Ознакомительная версия.
– Каждый вправе приписывать несчастья страны крысе, льву, даже слону, как предполагает мосье Блиндэ со своей необыкновенной проницательностью. А я же имею на этот счет свое мнение и утверждаю, что это зверь… мнимый жеводанский зверь…
– Волк! – сказал грубый голос откуда-то из последних рядов собравшихся. – Я это знаю, потому что видел его! И не позже, как вчера вечером!
Новый собеседник, высокий и сильный крестьянин, только в эту минуту пришел из соседнего села. Он держал в одной руке свой кафтан и деревянные башмаки, а в другой – длинную палку, к концу которой был прикреплен старый нож, придавая ей вид грубого копья. За ним, высунув язык, шла огромная собака в ошейнике с острыми шипами. Флоризель, раздраженный, что его прервали в ту самую минуту, когда он собирался выразить свое личное мнение о таинственном опустошителе страны, спросил, окидывая путешественника с ног до головы презрительным взглядом:
– Вы видели жеводанского зверя? А кто вы такой, приятель, что столь бесцеремонно вмешались в наш разговор?
– Я Жан Годар, – спокойно отвечал крестьянин, – пастух мадемуазель де Баржак. Моя госпожа послала меня к господину бальи, чтобы просить добрых жителей Лангони непременно явиться завтра на охоту. Надо спешить! Вчера на закате зверь бросился на Жаннету, которая гнала индеек к ферме. Он уже напал на бедную девушку, когда я прибежал на ее крик. Моя собака, вот эта, бросилась на волка, что довольно странно, потому что все другие собаки разбегаются, увидев его. Но Медор – молодец, мы вдвоем освободили Жаннету. Она обезумела от страха, но отделалась только несколькими царапинами.
Это точное свидетельство прекратило все предположения. Писарь Флоризель сконфузился.
– А вы уверены, – спросил он, – что это был волк?
– Уверен ли? – возмутился Жан Годар. – Я его видел, как вижу вас; я даже вырвал у него клок шерсти, пока он боролся с моим храбрым Медором… Да, это волк, но такой огромный, как наш осленок. Я никак не мог вонзить в него нож. Он тащил Жаннету, которая довольно крепкая девушка, как я тащил бы годовалого ребенка, а Медора ударом головы отбросил шагов за двадцать. Право не знаю, как бы мы с ним справились, если б работники с фермы не прибежали к нам на помощь: это заставило волка удалиться в лес… Однако извините, честная компания, – продолжал крестьянин. – Я должен исполнить поручение! К тому же я спешу воротиться в замок: не хочу возвращаться домой, когда стемнеет, тем более что волк удалился куда-то в ваши леса.
Жан Годар свистнул своей собаке и ушел так поспешно, что не услышал посреди шума нового голоса, который с испугом проговорил:
– Зверь в Меркоарском лесу! Да защитит нас святая Дева! А нам надо проезжать через этот лес по дороге к мадемуазель де Баржак!
Предшествующий разговор происходил на местном наречии, а это последнее замечание было сказано по-французски. Дивленные этой странностью, разговаривавшие обернулись и заметили двух путешественников на лошаках. Они незаметно приблизились к группе и слышали все, о чем шел разговор.
Один из этих путешественников был бенедиктинец, облаченный в черно-белый костюм своего ордена. Капюшон, отброшенный назад, открывал волосы, выстриженные в виде венца, и лицо с глазами живыми и бойкими. Ему было не более сорока лет. То ли вследствие сидячей жизни, то ли от любви к вкусной и обильной пище – известный грешок духовных лиц! – он был весьма упитан, хотя еще не шарообразен. Можно даже сказать, что округлость шла его лицу, делая его выражение добродушным. Его одежда, сшитая из хорошей ткани, и дорогая упряжь лошака показывали не простого монаха. И действительно, серебряный крест, висевший на его груди на широкой ленте, был знаком высокого духовного звания.
Товарищ его, молодой человек лет двадцати пяти, имел длинные белокурые волосы, непудренные и незавитые, вопреки обычаям того времени. При нем не было шпаги. Но тогда шпага уже не была отличительным признаком дворянина, потому что самые смиренные чиновники считали себя вправе обладать этим знаком благородного звания. Черты юноши были четки, выразительны, а взгляд – смел и открыт.
Гибкий и хорошо сложенный, юноша наверняка преуспевал в верховой езде, фехтовании и прочих занятиях, которыми обычно увлекались молодые люди его возраста.
Но выражение его лица говорило о том, что учение и размышление более занимали его свободное время, нежели игры и удовольствия, свойственные юности. Что-то скромное и сдержанное в его облике говорило о том, что юноша привык к суровой дисциплине и послушанию. По некоторой резкости движений, по нахмуриванию бровей и интонациям голоса можно было угадать человека энергичного и умного, а также с некоторой склонностью к риску.
Было заметно, что молодой человек подражал манерам монаха, очевидно, они были знакомы долгое время и юноша испытывал к своему старшему другу искреннее уважение. Он остановился тогда же, когда остановился бенедиктинец, и так же, как и монах, выслушал страшное известие, привезенное в Лангонь Жаном Годаром. Но он, казалось, нисколько не разделял испуга своего спутника, и ироническая улыбка играла на его губах.
Как только жители Лангони взглянули на путешественников, шляпы и шапки исчезли как бы по волшебству, почтительная тишина распространилась в толпе, только что шумной и оживленной.
Хорошенькая трактирщица мадам Ришар первая пришла в себя:
– Ах! Это же отец Бонавантюр, настоятель Фронтенакского аббатства, – сказала она, любезно поклонившись бенедиктинцу, – и мосье Леонс, племянник его преподобия…
Тут она поклонилась молодому человеку, который отвечал ей тем же, слегка покраснев.
– Добро пожаловать в наш город, почтенный отец, благословите нас.
– Благословляю и вас, дочь моя, и всех христиан, слышащих нас, – рассеянно отвечал бенедиктинец. – Но Боже мой! Мадам Ришар, я сейчас слышал, что это ужасное животное, жеводанский зверь…
– Я надеюсь, – перебила трактирщица самым ласковым тоном: – вы не проедете Лангонь, не отдохнув у меня. Ваше присутствие принесет счастье моему бедному дому. Если вы едете в Меркоар, вам непременно надо остановиться где-нибудь на дороге, а лучше здесь.
– Мне хотелось бы, дочь моя, – отвечал бенедиктинец. – Но вы же слышали, что нам стоит проехать через лес засветло.
– Вы непременно приедете в замок до ночи! Согласитесь сойти с лошади, и я подам вам полдник, который вам понравится. Уж моя-то кухня вам известна!
Настоятель, по-видимому, почувствовал сильное искушение.
– Да, да, признаюсь, вы неподражаемы в приготовлении голубей с шампиньонами и яичницы с форелью, моя милая мадам Ришар. Но разве нависшая над нами угроза не должна остановить наше стремление к чувственным удовольствиям? Что вы скажете, Леонс? – обратился он к племяннику. – Остановиться нам у мадам Ришар или нет?
Ознакомительная версия.
