…Сознание вернулось к Седьмому сразу, будто он вынырнул из тьмы. Он лежал на деревянном полу своего дома, воздух был сырой и холодный. Тикали большие настенные часы в коридоре. В глаза больно бил солнечный свет. Кряхтя, Седьмой поднялся. Кости ломило. Казалось, что его тело прошло через мясорубку. Каждая клеточка кричала о боли.
На столе попискивала кукла. Она дергала ручками, словно пыталась взлететь. Глаза-пуговки блестели как цветные стеклышки. Матерясь, Седьмой схватил нож с полки, медленно подошел к кукле и проткнул ее. Из игрушки не выстрелил лазерный луч, Седьмого не убил электрический разряд. Ничего. Кукла продолжала пищать и размахивать руками.
— Я действительно дома? — спросил Седьмой и огляделся.
На стене красовалась свирепая кабанья голова. Возле кресла-качалки в пустоту смотрело чучело дикой собаки. На столе валялись книги.
Седьмой закусил губу, до крови, до мяса, чтобы в голове немного прояснилось. Что получается? Он жив-здоров и находится у себя дома. На столе пищит кукла. Или нет? В доме ли он у себя? Или это все морок?
Дневник!
Седьмой полез во внутренний карман куртки и с облегчением выдохнул. Он вытащил зеленую тетрадь, открыл ее, пересмотрел каждую страницу, боясь, что волшебство куклы уничтожило очень важную информацию. Но дневник был цел и невредим.
— Вот же вляпался в дерьмо, — произнес Седьмой, вложив во фразу всю свою злость, ярость, так, что кулаки сладостно зазудели.
Кукла крутила ручками. Седьмой вытащил нож из игрушки, приметив, что разрез затянулся моментально.
Что теперь делать с куклой?
От неё веяло ощущением злой силы. Если она смогла перенести его за много километров домой, смогла подавить сознание образами монстров, то на что еще способна она? От нее надо избавиться.
Седьмого так поглотила игрушка, что он даже не заметил, как в комнате стало темнее. Затренькали настенные часы — мерно и мрачно. Он не слышал их, во всяком случае, не осознавал, что слышит. Боль в мышцах спадала. Чем больше Седьмой смотрел на куклу, тем сильнее он хмурился.
Часы продолжали тренькать. И хотя Седьмой знал, что они находились в соседней комнате, треньканье доносилось откуда-то издалека, словно через невидимую дверцу, которая находилась в кукле.
Скрипнули половицы. Седьмой обернулся, но, разумеется, в комнате никого не было. Но когда он вновь бросил взгляд на игрушку, то не поверил глазам: солнечные лучи выгибались в комнате и сходились на глазах-пуговицах куклы.
— Я не умру, — пробормотал Седьмой, надеясь подавить нарастающий страх.
Солнечный свет становился сильнее. Под его сокрушающей силой кукла заверещала и растворилась в нем. Казалось, что игрушка высасывала свет, потому что в комнате становилось темнее. Терялись очертания предметов, комната тонула во тьме, тогда как на кукле собирались солнечные лучи. Чучело собаки, клетка с хомяком, кабанья голова почернели, словно под воздействием сильного, но не видимого пламени.
В комнату ворвался новый запах. Немного резкий и немного горький.
— Ты не избавишься от меня. Взамен будешь жить. — По голосу нельзя было определить, кому он принадлежит — мужчине или женщине. Он был одновременно низким и высоким. Голос хотелось слушать и выполнять любые просьбы. При этом Седьмой не мог сказать, что слышал куклу. Голос исходил от него самого, хотя он не шевелил губами.
— Кто ты? — спросил Седьмой.
— А кто ты?
Седьмой открыл рот, но из его глотки не вырвалось ни звука. Он не знал, что сказать.
— Я Кивир, — сказал Голос. — Ты Седьмой.
— Зачем я тебе?
Молчание.
— Я нахожусь дома? — спросил Седьмой.
— А как ты считаешь?
— Не знаю.
— Значит, и я не знаю.
Седьмой сделал два шага к столу, когда Голос приказал:
— Стой!
В голове будто взорвалась бомба. Сотни невидимых иголочек впились в мозг. Седьмой вскрикнул и упал. Из тьмы выплыли, расталкивая друг друга, фигуры. Одни жадно скалились и клацали острыми, как у акулы, зубами, другие — смеялись, как дети.
— Я отпускаю тебя, — сказал Седьмой. Он не знал уместно ли обращаться к Голосу на «ты», но тот, похоже, не обращал на это внимания. — Можешь идти куда тебе хочется.
— Он смешной? — обратился Голос к фигурам. Те вмиг замолчали, с лиц спали эмоции и словно по команде невидимого кукловода одновременно кивнули.
— Что ты хочешь?
Вопрос вновь завис в воздухе.
— Ответь мне! — крикнул Седьмой.
— Ты знаешь, кто я?
Лучи света пропали. На столе вновь появилась кукла. Но что-то было с ней не так: она больше не двигалась, а вместо глаз-пуговиц зияли провалы.
— Кивир, Кивир, — зашептали фигуры. — Кивир.
Но вот кукла зашевелила ножками и ручками. За спиной Седьмого скрипнула дверь. Но он продолжал пялиться на игрушку, боясь моргнуть. Из куклы полезли, извиваясь подобно червям, нити.
— Я долго наблюдал за тобой, — сказал Голос.
Одна из фигур приблизилась к Седьмому, и он смог ее получше рассмотреть. Каждый сантиметр головы фигуры покрывали язвы. Лицо было сморщенным, как печеное яблоко. Монстр, которого мог породить лишь Всплеск.
— Хо-о-о-озяин долго наб-б-б-блюдал за тобой, — заикаясь, произнесла фигура и протянула руку. Ее цыплячья грудка подымалась и опускалась с невероятной частотой.
— Я долго наблюдал за тобой, — повторил Голос. — Я могу помочь найти то, что ты ищешь.
— И что же?
— Знание.
— Ты поможешь мне просто так? — спросил Седьмой.
— Да.
— Но почему?
— Ты умрешь. На смену придет Восьмой. Но Восьмой тоже умрет. Появится Девятый. Мне скучно, Седьмой. Я хочу дать тебе надежду.
— Дать надежду? — спросил Седьмой.
— Да. Ты первый человек, которому удалось узнать столь много о Всплеске, о Крылатых. Тебе удалось выжить в Диком лесу. И ты смел. Не каждый сможет нырнуть в ход Червивого короля.
— Я прыгнул в нору от безысходности.
— Не прибедняйся, Седьмой, — сказал Голос. — Кто и заслужил награду, так это ты.
Несколько секунд Седьмой стоял в нерешительности. Возможно, перед ним сейчас разыгрывается фарс. Но для каких целей? Явно не распотрошить и сожрать. Седьмой не знал, что делать: напасть на тварей, чтобы убежать, или… согласиться на предложение куклы? Если предположить на мгновение (всего на такое малюсенькое-малюсенькое мгновение), что он встретился с Силой, управляющей мирозданием и способной раскрыть тайны Всплеска, то от перспектив захватывал дух. Только вот все равно грыз червь сомнения. Голосу хотелось поверить, он располагал к себе, но бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке.
Седьмой поднялся. Кукла повернула к нему голову.
