Йейн пытливо взглянул на Хейвен.
— Ты его не боишься?
— Мне страшно. Но Адама я не боюсь.
— Почему?
— Он не причинит мне вреда. И никто на свете никогда не отнимет меня у тебя.
— Клянешься?
Вопрос был задан серьезно, но Хейвен хотелось рассмеяться.
— Клянусь.
Она привстала на цыпочки и поцеловала Йейна.
В стерильно-белой приемной Общества «Уроборос» нетерпеливо ерзали в креслах и на диванах не меньше десяти детей. Хейвен наблюдала за ними. Время от времени то одного, то другого ребенка вызывали для беседы. Несколько непосед, пара-тройка тихонь, а остальные выглядели так, словно все им прискучило. Никто не показался ей особо примечательным. Она гадала, кого из них пригласят вступить в Общество. И что с ними станет потом.
— Прошу прощения, мисс? — прозвучал резкий тон секретаря.
— Что? — Хейвен повернулась на каблуках и оказалась лицом к лицу с мужчиной, похожим на хорька. Он поджидал ее, прижав к груди клипборд. — Да? — проговорила Хейвен чуть мягче и улыбнулась. Все утро она нервничала, а в такси ее едва не стошнило.
— У вас есть…
Секретарь умолк. Хейвен сняла вязаную шапку и провела рукой по волосам. Красота ее пышных черных кудрей порой лишала окружающих дара речи.
— Это вы, — подобострастно произнес клерк.
Хейвен обернулась через плечо, уверенная, что секретарь разговаривает не с ней. Но позади нее находился девятилетний мальчишка. Он убежал от родителей и мчался к выходу.
— Иеремия! — За мальчиком бросилась женщина и поймала его у дверей.
— Вы меня знаете? — спросила Хейвен у секретаря.
Тот нервно скривил губы и принялся вертеть в руках клипборд.
— Подождите здесь, мисс Мур, — почти умоляюще вымолвил он. — Буквально одну минуту.
Хейвен кивнула. Клерк метнулся к письменному столу и снял телефонную трубку. Слов Хейвен не слышала, но результат беседы не заставил себя ждать. Хлопнула дверь на втором этаже, раздались торопливые шаги по лестнице. Вскоре перед ней стоял Адам Розиер. Он был в обтягивающих черных брюках и свитере. Его глаза, как обычно, прятались под темными очками. Прикид выглядел строго, круто и астрономически дорого.
— Ты вернулась! — воскликнул Адам и широко улыбнулся.
«Неужели он — тот самый монстр, которого Феба называла Магом? — удивилась Хейвен. — Но ведь он действительно повинен в бесчисленных смертях, катастрофах и жестокостях», — одернула она себя.
— Да, — сказала она, и у нее сразу закружилась голова. Она постаралась следовать придуманному ею сценарию. — Мне надо с тобой поговорить. Нужна твоя помощь.
— Конечно, — ответил Адам. — Давай прогуляемся? Мне не помешал бы глоток свежего воздуха.
— Хорошо, — согласилась Хейвен, надеясь, что на морозе почувствует себя более сосредоточенной.
Они направились к двери. В этот миг мальчишка вновь вырвался на волю. Молниеносным движением Адам выбросил руку вперед и схватил непоседу за ворот свитера. Ребенок замер на месте.
— Привет, — Адам опустился на колени. — Ты куда собрался? — поинтересовался он.
— На улицу.
Мальчик тяжело и глубоко дышал, будто попал под действие гипноза. Он не отрывал взгляда от Адама.
— Спасибо, что поймали моего сынишку! — проговорила подбежавшая мать.
Она была старше большинства родителей, собравшихся в приемной. Женщина явно была избалована успехом. Похоже, ее усмирил этот поздний ребенок.
— Не за что, — буркнул Адам. Он решил посвятить свое время исключительно мальчику. — И что же ты хотел увидеть на улице? — продолжал он.
— Птичек, — сообщил тот. Он обрадовался тому, что наконец нашелся человек, который воспринял его всерьез. — Я заметил в парке черноногую моевку. А они очень редкие, понимаете?
— Да. Ты всегда любил птиц, Иеремия?
Мать уже раскрыла рот для ответа, но Адам прижал палец к губам.
— Иеремия? — поторопил он мальчика.
— Когда наблюдаю за птицами, я успокаиваюсь.
— Значит, у тебя очень напряженная жизнь?
Хейвен с трудом удержалась от смеха, но поняла, что Адам не шутит.
Мальчик помрачнел.
— Я работал инженером-биологом в… — Он вдруг умолк и сдвинул брови. — В одном институте в Бостоне.
— И как там все обстояло?
— Мне хотелось делать что-нибудь хорошее. Но то, что я придумывал, отдавали богачам.
— А, вот оно что. Сильная нервная нагрузка. — Адам встал, выпрямился и дал знак секретарю. — Иеремию следует пропустить первым, — сказал он подбежавшему клерку.
— Правда? Спасибо вам огромное!
Всякий, кто увидел бы в этот момент мать Иеремии, решил бы, что ее сын только что крупно выиграл в лотерее.
— Вам спасибо, мадам, — отозвался Адам, снимая пальто с вешалки у дверей. — У меня возникло такое чувство, что мы теперь будем часто видеться с Иеремией. А сейчас прошу прощения. — Он толкнул створку парадных дверей и пропустил Хейвен вперед. — Полюбуемся черноногой моевкой?
Очутившись на крыльце дома, в котором размещалось Общество «Уроборос», Хейвен обвела взглядом Грамерси-Парк. Как обычно, его дорожки пустовали, и никто не сидел на скамейках. Сад являлся частной собственностью, его окружала чугунная ограда, и уже более полутора столетий обычным ньюйоркцам вход сюда был воспрещен. В центре парка возвышалась одинокая статуя Эдвина Бута — актера, брат которого убил Авраама Линкольна. Каменный Эдвин был словно заперт на века в живописной клетке. Хейвен знала скульптуру в двух разных жизнях и надеялась, что больше с ней встречаться не придется. Увы.
Адам первым спустился по ступеням.
— Нам не обязательно быть именно здесь, — сказал он. — Может, погуляем где-нибудь еще?
Хейвен растерялась. Когда она в последний раз ходила по Грамерси-Парку, в Нью-Йорке царило лето, и на деревьях зеленела густая листва. Прохожие останавливались у садовых решеток и любовались цветами. А сегодня никому не хотелось даже смотреть на это унылое, замерзшее место.
— Нет, — ответила она. — Лучше уж парк.
Перейдя узкую улицу, Адам вытащил из кармана пальто ключ и отпер ворота. Они молча побрели по дорожке, под их ногами захрустел гравий.
— А у тебя замечательный перстень, — отметил Адам. — Наверное, старинный. Я прав?
Ужасное начало. Почему она не сняла подарок Йейна?
— Верно, — выдавила она и натянула перчатки. — Но я за него чересчур дорого заплатила.
— Оно стоит любых денег, — сказал Адам. — Камень такого же цвета, как твои глаза.
— Спасибо… — поблагодарила Хейвен, лихорадочно думая, как бы ей сменить тему. — А с каких пор в Общество начали принимать детей? — поморщившись, спросила она.
