А если употреблять ее?
Роуэн старается не думать об истинном и неоспоримом счастье, которого мог бы достичь и он.
Он качает головой и гонит эту мысль прочь, но она не уходит, оставаясь кисло-сладким привкусом на языке.
Питер гребет на тренажере, налегая на весла сильнее, чем обычно. Он планировал «проплыть» пять километров меньше чем за двадцать минут, но скорость у него уже куда выше. Он смотрит на дисплей. 4653 метра за пятнадцать минут и пять секунд. Куда лучше его обычных результатов — без сомнения, это из-за выпитой вчера крови.
Из комнаты Клары доносится музыка.
Хендрикс.
Питеру странно слышать эту кровавую музыку шестидесятых, которая, по всей видимости, нравится Уиллу до сих пор, как в семь лет, когда он танцевал с отцом вокруг баржи под «Движение в центре города».
Он слышит, как Клара смеется вместе с дядей.
Но Питер не позволяет себе отвлекаться. Он смотрит на кнопочки под дисплеем.
«ИЗМЕНИТЬ ЕДИНИЦЫ ИЗМЕРЕНИЯ». «ИЗМЕНИТЬ ПАРАМЕТРЫ ДИСПЛЕЯ».
Да уж, создателю тренажера была известна сила этого слова. Изменять.
Глядя на кнопки, он думает о Лорне и бормочет в такт движениям, исступленно догребая последнюю сотню метров.
— Джаз. Джаз. Джаз… Твою мать.
Питер останавливается и смотрит на показатели, а маховик продолжает крутиться. Останавливается он на 5068 метрах. Время — семнадцать минут двадцать две секунды.
Впечатляет.
Он побил предыдущий рекорд примерно на четыре минуты. Правда, теперь у Питера нет сил даже слезть с тренажера.
Ему ужасно хочется пить, и он косится на набухшие от локтя до запястья вены.
«Нет, — говорит себе Питер. — Обойдусь водой».
Вода.
Вот что представляет собой его нынешняя жизнь. Прозрачная, спокойная, безвкусная вода.
А утонуть в ней так же легко, как и в крови.
Клара слушает старую гитарную музыку, которую только что скачала по рекомендации Уилла, и даже не пытается сделать вид, будто ей нравится.
— Нет, — говорит она со смехом. — Это ужасно.
— Это — Джимми Хендрикс, — возражает дядя, словно других объяснений тут не требуется. — Это один из самых талантливых кровопийц, когда-либо ходивших по земле! Он играл на гитаре клыками. На сцене. И никто даже не замечал. — Уилл смеется. — Отец рассказал мне об этом, прежде чем… — На миг он замолкает. Кларе хочется расспросить о дедушке, но она замечает боль в дядиных глазах. Пусть уж лучше болтает о Джимми Хендриксе. — Зрители думали, что их глючит от сожранной кислоты. И никто никогда не интересовался, почему туман багровый.[8] Разумеется, речь шла вообще не о тумане. Просто «Багровые вены» было бы слишком откровенно. У Принца была та же проблема. Но потом он стал воздерживаться, подался в свидетели Иеговы, и все покатилось к чертям. Но у Джимми все получилось в лучшем виде. Он просто инсценировал смерть и продолжил свой путь. Назвался Джо Хэесом. ХЭЕС. Сейчас у него свой вампирский рок-клуб под названием «Ледиленд» в Портленде, штат Орегон.
Клара прислоняется к стене, сидя на кровати и болтая ногами.
— Я просто не люблю гитарные соло длиной по пятьсот лет. Как и певцов, которые бесконечно тянут одно коротенькое словечко, демонстрируя все возможности своего голоса. Так и хочется на них прикрикнуть: к сути переходи!
Уилл качает головой, чуть ли не с сочувствием, потом делает большой глоток из бутылки, которую принес из фургона.
— Ммм. Я уж и забыл, какая она вкусная.
— Кто?
Он показывает надписанную от руки этикетку. Вторая бутылка за день. Первую — «ЭЛИС» — Уилл высосал до дна за считаные секунды и спрятал под кроватью Клары. А это — «РОЗЕЛЛА — 2001».
— Она была красавица. Una guapa.[9]
Клара лишь слегка обеспокоилась:
— Ты ее убил?
Дядя делает вид, что шокирован.
— За кого ты меня принимаешь?
— За кровожадного вампира-убийцу.
Уилл пожимает плечами, словно говоря: «Все верно».
— Человеческая кровь быстро портится, — объясняет он. — Металлический привкус резко усиливается, так что нет смысла хранить ее в бутылке. Но в крови вампира гемоглобин остается тем же. А в нем и кроется все волшебство. Так вот, Розелла — вампирша. Из Испании. Познакомился с ней, когда залетал в Валенсию. Это город вампиров, как и Манчестер. Мы потусовались. Обменялись сувенирами. Попробуй ее.
Уилл протягивает бутылку Кларе и смотрит на нее — она около секунды размышляет.
— Сама ведь знаешь, что хочешь.
Клара наконец сдается и берет бутылку, подносит горлышко к носу и нюхает, как бы проверяя, что же она собирается выпить.
Уилла это веселит.
— Цитрусовая нотка, оттенок дуба и легкий след вечной жизни.
Клара глотает и закрывает глаза, ощущая сладостный прилив энергии. Она хихикает, потом хихикание переходит в бурный хохот.
Тут Уилл замечает фотографию на стене. Рядом с Кларой стоит хорошенькая блондинка. У него возникает смутное и тревожное чувство, будто он ее уже где-то видел.
— Кто это?
— Кто кто? — переспрашивает Клара, успокаиваясь.
— Оливия Ньютон Джон.
— А, Ева. Наша звезда. Правда, сегодня я ее подставила. Сбежала от нее из «Топ-Шопа». Когда я была в примерочной, перепугалась, что могу чего-нибудь натворить.
Уилл кивает:
— Приступ ОЖК. Привыкнешь.
— ОЖК?
— Острая жажда крови. Ладно, ты рассказывала…
— Ах да. Она новенькая. Только переехала сюда. — Клара делает еще глоток. Она утирает губы и, подумав о чем-то, снова смеется. — Эротическая мечта Роуэна. Они учатся в одном классе, но ему слабо даже заговорить с ней. Печальное зрелище. А папаша у нее с тараканами. Ей уже семнадцать, и до сих пор приходится подавать прошение, когда она хочет выйти из дому. Раньше они жили в Манчестере.
Клара не обращает внимания на омрачившееся лицо дяди.
— В Манчестере?
— Да, тут они всего пару месяцев.
— Ясно, — отвечает он и поворачивает голову к двери. Через секунду на пороге появляется рассерженная Хелен в фартуке. Она входит в комнату, и атмосфера становится напряженной. Заметив бутылку с кровью, Хелен стискивает зубы.
— Будь любезен, убери это и сам убирайся из комнаты моей дочери.
Уилл улыбается:
— Отлично. Вот и ты. А то мы беспокоились, не слишком ли нам весело.
Клара, все еще навеселе, с трудом подавляет смешок.
Мать молчит, но по лицу видно, что терпение у нее вот-вот лопнет. Уилл нехотя поднимается с пола. Проходя мимо Хелен, он наклоняется к ней и шепчет что-то на ухо, что именно — Кларе не слышно.