— Фарнхэм, голубчик, сделай нам с барышней кофе и притащи его в третью комнату, — сказал Веттер. — Вы ведь выпьете кофе, милая?
— Лонни, — прошептала она. — Я знаю, он умер.
— Давайте мы сделаем так: пойдем в другой кабинет, сядем спокойно и во всем разберемся. — Веттер помог ей встать. Пока он провожал ее в другой кабинет, по-отечески приобняв за талию, она продолжала что-то бессвязно бормотать — глухим жалобным голосом. Ее походка была неровной и шаткой из-за отломанного каблука.
Фарнхэм сделал кофе, принес его в третью комнату — небольшой кабинет с белыми стенами и безо всяких излишеств: покорябанный стол, четыре стула и маленький холодильник в углу, — и поставил большую фарфоровую кружку перед молодой женщиной.
— Вот, милая, — сказал он. — Выпейте кофе, вам станет легче. Если вам нужен сахар…
— Я не могу это пить, — сказала она. — Не могу…
Но она все-таки взяла кружку — двумя руками. Как будто у нее озябли руки и она пыталась согреться. Руки у нее дрожали так сильно, что Фарнхэм испугался, что она расплескает кофе и обожжется. Надо бы ей сказать, чтобы она поставила кружку обратно на стол — от греха подальше.
— Я не могу, — повторила она, а потом отпила большой глоток, по-прежнему держа кружку двумя руками, как это делают дети, когда пьют что-то горячее из большой чашки. А когда она подняла глаза и взглянула на полицейских, вид у нее был совсем-совсем детский — усталый, трогательный и бесхитростный… и не испуганный даже, а какой-то затравленный. Как будто то, что случилось, потрясло ее настолько, что она просто забыла о том, что она — взрослая женщина, и превратилась в растерянного ребенка в стильном взрослом костюме. Словно чья-то невидимая десница протянулась с небес и отобрала у нее последние двадцать прожитых лет.
— Лонни, — сказала она. — Чудовища. Вы должны мне помочь. Пожалуйста, помогите мне. Может быть, он не умер. Может быть… Я гражданка Соединенных Штатов! — вдруг закричала она, а потом разрыдалась, как будто сказала какую-то постыдную непристойность.
Веттер погладил ее по плечу.
— Не надо, милая. Успокойтесь. Мы вам, конечно, поможем. И найдем вашего Лонни. Это ваш муж?
Она кивнула, все еще заливаясь слезами.
— Дании и Норма остались в отеле… у них приходящая няня… она их должна уложить… но они не заснут… будут ждать папу… чтобы папа их поцеловал перед сном…
— Пожалуйста, успокойтесь и расскажи по порядку, что произошло…
— И где это произошло, — добавил Фарнхэм.
Веттер быстро взглянул на него и нахмурился.
— Но в этом-то все и дело! — воскликнула американка. — Я не знаю, где это произошло! Я даже не знаю, что именно произошло… Но я знаю одно. Это было уж… ужасно!
Веттер достал блокнот.
— Как ваше имя, милая?
— Дорис Фриман. Мой муж Леонард Фриман. Мы остановились в отеле «Интерконтиненталь». Мы из Америки, американские граждане. — Похоже, на этот раз заявление о гражданском статусе немного ее успокоило. Она отпила еще кофе и поставила кружку на стол. Фарнхэм заметил, что у нее покраснели ладони. Ты это почувствуешь позже, милая, подумал он.
Веттер записывал все в свой блокнот. На мгновение он оторвался от записей, стрельнул глазами в Фарнхэма — этак мельком и ненавязчиво — и снова уткнулся в блокнот.
— Вы здесь в отпуске? — спросил он.
— Да… две недели здесь и одну в Испании. Мы собирались в Барселону… но это же не поможет найти Лонни! Зачем вы мне задаете все эти вопросы, такие дурацкие?!
— Мы просто пытаемся оценить обстановку, миссис Фриман. И набираем исходные данные, — сказал Фарнхэм. И он, и Веттер говорили тихо и с расстановкой. Оба выбрали такой тон, не особенно даже об этом задумываясь. — Мы пока больше не будем задавать никаких вопросов. Расскажите нам сами, что произошло. Только все по порядку.
— Почему у вас в Лондоне невозможно поймать такси? — вдруг спросила она.
Фарнхэм слегка растерялся, но Веттер проговорил как ни в чем не бывало, словно этот вопрос был очень даже уместен в данной ситуации:
— Сложно сказать. Наверное, из-за туристов. А что? Вас никто не хотел везти в Крауч-Энд?
— Да, — сказала она. — Мы с мужем вышли из отеля часа в три дня и сначала поехали в книжный магазин «Хэтчардс». Это где-то на Хеймаркет, правильно?
— Да, там рядом, — кивнул Веттер. — Хороший такой магазин, большой… правда?
— У отеля мы сразу же взяли такси, без проблем… они там на стоянке стояли в очереди. Но когда мы вышли из книжного, мы очень долго ловили машину. Сначала вообще никто не останавливался, а когда один все-таки остановился… он лишь рассмеялся и покачал головой, когда Лонни ему сказал, что нам нужно в Крауч-Энд.
— Да, когда надо ехать куда-нибудь в пригород, эти мерзавцы, прошу прощения, сразу же начинают выделываться, — сказал Фарнхэм.
— Он даже не взял фунт сверху, — проговорила она с искренним недоумением, характерным для всякого американца, когда кто-то в его присутствии отказывается от лишних халявных денег. — Мы там простояли почти полчаса, пока наконец не нашелся таксист, который сказал, что поедет. Было уже полшестого, может быть, даже без четверти шесть. И вот тогда Лонни вдруг обнаружил, что потерял адрес…
Она снова схватилась руками за кружку.
— Вы собирались к кому-то в гости? — спросил Веттер.
— Да, к знакомому мужа. Вернее, к его коллеге. Адвокату по имени Джон Скуэльс. Лично они никогда не встречались, но их фирмы… — Она неопределенно взмахнула рукой.
— Совместно вели дела?
— Да, наверное. Когда мистер Скуэльс узнал, что мы будем в Лондоне, он пригласил нас на ужин. Они с Лонни, конечно же, переписывались, но на адрес конторы. А домашний адрес был у него на бумажке. Уже в такси Лонни вдруг обнаружил, что потерял эту бумажку. На память он ничего не помнил. Помнил только, что это где-то в Крауч-Энде.
Она взглянула на полицейских внимательно и серьезно.
— Крауч-Энд… безобразное совершенно название. Типа «ползучий квартал»… гады бывают ползучие…
— И что было потом? — просил Веттер.
Она начала говорить и говорила долго. К тому времени, когда она завершила рассказ, она прикончила первую кружку кофе и почти допила вторую, а констебль Веттер исписал почти весь блокнот своим крупным размашистым почерком.
Лонни Фриман был крупным мужчиной, и когда он наклонился вперед к водителю, сгорбившись на заднем сиденье такси, он сразу напомнил ей того Лонни, каким она его увидела в первый раз. Дело было на баскетбольном матче в выпускном классе школы. Он сидел на низкой скамеечке, согнув колени чуть ли не до ушей, свесив руки между расставленными ногами и упираясь в пол кулаками. Только тогда он был в длинных спортивных трусах и с полотенцем на шее, а не в костюме при галстуке, как сейчас. Его редко когда приглашали играть в основном составе, с нежностью вспомнила Дорис. Потому что играл он плохо. И вечно терял адреса.
