Анатолий Шинскин - Тихий омуток

           Джульетта говорила спокойно и доброжелательно, но посетитель расслышал плохо скрытую насмешку и язвительность.

 -- Вы со всеми так разговариваете или только с теми, кого считаете полными придурками? -- агрессивно спросил крепыш-сантехник и придвинулся.

           Брови Джульетты удивленно взлетели. Парень показывал начатки интеллекта, интересно будет повозиться. Этому не скажешь с циничной откровенностью: "Да, я всех держу за полных придурков!" -- и он заглотает покорно да еще подхихикнет веселому цинизму чиновницы.

 -- Жду завтра с декларацией, -- строго выговорила Джульетта, и парень выкатился за дверь.

         Гульфик выглянул в коридор и, неслышно ступая, вернулся на место:

 -- Крепенький мальчик. Я, пожалуй, не откажусь перекусить. Приглашаешь? Ты, кстати сказать, зря так неосторожно наскочила на парня. Не исключено, что за туповатой внешностью и невысоким социальным статусом скрывается сердце льва. Он русский, а в каждом русском дремлют Добрыня Никитич, Алеша Попович и Илья Муромец вместе взятые.

 -- Так-таки и спят трое в одном?

 -- Не спят, а затаились и ждут момента. Готовятся к прыжку, --  Гульфик облизнулся и посерьезнел. -- Ну?

 -- Мнимозина врет,  -- Джульетта наклонилась через стол и заговорила шепотом. – Мнимозина разговаривал с Обломком, и боится его.

 -- И уже играет в его команде? Посмотрю, как они отреагируют на мое присутствие на берегу речки Вонючки. Место тихое, безлюдное.

 -- Вот-вот. Нужно им подыграть. Витюху мы схаваем попозже.

 -- А собирались сейчас?

 -- Сегодня.  Но пока пойдем по плану Мнимозины. Я поймаю  Обломка на секс. Тряхну полузабытым лозунгом: "Интим не предлагать, сколько надо я и сама возьму."  Давно хотелось вынести на суд народный свою природную сексуальность -- не растеряла ли форму.

 -- Не растеряла, -- грустно вздохнул Гульфик. -- Ты всегда на двести процентов. Не думаю, что Обломок сможет устоять.

 --  Предупрежу Коляна, а ты иди, набивайся в друзья менту.

 -- Два таких друга, и врагов уже хватит. -- засмеялся Гульфик. -- Доказать непричастность Коляна не составит труда, тем более, Кирюха, по определению судмедэксперта, самоубийца,  и, значит, никакой уголовщины.

 -- Удачи.

        По коридору протопали быстрые шаги, распахнулась дверь, и в кабинет вбежал Мнимозина:

 -- Смотрите в окно...

        На площади перед зданием администрации костром полыхала легковушка, в стороне, высоко подняв плакат с надписью, стоял парень.

 -- Наш сантехник, -- удивился Гульфик и громко прочитал надпись на плакате. -- "Вампиры, вы меня достали".

        К парню уже бежали милиция и охрана. Свалили, начали бить дубинками и ногами.

 -- А я предупреждал: надо было просто выслушать человечка, -- усмехнулся Гульфик.

 -- Умоется кровавыми слезами человечек, -- оскалилась Джульетта. -- Уже сегодня.

               Колян очнулся  и, не открывая глаз, попробовал определиться. Затылок ныл тупой болью,  давило пространство тесного закрытого помещения. Колян открыл глаза и сел. Камера, три на три метра, дверь с глазком. Через зарешеченный квадрат под притолокой желтый свет электролампочки скудно освещал помещение, оставляя затемненные углы.

              «Хренасе!» -- Колян хмыкнул, встал и осмотрелся внимательнее. Ему ли было не знать, как устроена типовая  ментовская кутузка. Нары – деревянный настил в полуметре от пола на пять-шесть человеко-особей, и у входа  пустое ведро  для естественных надобностей. С нар послышались возня и стон. Пятясь ногами вперед сполз из темного угла  ранее не замеченный Коляном  парень лет тридцати, попытался подняться, охнул и остался сидеть на корточках, придерживаясь руками за нары.

 -- Я тебя знаю, -- парень едва шевелил разбитыми губами. Оба его глаза были украшены черными свежими фингалами. – Ты Колян,...  бандит. Наверное,  всех преступников уже переловили,  коли  за своих взялись.

 --  Давно я здесь?

 -- Часа два. Сам Витюха командовал. Велел шавкам следить, как очнешься, чтоб сразу к нему.

 -- А ты кто? – Колян дотронулся до руки парня и сам ответил. –- Восемь классов, ПТУ на электрика,  сантехник в коммунхозе, женат, дочке три года, Василий, прозвище Мотыль, от слова «мотыляться».  В пьяном виде склонен к правдоискательству. Оно тебе нужно?

 -- Ловко! –- подтягиваясь на руках, парень сел на нары, оперся  спиной в стену.  –- Прямо, экстрасенс.  Мечта у меня была -- машину купить.

 -- Иностранную?

 -- Издеваешься! Любую машину, чтоб ездила. Да не при моей зарплате, которую месяцами задерживают и выдают частями. Несчастье помогло: тетка бездетная умерла, а домишко мне завещала. Чего проще, дом продать – машину купить? И начались мои беды. Дом сначала оформить надо: БТИ,  зем. отдел, кадастровая палата, архитектура,  еще много всяких кабинетов, а между ними походы в сбербанк  на оплату сумм, бесконечное ксерокопирование пачек документов и покупки подарков для ускорения дела. Я разозлился. Вспомнил  батю -– волевой был мужик и справедливый.

 --  Коммунист  и верный  Ленинец?

 -- Просто работяга, но всегда говорил:  «Если  бы все коммунисты были, как я, давно бы построили коммунизм.»

 -- Значит не все  были, как твой батя,  -- засмеялся Колян.  --  Полагаю, --  эта фраза   не единственная  в его кредо.  Давай, колись, раз начал.

 --  Буржуев не любил, оттого и запил, и умер, когда воровство и спекуляцию  предпринимательством назвали и велели брать пример.  «Для меня,  -- говорил, -- дружба с буржуями непозволительная роскошь. Время «Ч»  приближается, и я не хочу, чтобы в нужный момент   дрогнула рука, подвел глаз и сбился прицел.»

 -- Пролетарий в законе,  --  треп от скуки начал перерастать в  дискуссию, и Колян уже всерьез подыскивал аргументы.   --  Давай так. Буржуй  буржую  рознь.  Для одних быдло  по барабану, что есть, что нет.  Другие – лениво, от случая к случаю,  презирают.  Третьи  --  активно ненавидят.  Уверен,  приблизительно такая градация и у пролетариев: первым -- плевать, вторые -- на буржуев свысока, по завещанию пролетарского поэта, а вот третьи -- убить готовы? Вспоминаю…   -- Колян прервал сам себя.  –  Логично предположить…  Скажем так:  когда настроения третьих овладеют толпой, русские в очередной раз набросятся друг на друга, брат на брата, отец на сына не столько от жажды справедливости,  а, скорее, от сжигающего желания утолить ярость.