Пришлось топить печь дровами, пришлось искать в сенях бочку с водой. Попутно нашелся чугунок с еще теплой картошкой и другой чугунок с пшенной кашей на молоке.
– Ладно, это мы съедим, а кашу оставить придется ребенку, – сказал человек.
– Какому ребенку? – спросила женщина.
– Да вот, – и человек показал на сундучок, где сладко спал маленький ребенок, закинув ручки за голову.
Женщина опустилась перед сундучком на колени и вдруг заплакала.
– Господи, вот он, мой ребеночек, – сказала она. – Неужели это он?
И она поцеловала край голубого одеяльца.
– Ваш? – удивился человек. – А как его зовут?
– Не знаю, я еще не назвала его. Я так устала за эту ночь, целая ночь страданий. Мне никто не мог помочь. Ни один человек на свете.
– А кто это, мальчик или девочка? – недоверчиво спросил человек.
– Это все равно: кто есть, того мы и любим.
И она снова поцеловала край одеяла. Человек внимательно посмотрел на женщину и увидел, что у нее на лице действительно следы страданий, рот запекся, глаза ввалились, волосы висят. Ноги у нее оказались очень худые. Но прошло некоторое время, и женщина как будто согрелась и странно похорошела. Глаза у нее засияли, впалые щеки разрумянились. Она задумчиво смотрела на некрасивого, лысенького мальчика, спавшего на сундуке. Руки ее, крепко державшие края сундука, дрожали.
Изменился и ребенок. Он уменьшился и теперь был похож на старичка с одутловатым носом и с глазками, как щелочки.
Все это показалось человеку странным – то, как изменились на его глазах женщина и ребенок, буквально за одно мгновение. Человек даже испугался.
– Ну, если это ваш, я не буду вам мешать, – отвернувшись, сказал несостоявшийся отец. – Я пойду, скоро моя электричка.
Он торопливо оделся и вышел вон.
Уже светало, тропинка была, как ни странно, чистая и хорошо утоптанная, как будто не было ночной метели. Наш путешественник быстро пошел прочь от домика, и через несколько часов пути он вышел точно к такому же домику, как и предыдущий, и, уже не удивляясь, без всякого стука вошел в дом.
Сени были такие же, комната точно такая, и так же стоял на столе горячий чайник и лежал хлеб. Путник устал и замерз, поэтому он быстро, не задерживаясь, выпил чаю, съел кусок хлеба и прилег на лавочку в ожидании. Но никто не пришел. Тогда человек вскочил и бросился к сундуку. В сундуке лежали опять детские вещи, но теперь это уже были теплые вещички – курточка, шапочка, очень маленькие валенки, теплые стеганые штанишки, даже какой–то роскошный комбинезон и на дне меховой мешок с капюшоном.
Этот человек сразу подумал, что маленькому мальчику совсем нечего надеть на улицу, у него есть рубашечки и всякая дребедень, но больше ничего! Вслух извинившись, он отобрал самое нужное – меховой мешок, комбинезон, валенки и шапочку. Затем он прихватил еще и санки, стоявшие в углу, потому что в другом углу он увидел еще одни. Еще раз попросив прощения, он взял из груды валенок за сундуком одни взрослые валенки, по виду как будто подходящие для женщины – она же была босая! С этим грузом он помчался как можно быстрее по морозу назад, к первой избушке.
В ней уже никого не было. Стоял горячий чайник, лежал хлеб. Сундучок был пуст.
«Видимо, она надела на мальчишку все эти тряпки, – подумал несостоявшийся отец. – Какие глупости, ведь у меня есть все необходимое!» Он тут же кинулся бежать по тропинке дальше, волоча за собой санки, и очень быстро догнал женщину, потому что она еле шла. Ее даже покачивало. Босые ноги были красными от снега. Она несла на руках закутанного в тряпье ребенка.
– Минутку! – закричал наш отец. – Погодите! Ведь разве можно так идти! Надо же одеть парня! Вот тут все необходимое.
Он взял у нее ребенка, она покорно, закрыв глаза, отдала ему свою ношу, и они вместе вернулись в свою избушку.
Теперь только отец вспомнил странную старуху, которой он помог донести тяжелые сумки, и спросил у женщины:
– Скажите, а вам адрес тоже старушка дала?
– Нет, она мне сказала только название станции – «Сороковой километр», – ответила женщина, почти засыпая.
Но в это время ребенок заплакал, они вдвоем, торопясь, стали его переодевать, и он вдруг оказался таким маленьким, что никакие валенки, конечно, ему не пригодились, а пришлось его пеленать, заворачивать в одеяло, и вот тут пригодился меховой мешок с капюшоном. Все остальное они завязали в узел, женщина обула свои новые валенки, и они отправились обратно втроем. Новоявленный отец нес ребенка, а женщина тащила вещички, и по дороге они забыли, где встретились, забыли и название станции. Они помнили только, что была какая–то очень трудная ночь, долгая дорога, тяжелые времена одиночества, но теперь у них родился ребенок, и они нашли то, что искали.
У одной женщины была девочка, очень маленькая, звали ее Капля, Капочка. Девочка была очень маленькая и никак не росла. Мать ходила с ней по врачам, но покажет им девочку, а они не берутся лечить: нет – и всё! Даже ничего не спрашивали.
Тогда мама решила для начала Капельку не показывать, уселась у одного врача в кабинете и спрашивает:
– Как быть, если ребенок плохо растет?
А врач отвечает, как полагается врачу:
– А что с ребенком? Какова история болезни? Как этот ребенок родился? Как ел?
И так далее.
– Ребенок этот не родился, – отвечала несчастная мать, – я нашла его в капусте, в ранней капусте. Я сняла верхний лист, а там лежит девочка капусточка, капочка, капля. Я ее взяла и воспитываю, а она совсем не растет, уже два года.
– Покажите ребенка, – говорит врач.
Мама Капочки достала из нагрудного кармана коробочку, из коробочки половинку фасолинки (выдолбленную), а в этой половинке уже сидела, терла глаза кулачками малюсенькая девочка.
Мама также достала из сумки лупу, и в эту лупу доктор стал разглядывать Капочку.
– Чудесная девочка… – бормотал доктор. – Хорошо упитана, молодец, мамаша… Встань, девочка. Так. Молодец.
Капочка вылезла из половинки фасолины и прошлась взад–вперед.
– Ну что же, – сказал доктор. – Я вам скажу: девочка чудесная, но ей не здесь надо жить. Не знаю где. Здесь ей никто не компания. Не то место.
Мать отвечала:
– Да она и сама рассказывает, что видит сны, как будто бы она жила на далекой звезде. Она говорит, там все были с крылышками, летали по лугам, она тоже, она пила росу и ела пыльцу, и у них был кто–то, какой–то старшой, который готовил их, что некоторым придется уйти, и они все со страхом ждали, когда начнут таять крылышки, – тогда старшой вел их на высокую гору пешком, там открывался вход в пещеру и ступени вниз, и все провожали того, у кого растаяли крылья, и он уходил вниз и становился все меньше и меньше, пока не превращался чуть ли не в каплю…
