Я часто бывал у них дома, и Егор выкладывал мне свои мистические теории. Очень странное это было зрелище – высокий, стройный майор в штатском, восседая в шлепанцах на кожаном кресле и поглаживая рукой лежащий на столе закопченный череп (этот ископаемый сувенир Егор раздобыл еще во времена юности, когда увлекался сатанизмом), рассказывает о том, как далекие шаманы лепят из воска фигурку врага и протыкают ей иглой руку, после чего у врага отсыхает рука… По–моему, он в это сам верил. Я совсем уже было решил, что у себя в институте они только и занимаются обсуждением этих баек, но потом узнал от Егора, что от изучения шаманских обрядов и снадобий они получают практическую пользу – например, разрабатывая «наркотики правды». Сам Егор к тому времени прошел какие–то спецкурсы и превосходно разбирался в химии, особенно в лекарствах. По–моему, его новой специальностью были как раз наркотики, он мог часами рассказывать про яд кураре, скополамин, тетрадотоксин, про жаб, змей, рыб, жуков и прочую нечисть.
Я вздохнул и вынырнул из вороха пыльных воспоминаний, и взгляд, сфокусировавшись, заскользил по кухне – по давно не мытым обоям, зеленоватым подтекам на потолке, по плите, покрытой багровой коркой копоти, табуретке с распахнутым на ней алым горлом дипломата, столу, чашке безнадежно остывшего чая, маленькому кассетнику и серебристому конверту. Почему–то из головы не шел этот страшно глупый листок с текстом, он как бы незримо присутствовал во всех моих мыслях на каком–то дальнем плане – серой тихой тенью. Я уже почти не помнил, какая именно сумбурная чушь там была, но в голове как тонкая бесцветная заноза засел сам его тяжелый бесформенный образ. Неожиданно мне пришла в голову сумасшедшая мысль, и я вздрогнул – ведь кто знает Егора, вдруг листок пропитан одним из их ядов, который впитывается в кожу рук или распыляется в воздухе? Я рефлекторно сделал судорожный выдох и дернулся, но тут же с облегчением отбросил эту мысль – вряд ли Егор стал бы хранить свои яды в обычном бумажном, хоть и посеребренном конверте. Хотя кто его знает, ведь он сам умирает. Или уже умер? Половина второго ночи. Я нервно зевнул, подобрался и снова погрузился в воспоминания.
Хорошо, что я догадался взять с собой белый халат. Но все равно в корпус меня пустили не сразу, долго разбирались, смотрели паспорт, звонили куда–то. Наконец за мной пришла медсестричка, она молча провела меня по гулким коридорам и тихо ввела в палату. Наверно, она же мне и звонила утром по его просьбе.
В палате было прохладно и душно. Я не сразу узнал Егора – укрытый простынями, он лежал, закрыв глаза, и тяжело дышал. Похоже, он спал. На лице его была кислородная маска, рядом блестел штатив капельницы и громоздились еще какие–то аппараты, своими проводами и трубочками опутывавшие кровать. Потом, уже на обратном пути, медсестричка мне сказала, что это был аппарат искусственного кровообращения и искусственная почка – их подключают к Егору три раза в сутки и во время приступов. Но она так и не назвала диагноз.
Я стоял и смотрел на него, и Егор открыл глаза, вынул из–под простыни призрачную руку и убрал с лица маску. Лицо его, когда–то холеное и упитанное, сейчас было худым до неузнаваемости.
– Хорошо, что ты пришел, – прошептал он и еле заметно взмахнул рукой.
Тут же я почувствовал за спиной тихое движение воздуха – медсестричка вышла из палаты.
– Егор, что с тобой случилось? – тупо спросил я почему–то тоже шепотом.
– Все. Со мной кончено.
Я вдохнул и собрался было уже возразить что–то, но он опередил меня – поморщившись, отмахнулся еле заметным движением руки и заговорил снова.
– Потом, потом, у меня очень мало времени. Слушай, у меня к тебе последняя просьба, мне больше не к кому обратиться. Обещай, что выполнишь ее!
– Обещаю, – ответил я.
– Запиши! – прошептал Егор.
Я послушно полез во внутренний карман пиджака и достал авторучку и блокнотик.
– Пиши мой адрес…
– Егор, я помню твой адрес! – удивился я.
– Неважно, все равно пиши. – Егор судорожно вздохнул, – Возьми ключи.
Проследив за взглядом Егора, я действительно увидел на тумбочке колечко с ключами, рядом с бутылкой минеральной воды и апельсином. Спохватившись, я вдруг понял, что пакет с яблоками, которые я принес, все еще висит у меня на руке. Аккуратно приблизившись, я положил его на тумбочку.
– Потом. Сейчас пиши! – скривившись, шепотом приказал Егор.
Я послушно положил в карман ключи и записал адрес. Просьба Егора заключалась в следующем: я должен был сегодня же приехать к нему домой, открыть в гостиной шкаф с зеркалом, разгрести наволочки и простыни и вынуть фанерку, делающую дно шкафа двойным. Из открывшейся ниши я должен достать дипломат, вывезти его за город, развести костер и сжечь не открывая.
– Там что, деньги? – почему–то спросил я.
Егор снова поморщился, еще раз судорожно вздохнул и вдруг вынул из–под простыни полиэтиленовый пакет. Он наклонил голову, рывком поднес его ко рту и начал дышать в него. Пакет с тихим шелестом раздувался и сдувался, обтягивая лицо Егора. Я мог бы поклясться, что в пакете лежат неочищенные сизые дольки чеснока. Так продолжалось с минуту, наконец дыхание Егора немного выровнялось, и он снял пакет с лица, откинулся на подушку и закрыл глаза.
– Все деньги, Витя, я завещал тебе, – медленно произнес он, не открывая глаз. – И квартиру, и машину. Но ты должен сжечь дипломат не открывая. Ты мне обещаешь, что ты его не откроешь?
– Обещаю – сказал я. – А почему?
– Это долго рассказывать. Там смерть. Медленная и мучительная. Или быстрая. Как повезет. Ты мне веришь?
– Верю, – быстро сказал я.
Егор зашептал снова:
– Дипломат с кодовым замком, он заперт, код я не скажу, он тебе не понадобится. Он должен гореть! Он из пластмассы… Облей его бензином… У меня в гараже канистра. Ключ от гаража на рогах в прихожей… Но если он не загорится – разбей его и сожги все, что там внутри. Не смотри внутрь и не подходи близко. Возьми с собой топор в лес, чтобы разбить, если не сгорит… У меня в коридорном шкафу с инструментами топор… Пепел закопай. Возьми лопату. У меня нет лопаты. Возьми что–нибудь! Закопай топором, – Егор перевел дыхание. – Запиши – канистра в гараже, топор в шкафу. Пепел закопать. Запиши!
Я послушно заскрипел авторучкой.
– Сделай это сегодня же! Обещаешь?
Я посмотрел на часы.
– Егор, уже четыре. Я не успею съездить в лес, можно я это сделаю завтра?
Егор молчал с закрытыми глазами, и я уже испугался, что он потерял сознание, но он заговорил:
– Хорошо, завтра утром рано. Но у тебя уроки… Витя, отпросись с уроков, съезди в лес! Это быстро, возьми мой «Форд».
