в голову мысль запереть калитку. Все-таки путь на волю был бы рядом. А так, пока выберешься…
Сделав шаг через калитку, Антон как будто погрузился в тишину. Все городские шумы почти исчезли, а голоса ребят за стеной звучали глухо, словно издалека. То ли стена была сооружена из какого-то звукопоглощающего материала, то ли ему так казалось из-за общей гнетущей и торжественной атмосферы. На кладбище, против ожиданий Антона, оказалось довольно светло. Дело в том, что, помимо пятницы, тринадцатого, в этот день было еще и полнолуние. Как раз в тот момент, когда Антон входил в калитку, которая как бы разделяла миры живых и мертвых, луна вышла из-за облака и с тех пор так и светила до самого утра, заливая все призрачным светом. Но открывающийся вид навевал такую тоску, что Антон скорее предпочел бы полную темень. Этот почти заброшенный участок кладбища густо зарос сорняками, которые порой почти скрывали могильные ограды. Над морем зарослей одиноко возвышались покосившиеся кресты и памятники. Антону они показались похожими на мачты севших на рифы и затонувших кораблей.
Чтобы хоть немного обрести уверенность, Антон решил что-нибудь сказать, прокашлялся, но эти звуки прозвучали так жалко на фоне океана гнетущей тишины, что он осекся, и слова застряли в горле. Мальчик уже простоял возле калитки достаточно долго, и ноги стали уставать. Но он все никак не решался сделать шаг в сторону от двери, ведущей в нормальный мир.
– Антон, ты еще здесь? – вдруг послышался голос из-за калитки. Сережке было страшно неловко от того, что втянул товарища в эту авантюру. Поэтому, когда гости разошлись, он решил вернуться к кладбищенской калитке. У него даже была мысль составить Антону компанию, но родители к этому времени уже вернулись домой, и он понимал, что в таком случае могут возникнуть большие проблемы.
– Здесь, куда я денусь! – сердито ответил Антон. Он был очень зол на Сергея, заварившего всю эту кашу.
– Слушай, чего тебе здесь стоять? Давай я открою калитку, а потом, ближе к утру, ты сюда вернешься, – предложил Сергей.
Антон на радостях чуть было не согласился, но он был слишком сердит на товарища и заподозрил подвох. А что, если они всей компанией еще находятся здесь и только и ждут его согласия, хотят проверить «на вшивость»? А стоит ему выйти, и все будут потешаться? К тому же Антон отнюдь не был уверен, что если он выйдет сейчас, то сможет вернуться сюда еще раз, пусть и ненадолго. Так что чувство гордости и боязнь насмешек пересилили страх.
– Нет уж! Мне и тут хорошо! – ответил он, удивляясь собственной смелости.
– Ну как хочешь! Можешь простоять под калиткой всю ночь! – Сергей не собирался долго его уговаривать. В конце концов, если хвастаешься, то надо выполнять обещанное. А не можешь, так и не говори! К тому же у него самого рядом с этим скорбным местом по коже пробегал неприятный холодок, и в голову начинала лезть всякая чертовщина. И Сергей заспешил домой, оставив Антона в одиночестве.
Убедившись, что Сережка ушел, Антон чуть не заплакал от досады. Он вдруг понял, что тот не шутил и действительно предлагал ему помощь. А он упустил такую возможность выйти из положения. Теперь ничего не остается, как куковать тут до утра. Можно, конечно, обратиться в позорное бегство, но до выхода тоже еще надо добраться. Впрочем, стоять под калиткой было действительно очень глупо и утомительно, поэтому Антон стал понемногу продвигаться к центру кладбища, рассчитывая найти хотя бы место, где можно спокойно присесть.
