Сокорро. Да нет, бедного Сатира жаль. Идиотом надо быть…
Лаура. Я полагаю, бедняжка теперь кинется в объятия монастырской обители.
Марсиаль. Пока что она кинулась в объятия жениха. Он говорит, что ему плевать на случившееся. Хороший парень, они через месяц женятся.
Лаура. Возмутительно! А ты в это время спишь да по гостям с мамочкой разгуливаешь.
Марсиаль. Я тебе уже сказал: в этом доме пахнет смертью, преступлением… А Сатиру я посвятил достаточно времени. Теперь у меня есть лупа, есть трубка и отмычки. Но главное — голова. Сатир будет у меня в руках нынешней ночью, вы увидите, на что способен Марсиаль.
Венеранда. Так, сынок! Прекрасный ответ!
Лаура. Не смеюсь только потому, что, боюсь, подумают: дедушка умер. Противно слушать тебя! Тупица! Эстремадурский Сатир — настоящий мужчина, не то что ты или даже я!
Марсиаль. Если этот тип нынешней ночью не попадется, я меняю профессию.
Венеранда. Сынок, трубка! Трубка! Вот так… Глаз радует. До чего же идет ему эта форма!
Марсиаль. Ладно, мама. Я думаю, нам пора. Мне надо завершить кое-какие дела. Венеранда. Пошли, сынок, пошли. (Поднимается.) Пошли, Сокорро. Ладно… Спасибо большое за ужин. Довольно скудный! Ну, разумеется, в такие моменты не до ужина. Правда, Сокорро?
Сокорро. Разумеется, да и мы не ради котлет сюда приходили.
Раскат грома.
Лаура (идет к балкону). Наконец-то гроза. Как ее не хватало. А я предчувствовала. Весь вечер спина не болела: когда у меня спина не болит — значит, быть грозе. Гроза всегда несет жертвы, разрушения, беды.
Гром и молния.
А вы не любите грозу?
Сокорро. Мы люди простые, городские.
Венеранда. Не пахари какие-нибудь!
Сокорро. Фу, какая гадость! Я один раз видела пахаря, совсем не понравился. Такой неотесанный! Без конца пил воду из глиняного кувшина, никакого воспитания! Не то что инженер.
Адела. Подумать только — всю ночь на ногах!
Венеранда. Так вы по ночам на ноги встаете?
Адела. Да нет, это так говорится, донья Венеранда. Я больше двадцати лет не встаю с этого кресла, но, бывает, забудешься — и скажешь так.
Венеранда. А почему вы не пойдете к Лурдекой богоматери?
Сокорро. Действительно. Я точно знаю: это полезно для здоровья.
Адела. Лаура, дочка, не пускает.
Лаура. Вот умрет дедушка, и пойдем куда захочешь. Станем путешествовать, мама, раз тебе нравится. Она ужасно хочет съездить в СССР.
Марсиаль. Уже половина двенадцатого. И дождь начинается.
Венеранда. Да, ты прав, сынок. Желаю дону Грегорио поправляться.
Лаура. Как вы любите делать назло!
Сокорро. Что такое? Разве кто-то болен?
Лаура. А вы, дорогая сеньора… законченная дура!
Сокорро. В гостях у меня всегда голова кругом. А сегодня к тому же выбились из графика, осталось еще три дома: в одном — больной после операции простаты, прошу прощения, в другом — бдениенад покойником; очень приличный дом, там, пожалуй, повеселее будет.
Венеранда. Дом Эстевесов, хозяин адвокатом был.
Сокорро. Но умер-то он не от этого, он уж давно не практиковал.
Венеранда. Замечательные люди. А когда бабушка была жива, у них даже бисквиты с ромом подавали.
Марсиаль. Итак, Лаура… Смирение, и еще раз смирение… Донья Адела, желаю вам здоровья, чтобы было о чем заботиться.
Лаура. Спасибо, Марсиаль…
Марсиаль. И все-таки я чую: в этом доме пахнет убийством.
Венеранда. Хорошо, сынок, хорошо… Пойдем в другой дом, там и соснешь немного. Да застегнись как следует — простудишься.
Сокорро. До свидания, Лаура… До свидания, донья Адела… Не вставайте, мы знаем дорогу.
Венеранда. Да, да, не вставайте, ваша дочка проводит нас.
Адела. А как бы мне хотелось встать… Но я двадцать лет прощаюсь с гостями, не вставая с кресла.
Венеранда. Вот и чудесненько. До свидания.
Снова раскат грома.
Лаура. Нынче ночью гроза будет знатная.
