Но Юшиджима молчал. В отчаянии закусив нижнюю губу, он бросал тяжелые взгляды на Эноеши, который не спрашивал, почему Юшиджима даже не собирается делать то, что совершенно необходимо. Эноеши все понимал. Юшиджима не хотел нырять. Он хотел, чтобы это сделал Эноеши, но, вместо того чтобы попросить его, он молча ожидал, что его гость сам вызовется.
Слабая надежда!
Эноеши совершенно не собирался идти у него на поводу. Чтобы наглядно показать это Юшиджиме, он встал и повернулся к хозяину яхты спиной. Он не собирался делать чтобы то ни было ради яхты «Минако». И уж тем более рисковать жизнью.
— Эноеши... — Как раз в тот момент, когда он направился к рубке, Юшиджима позвал его.
Повернувшись, Эноеши увидел, что Юшиджима расстегивает штаны — он понял, что ничего не остается, кроме как выполнить работу самому.
— Да, хорошо, — смущенно пробормотал Эноеши.
Обвязавшись несколько раз канатом вокруг пояса, Юшиджима вручил второй его конец Эноеши.
— Я на тебя рассчитываю, — сказал он, похлопав Эноеши по плечу.
— Вы в надежных руках, — ответил Эноеши, туго обвязав канат узлом вокруг кисти.
Юшиджима сперва окунул в воду ногу, потом опустился по плечи. Взявшись руками за металлический край кормы, он расставил локти, как будто оперся подбородком о стойку бара, и старался восстановить дыхание. Было самое начало сентября, значит, вода не должна быть такой уж холодной. Лицо Юшиджимы в свете, льющемся из рубки, казалось совершенно серым. Его нежелание прямо сейчас прыгать в воду и проделывать эту неприятную работу было написано у него на лице. И все же в следующее мгновение Юшиджима оттолкнулся от борта, набрал в легкие воздуха и нырнул под киль яхты.
Руль яхты — это подвижная часть киля. Киль «Минако» был шириной в девяносто сантиметров и длиной в метр двадцать. Юшиджима должен был нырнуть не глубже, чем на метр с небольшим. Длина каната, требовавшаяся для этого, была ничтожна. Но Эноеши отмотал несколько метров, чтобы у Юшиджимы, если потребуется, был запас.
Через полминуты голова Юшиджимы показалась над водой. Он попытался схватиться за борт, но у него ничего не вышло; голова его одиноко торчала над водной гладью.
— Ну как там?
Юшиджима в ответ в растерянности покачал головой. На лице его было еще более озабоченное выражение, чем прежде. Скорее всего, в ходе своего первого нырка он разве что сумел найти сам киль.
Юшиджима глубоко дышал, готовясь ко второй попытке. Не прошло и минуты, как Эноеши почувствовал, как что-то ударило в днище судна под его ногами, и весь корпус яхты затрясся, как будто Юшиджима там, внизу, с кем-то боролся. Так же задрожал и канат в руках у Эноеши. Юшиджима был прямо внизу, под ним. Но Эноеши забеспокоился и стал тащить канат на себя.
Потом его руки ощутили, как канат натянулся, будто какая-то огромная рыба тащила его на себя с той стороны. Эноеши пытался удержать его, и в результате его самого чуть не выбросило за борт.
— Дай руку, пожалуйста, — попросил он Минако, которая встала со скамейки и подошла к нему. В качестве меры предосторожности он дал ей конец каната, а сам стал тащить что было мочи. Руки Эноеши чувствовали в полной мере вес Юшиджимы. Его охватило нехорошее предчувствие. Что-то случилось.
Голова Юшиджимы появилась над водой примерно в метре от яхты. Похоже, он совсем не мог держаться на воде, и казалось, что он в любое мгновение пойдет ко дну.
— Держись!
С ободряющими словами Эноеши изо всех сил тащил канат. Юшиджима пытался что-то сказать, но ни слова не вылетало из его рта. Может быть, лишь беззвучный крик ужаса. Это выглядело кошмарно: в следующее мгновение лицо Юшиджимы потеряло какое-либо выражение, и он начал опять погружаться; его редеющие волосы разметались по воде, как водоросли. Эноеши потянул со всей силой, на которую был способен, понимая, что Юшиджима может утонуть в любую секунду.
Втащить его прямо в яхту оказалось невозможным. Эноеши схватил Юшиджиму под руки и перекинул его через борт. Теперь Юшиджима лежал на животе. Как только его щека коснулась палубы, его вырвало. Изо рта неудержимым потоком полилась морская вода вперемешку с остатками сандвичей, которые он ел на обед. С каждой рвотной конвульсией содрогалось все его тело. Ступни его все еще были в воде. Минако с визгом прыгала рядом; единственное, что она догадалась сделать, кроме издаваемых криков ужаса, — это сбегать в салон за полотенцем.
Пытаясь окончательно перебраться через борт, Юшиджима яростно тянулся вперед. Вытащив наконец ноги из воды, он перевалился через борт, попытался вдохнуть воздуха и начал неудержимо кашлять.
Эноеши не знал, как надо помогать человеку, который чуть не утонул. Все, что он мог, — это снова и снова спрашивать Эноеши, в порядке ли он. Обернув плечи Юшиджимы полотенцем, которое принесла Минако, он похлопывал того по спине. Но Юшиджима сидел со склоненной набок головой, из его рта по-прежнему не вылетало ничего, кроме стонов и рвоты. Он все еще не мог остановиться. Конвульсии сотрясали его тело, выворачивая желудок.
Эноеши решил, что лучше Юшиджиме полежать в своей постели в салоне. Предложив тому опереться о его плечо, он повел его в салон. Само собой, сделав шаг или два, Юшиджима совсем обессилел и упал на колени. Это выглядело так, будто не сила оставила его ноги, а будто ноги ниже колен у него просто отвалились. Наконец дотащив Юшиджиму до постели, Эноеши накрыл его банным полотенцем, курткой от спортивного костюма и всем теплым, что ему удалось найти. Не похоже было, что содрогания Юшиджимы проходят. Напротив, они усиливались с каждой минутой. Время от времени с его губ срывался ужасный стон, похожий на рев дикого зверя. Юшиджима изменился так страшно, что Эноеши и Минуко только и могли, что стоять в гнетущей тишине у его постели.
Сначала Эноеши предположил следующее: Юшиджима, которому не хватало свежего воздуха, попытался вынырнуть, но на полпути нахватался морской воды и запаниковал. Может быть, его спасательный трос зацепился за руль. Во всяком случае, он запаниковал и начал тонуть. Потонуть в темном ночном море в самом деле очень страшно, и малейшая неудача может вызвать панику.
Но неизменное выражение ужаса в глазах Юшиджимы подстегивало воображение. Его глаза слепо глядели в пустоту, он явно ничего не видел, слух и осязание тоже, очевидно, изменили ему. Все органы чувств все еще находились под влиянием травмы, которую он перенес.
Эноеши спросил Минако, нет ли у них чего-нибудь покрепче пива. Она достала из шкафчика полбутылки красного вина и алюминиевую кружку.
— Оно недостаточно крепкое, чтобы привести его в чувство, — сказал Эноеши, посадив Юшиджиму и вливая ему в рот вина.
