– Не надо, Нора. Я знаю, почему вы здесь. Вам нужны деньги.
– Да, верно.
– И вы без них не сможете завершить свои исследования, – сочувственно кивая, продолжил вице-президент.
– Да, так, – сказала Нора удивленно и с некоторой опаской. – Нам страшно повезло, когда мы получили грант Мерчисона на исследования в штате Юта. Но я не смогу закончить работу без датировки, которую можно получить лишь при помощи серии радиоуглеродных анализов.
Она старалась говорить таким тоном, который подчиненные обычно употребляют в беседах с начальством, и очень надеялась, что это ей удается.
Брисбейн кивнул. Полуприкрыв веки, он слегка покачивался в кресле. Несмотря ни на что, в сердце Норы зародилась надежда. Она никак не ожидала столь сочувственной реакции. Похоже, что у нее получается.
– И о какой же сумме идет речь? – поинтересовался Брисбейн.
– За восемнадцать тысяч долларов я смогу провести радиоуглеродный анализ шестидесяти шести образцов. Это будет сделано в Мичиганском университете, где расположена лучшая в стране масс-спектрографическая лаборатория.
– Восемнадцать тысяч долларов. Шестьдесят шесть образцов...
– Верно. Я не прошу увеличения бюджета на постоянной основе. Это всего лишь разовая затрата.
– Итак, восемнадцать тысяч долларов... – медленно, словно в раздумье, протянул Брисбейн. – Ведь если хорошенько подумать, доктор Келли, это не так уж и много.
– Совсем немного.
– Да, деньги действительно небольшие.
– Именно. Особенно в сравнении с теми научными результатами, которые они позволят получить.
– Восемнадцать тысяч... Какое забавное совпадение.
– Совпадение? – переспросила Нора, ощутив беспокойство.
– Это как раз та сумма, на которую мы намерены урезать ваш бюджет в будущем году.
– Вы урезаете мой бюджет?!
– Да, – кивнул Брисбейн. – Общее сокращение на десять процентов. По всем научным подразделениям.
Почувствовав, что ее начинает бить дрожь, Нора изо всех сил вцепилась в подлокотники рахитичного кресла. Девушке захотелось как следует высказаться, но, вспомнив о своей клятве, она предпочла промолчать.
– Расходы на новый зал динозавров оказались значительно больше, чем мы предполагали. Поэтому я так обрадовался, услышав ваши слова о том, что это небольшие деньги.
Норе удалось восстановить дыхание, и, стараясь говорить как можно мягче, она произнесла:
– Мистер Брисбейн, подобное сокращение финансирования не позволит мне завершить исследование.
– Боюсь, что нам придется это сделать. Поймите, научно-исследовательская работа занимает лишь небольшую часть во всей деятельности музея. Мы связаны обязательствами по проведению выставок, необходимо открывать новые залы и развлекать публику.
– Но фундаментальные научные исследования являются основой этого учреждения. Лишившись научной базы, музей превратится в пустое шоу, – начав горячиться, сказала Нора.
Брисбейн поднялся с кресла, обошел стол и, остановившись перед стеклянным шкафом, сунул ключ в замочную скважину.
– Вам когда-нибудь доводилось видеть изумруд «Тев Мираби»?
– Видеть что?
Брисбейн открыл дверцу и снял с бархатной подложки изумруд без огранки размером с яйцо дрозда. Держа камень между большим и указательным пальцами, он сказал:
– «Тев Мираби». Безукоризненный камень. Как специалист по призванию, могу авторитетно заявить, что изумруды подобного размера всегда имеют недостатки. Все, кроме этого.
Он поднес прозрачный камень к глазу. Глаз сразу стал похож на орган зрения комнатной мухи под большим увеличением.
– Взгляните, – предложил Брисбейн.
Нора удержалась от едкого замечания и взяла изумруд.
– Поделикатнее, пожалуйста. Не надо его ронять. Изумруды очень хрупки.
Нора осторожно повертела камень в пальцах.
– Не стесняйтесь. Мир сквозь изумруд представляется совсем иным.
Она поднесла камень к глазам и увидела искаженный зеленый мир, в котором плавало создание, изрядно смахивающее на зеленую медузу. Брисбейн.
– Очень интересно, мистер Брисбейн. Но...