Все выходят, кроме доньи Аделы. Она прислушивается к стонам дедушки.
Возвращается Лаура.
Лаура. Я уж думала, они никогда не уйдут. Этот нелепый Марсиаль…
Адела. Да, доченька… Однако они нам могут понадобиться… Пойди погляди дедушку…
Лаура заходит в комнату дона Грегорио. Затем выходит.
Лаура. Ничего!.. Все то же… Посмотришь ему в лицо, и кажется — отходит… но — ничего подобного!.. Видно, он задумал похоронить нас всех… Мама! Если вы не решаетесь, я сделаю это сама.
Адела. Нет, детка. Нынче ночью, в кофе… (Пауза.). Что-то Хустина застряла… Прекрасная мысль — попросить у доньи Матеа чуточку цианистого калия. У нее в погребе этого добра навалом.
Лаура. Наверняка… Меня иногда страх берет, как подумаю, что бы вы могли наделать, будь вы на ногах.
Адела. Ты мне льстишь… А сама чем хуже? Как, по-твоему, способна ты сегодня приготовить кофе?
Лаура. Думаю, что способна, мама… Думаю — да… Рецепт совсем простой… Конечно, кофе с молоком на завтрак я бы, наверное, не смогла приготовить… Но с цианистым калием…
В дверь звонят.
Адела. Должно быть, девочка с ядом. Пойди, дочка, открой.
Лаура. Иду, мама. Сию минуту. (Идет в глубину сцены.)
Возвращается вместе с Хустиной. Та вся вымокла под дождем.
Хустина. Добрый вечер, тетечка милая, (Целует донью Аделу. Разговаривает как пятилетний ребенок.)
Адела. Ты вся вымокла… До нитки.
Хустина. Немножко… Брр!.. Какой дождь! (Смеется.) Льет как… Жутко смешно!
Лаура (дает ей пощечину). Хватит ржать. Сколько раз тебе говорить? Дура!
Хустина. Ой, тетечка! Как она мне влепила! Я так у вас оглохну.
Лаура. Хорошо бы. Сейчас ничего путного для твоего возраста не услышишь, А ты достойна лучшего.
Адела. Все принесла, что велели?
Хустина. Все… И еще пятнадцать песет осталось, я на них взяла в библиотеке собрание сочинений Франца Кафки, очень забавно пишет. Нам, умственно отсталым, в библиотеке дают со скидкой.
Адела. Ну а то… То, что ты должна была попросить у доньи Матеа?
Хустина. Что? Не помню…
Лаура. Не строй из себя дуру… Цианистый калий!
Хустина. Ой, тетечка! Как она выражается! Черти ее сожрут в аду!
Адела. Не кричи на девочку. Поди сюда, лапочка! Такой белый порошочек должна была дать симпатичная сеньора, которая всегда приносит тебе орешки в сахаре…
Хустина. A! Крысиная отрава… Вот она. (Протягивает маленький пакетик.)
Лаура. Кто тебе сказал, что это отрава для крыс?
Хустина. Она, донья Матеа… А я ей сказала, что нет… что эта отрава — для дедушки…
Лаура (влепляет ей пощечину). Вот тебе, горе ты наше! Дура безмозглая!
Хустина. Опять! Ну и денек!
Адела. Поди сюда, красавица. Этот порошочек — отрава для крыс. Помнишь, помнишь противную крысу из сказки? Помнишь?
Xустина. Не помню. И сказку не помню, помню только страшные рассказы Алана По.
Адела. Бедняжка! Это совсем другое… Ты знаешь: крысы размножаются, размножаются, как китайцы… И их приходится травить… Понимаешь?
Xустина. Да! Понимаю! А этот — чтобы отравить дедушку… Дедушку! Дедушку! Раз тетя Лаура меня бьет, я расскажу про это всем, всем… Вот!
Лаура (держа в руках ножницы). Давно надо подрезать тебе язык. Но мы слабохарактерные, вот ты и пользуешься… Давай сюда язык!
Хустина. Не надо, тетя… Не надо. Я никому не скажу! Обещаю!
Лаура. Живо язык!
Адела. Только не здесь, детка… Ты все запачкаешь… Режь его в ванной комнате.
В дверь звонят.
Лаура. Что такое?
Звонят настойчиво.
Хустина. Простите меня, тетя… Я больше никогда не буду.
Адела. Кто смеет так звонить?
Лаура. Я открою. А ты, Хустина… Смотри у меня! (Показывает ей ножницы.) В один прекрасный день язычок твой укоротится. (Выходит.)
