образцу другой, более ранней эпохи, был прочным, но не отличался изяществом линий. Он был сложен из камня, привезенного издалека; годы труда и тысячи негров, работавших под плетьми, укрепили его стены, и теперь, в завершенном виде, он выглядел почти неприступным. Таково было намерение его строителей, ведь на побережье свирепствовали берберские пираты, и перспектив туземного бунта было более чем достаточно.
Вокруг замка было расчищено пространство радиусом примерно в полмили, а через болотистую землю проложили дороги. Все это требовало огромного количества труда, но рабочей силы в тех краях хватало. Один щедрый подарок вождю племени — и он самолично погонит к вам своих людей. А уж португальцы знают, как заставить дикаря любить цивилизованный труд!
Менее чем в трехстах ярдах к востоку от замка протекала широкая, но мелкая река, которая впадала в гавань. Ее название совершенно вылетело у меня из головы. Это было напрочь дикарское название, и я никогда не мог произнести его.
Я обнаружил, что был не единственным другом, приглашенным в замок. Похоже, что раз в год или по какому-то особому поводу Винсенте привозил в свое одинокое поместье множество веселых компаньонов и кутил с ними несколько недель, чтобы компенсировать тяготы и одиночество остальной части года.
Была уже почти ночь, когда я ступил под своды замка; пиршество было в самом разгаре. Мне уделили немало внимания, со всех сторон меня оживленно привечали уже знакомые люди и влекли в самую гущу чужаков, чтобы я со всеми перезнакомился. Признаться, я был слишком утомлен, чтобы принимать участие во всеобщем веселье, так что ел и пил без активного участия в беседах, слушал тосты и разглядывал веселый люд.
Я знал прелестную племянницу дона Винсенте — Изабеллу. Именно она была одной из самых существенных причин, по которой я принял приглашение приехать в этот тропический ад. Карлоса, троюродного брата дона Винсенте, я тоже знал и недолюбливал — это был скользкий, склочный тип, смахивающий на проныру-хорька. Здесь же пребывал старый мой приятель Луиджи Веренца из Италии и его сестрица-кокетка Марсита, по обыкновению строившая глазки мужчинам. Еще присутствовали невысокий коренастый немец, который представился как барон фон Шиллер, Жан Дезмарт, гасконский курносый дворянин, и дон Флоренцо де Севилья — тощий, смуглый, неразговорчивый человек, величавший себя испанцем и носивший рапиру почти такой же длины, как он сам.
Были там и другие мужчины и женщины, но за давностью лет всех их имен и лиц я точно не упомню.
Лицо одного из присутствовавших почему-то притягивало мой взгляд, как магнит притягивает сталь. Это был худощавый мужчина чуть выше среднего роста, одетый просто, почти строго, и он носил меч почти такой же длины, как рапира испанца.
Но мое внимание привлекла не его одежда и не меч, а именно необычные черты. Его изысканный, высокородный лик был изборожден глубокими морщинами, придававшими ему изможденное, замученное выражение. На челюсти и лбу виднелись крошечные шрамы, как от когтей зверя; я мог бы поклясться, что в выражении узких серых глаз временами появлялся затравленный блеск.
Я наклонился к кокетке Марсите и спросил имя мужчины, так как у меня напрочь вылетело из головы, знакомили меня с ним или нет.
— Это де Монтур из Нормандии, — ответила она. — Ох уж и странный тип! Даже мне он, признаться, не по душе.
— Значит, твои чары для него пустой звук, маленькая ведьма? — пробормотал я. Наше длительное знакомство сделало меня одинаково невосприимчивым и к ее гневу, и к уловкам амурного толка. Но на сей раз она предпочла не сердиться и ответила мне лукавым взглядом из-под скромно опущенных ресниц.
Я много наблюдал за де Монтуром, чувствуя странное очарование. Он ел мало, пил много, говорил лишь тогда, когда к нему прямо обращались с вопросом.
Вскоре, когда тосты пошли по кругу, я заметил, что спутники призывают его встать и поднять бокал. Сначала он отказывался, но после их повторных настоятельных просьб встал и на мгновение молчаливо застыл с поднятым кубком. Казалось, он внушает собравшимся благоговейный трепет. Надсадно, сардонически захохотав, он поднял кубок над головой.
— За Соломона! — воскликнул он. — За царя, обуздавшего злых духов рать! И да будет он проклят троекратно — за то, что некоторым из духов этих удалось улизнуть!
Проклятье — и здравица разом! За это выпили молча, озадаченно косясь друг на друга.
В тот вечер я рано ушел на покой, утомленный долгим морским путешествием; голова кружилась от крепкого вина, которого в погребах у дона Винсенте хранилось столь много, что можно было напоить весь этот континент.
Моя комната находилась в самой высокой башне замка; из ее окна открывался чудный вид на тропики и реку. Покои были обставлены с грубым, варварским шиком — как и, в общем-то, все здесь.
Подойдя к окну, я взглянул на дозорного, вышагивающего по территории замка прямо внутри палисада; на расчищенный плац, залитый луной, — неприглядный, пустой; на лес за ним; на умиротворенно протекающую реку. Из туземных кварталов, расположенных недалеко от берега реки, доносилось сюда странное бренчание грубой лютни, исполнявшей этническую мелодию.
В темных тенях леса какая-то жуткая ночная птица подняла насмешливый клекот. Зазвучали тысячи нот — птицы, и звери, и черт знает что еще! Какая-то огромная джунглевая кошка зашипела, заставляя волосы на затылке шевелиться. Я пожал плечами и отвернулся от окна. Наверняка в этих мрачных дебрях таились и самые настоящие дьяволы.
В мою дверь постучали, и я открыл ее, чтобы впустить де Монтура.
Он подошел к окну и посмотрел на луну — та так и переливалась безумной белизной.
— Почти полная, не так ли, m’sieu? — заметил он, повернувшись ко мне. Я кивнул — и могу поклясться, что в тот момент он вздрогнул.
— Прошу прощения, m’sieu, я более не смею вам досаждать. — Он повернулся, чтобы уйти, но у двери помедлил и вновь обратился ко мне. — Послушайте, — прошептал он ожесточенно, — что бы вы ни делали, убедитесь, что вы накрепко заперли свою дверь сегодня ночью!
Затем он ушел, оставив меня недоуменно смотреть ему вослед.
Я задремал. В моих ушах звучали отдаленные крики пирующих; хотя я был утомлен — а может быть, и благодаря этому, — спалось мне легко. Я так и не проснулся до самого утра, но сквозь пелену дремоты до меня доносились все эти звуки и шумы, а разок мне даже показалось, что в запертую дверь кто-то стучит и толкается.
Как и следовало ожидать, большинство гостей на следующий день «штормовались» и большую часть утра проводили в своих покоях. Помимо