– Ведь правда безукоризненный камень?
– Вне сомнения. Но мы обсуждали иные материи.
– Сколько, по вашему мнению, он может стоить? Миллион? Пять? Десять? Это вещь уникальная, и, продав ее, мы можем разом решить все наши финансовые проблемы.
Он фыркнул и снова поднес изумруд к глазу. Увеличенный в десятки раз зрачок издевательски смотрел на Нору.
– Но это, увы, невозможно, – закончил вице-президент.
– Простите, но я не совсем вас понимаю.
– Этим грешите не только вы, но и весь остальной научный персонал. Вернемся к вопросу о «банальном шоу», как вы изволили выразиться. Возьмем, к примеру, этот изумруд. С научной точки зрения в нем нет ничего такого, чего нельзя найти в камнях, в сотни раз уступающих ему по размерам. Но людей простые изумруды не интересуют. Они желают видеть только самый большой из них. Именно ШОУ, доктор Келли, являются плотью и кровью этого музея. Как долго продолжались бы, по вашему мнению, столь дорогие вашему сердцу научные исследования, если бы люди вдруг перестали сюда приходить и перестали давать нам деньги? Музею нужны собрания диковин и захватывающие дух выставки, нужны колоссальные метеориты, динозавры, золото, планетарии, вымершая птица дронт и гигантские изумруды. Только этим мы сможем привлечь внимание людей. Ваша работа, увы, не подпадает под эту категорию.
– Но моя работа представляет интерес.
– Здесь каждый, моя дорогая, думает, что на земле нет ничего интереснее его исследований, – широко раскинув руки, произнес Брисбейн.
Слова «моя дорогая» решили дело. Нора с побелевшими от ярости губами поднялась со стула.
– Должна сообщить вам, что моя работа не требует никаких дополнительных обоснований. Исследования в Юте покажут точно, когда впервые влияние ацтеков начало проявляться в юго-западном регионе. Мы узнаем...
– Если бы вы раскапывали динозавров, – прервал ее вице-президент, – дело обстояло бы совсем по-иному. В этом все видят реальное действие, и это приносит деньги. Беда в том, доктор Келли, что ваша куча старого тряпья и горстка черепков никого, кроме вас, не интересуют.
– Беда в том, что вы в некотором роде сами являетесь недоделанным ученым! – взорвалась Нора. – Вы изо всех сил пытаетесь изобразить из себя бюрократа, но сильно переигрываете в этой роли.
Еще не закончив фразы, Нора поняла, что наговорила лишнего. На какой-то миг лицо Брисбейна превратилось в каменную маску. Однако, совладав с собой, он холодно улыбнулся и, достав из нагрудного кармана носовой платок, принялся нарочито медленно протирать изумруд. Затем он вернул камень на место, запер шкаф и начал столь же неторопливо протирать стекло. Вначале спереди, затем с боков. Покончив с этим занятием, он сказал:
– Вам надо беречь себя, доктор Келли. Излишнее волнение отрицательно воздействует на стенки артерий и весьма скверно сказывается на здоровье в целом.
– Я не хотела никого обидеть и прошу прощения. Однако буду выступать против всякого рода сокращений бюджета.
– Я сказал то, что обязан был сказать, – ласково произнес Брисбейн. – Если кто-то из научных сотрудников музея не может – или не захочет – изыскать резервы для сокращения, я буду счастлив сделать это за них.
Последняя фраза была произнесена даже без намека на улыбку.
* * *
Нора закрыла дверь приемной и остановилась в коридоре. В душе доктора Келли царило смятение. Она дала себе клятву не уходить, не добившись выделения средств, а получилось так, что ее финансовое положение теперь стало даже хуже, чем раньше. Может быть, имеет смысл обратиться к самому Коллопи? Но директор музея был человеком резким и недоступным. Кроме того, это наверняка выведет из себя Брисбейна. Она и без того дала слишком большую волю языку. Начав действовать через голову вице-президента, она рискует вообще потерять работу. А этого Нора допустить никак не могла. Если это произойдет, то ей скорее всего придется менять профессию. Может быть, ей все же удастся получить деньги на стороне? Выбить какой-нибудь грант. А через полгода грядет очередной пересмотр бюджета. Нельзя терять надежду...