Мальчик изо всех сил старался отвлечься от мрачных мыслей, но они лезли в голову очень настойчиво. Сочетание пятницы тринадцатого и полнолуния невольно наводило на мрачно-мистический лад. Если бы вдруг, к примеру, из-под какого-нибудь надгробия вытянулась полуистлевшая рука или прилетевшая летучая мышь уселась бы на какой-нибудь крест и превратилась в вампира, он бы, наверное, даже не слишком удивился этому факту, найдя в нем только подтверждение самых мрачных предчувствий.
В кладбищенской тишине каждая хрустнувшая под ногой веточка звучала как выстрел. А деревья в сочетании со старинными памятниками складывались в лунном свете в такие причудливые картины, которые, наверное, не сумел бы изобразить даже сам Сальвадор Дали, великий мастер подобной живописи. Хорошо еще, что погода стояла безветренная и эти картины не шевелились. Антон уже устал вздрагивать от каждого шороха и каждой игры лунного света. Поэтому он старался как можно меньше оглядываться по сторонам и больше смотрел под ноги. «Эх, фонарик бы сюда! – думал мальчик. – Хотя, наверное, все бы тогда заорали, что так нечестно, так не страшно! Сами бы попробовали!» Еще он подумал, что здесь не помешал бы плеер. Воткнул в уши, и слушай что-нибудь веселенькое, а не эти шорохи и трески. Вот против этого, наверное, никто бы не возразил. Даже круто: слушай себе музыку, как будто тебе все равно. Как тем зайцам из песни.
«А что, если нарочно подобраться поближе к выходу, чтобы сторож меня заметил? – мелькнула у Антона спасительная мысль. – Не убьет же он меня, в самом деле? Ну, поругает немножко да и выгонит отсюда. А я вроде бы и не виноват. Не сам же сбежал! Не будет же он меня в милицию сдавать! И родителям не сообщит. Настоящего имени я не скажу!» Воодушевленный такими рассуждениями, Антон побрел в сторону, где, по его представлению, должен был находиться выход.
Вскоре Антон услышал какие-то голоса. Сначала он даже подумал, что это ему померещилось, но голоса становились все отчетливее. Повинуясь какому-то неясному инстинкту, мальчик отступил в тень, притаился за памятником и весь обратился в слух. Голоса были мужскими, довольно грубыми и, как ему показалось, пьяными. Речь перемежалась взрывами хриплого смеха. Наконец Антону удалось различить слова. Сразу стало ясно, что здесь собрались выпить какие-то подозрительные личности: то ли бомжи, то ли вообще уголовники. Через каждые несколько слов слышался мат, а некоторые выражения, видимо, жаргонные, мальчик вообще не понимал. Встреча с этой компанией показалась Антону гораздо неприятнее столкновения с гипотетическими мертвецами, и он стал медленно отступать назад. И тут под ногой предательски хрустнула какая-то некстати подвернувшаяся ветка.
– Кто здесь? – заорал грубый голос, присовокупив к сказанному несколько непечатных выражений.
– Да брось, Толян! – успокаивал его другой, звучавший столь же неприятно. – Это какая-нибудь кошка лазает.
– А я пойду посмотрю! – не унимался первый. – Была кошка, станет закуска! – И он радостно заржал.
Услышав тяжелые шаги, Антон не стал играть в прятки с пьяным незнакомцем, который мог оказаться настойчивым в своих поисках. Он со всех ног бросился бежать. Вдогонку ему полетели проклятия, а запущенная сильной рукой пустая бутылка разбилась о памятник в нескольких шагах от мальчишки. Антон бежал, не разбирая дороги, перескакивая через ограды, огибая могилы. Ветки хлестали его по лицу. Шаги сзади давно затихли, и преследователи вернулись к своим алкогольным занятиям, а он все бежал и бежал. Только какая-то ограда остановила этот марафон. Она оказалась чересчур высокой, и Антон, запнувшись о нее, рухнул на землю почти без сил. Несколько минут мальчик лежал не шелохнувшись, прислушиваясь, нет ли кого поблизости, но сердце колотилось так сильно, что, кроме его стука, он ничего не слышал.
