Сказала Чунька людям в селе, что она сирота, одна на всем свете осталась. Родители у нее умерли, идти ей некуда. Ну, они пожалели ее — взяли в няньки, с чужими детьми сидеть. За работу кормили.
Поначалу все вроде хорошо было. Но только голодно. Никогда эта Чунька у людей досыта не ела — своим отдавали последнее, а ей уж — что придется.
И вот во всех домах, где она в няньках бывала, стали дети пропадать. Говорили сначала, что какая-то старуха-людоедка по дворам шастает, выслеживает, где детишки маленькие есть, и крадет их потом по ночам. Некоторых мамаш заподозрили, что они сами своих младенцев зарезали, чтоб себя и старших детей прокормить.
Но был там в деревне один парень… Пошел он как-то ночью к своей подружке и случайно заметил, что Чунька младенца из хаты выносит. Она думала, никто ее не видит, а этот за ней следил как раз. Чунька перекинулась свиньей-веприцей, встала над дитем, ручку надкусила и давай кровь пить.
Парень увидел это — заорал, всю деревню на ноги поднял. А Чунька младенца схватила и бежать. Деревенские за ней кинулись в степь, но догнать не смогли — Чуньки и след простыл. Наткнулись только на какую-то старую трухлявую колоду, а возле нее окровавленные пеленки. И больше ничего.
Так и вернулись несолоно хлебавши по домам. А Чунька-колода встала себе, отряхнулась и дальше по степи побежала. Она не простая ведьма, а оборотень. Когда возле дома ночью что-то шуршит — это Чунька землю носом роет. Ее так просто не увидишь…
— Мааашаааа! — Из угла, где сидела Катька, донеслось тихое подвывание. Никто не откликнулся, не шевельнулся. Все сидели, замерев, прижавшись друг к другу, и прислушивались к тихому шепелявому голоску Нади Солдатовой. Несговорчивая Оля сама придвинулась поближе к Талгату и повисла у него на плече, схватив за руку.
— А как ее можно увидеть? — спросил Сашок.
— Обычному человеку — никак, — ответила Надя. — Вы все целыми днями можете мимо по двору ходить и хоть спотыкаться об нее. А она будет себе лежать на самом видном месте — и никто даже не подумает, что какой-нибудь березовый чурбанчик, который под окошком месяц валяется — веприца-оборотень. Зато ночью она встанет, прокрадется в дом и… Ам!
Тишину взорвал визг и дикое, истеричное рыдание. Свеча потухла. Все вскочили и заметались в темноте, не понимая, кто, где и что происходит. Антон быстрее других оказался возле выключателя и, наплевав на конспирацию, зажег свет.
С перепуганными лицами, щурясь после мрака, смотрели они друг на друга: все ли в порядке? А потом Маша увидела, что ее маленькая сестренка, зареванная и вся белая, вжалась в стену душевой и, закатив глаза от страху, сползает вниз — вот-вот свалится на пол.
Маша подбежала к ней, схватила за руку. На хилой Катькиной лапке белел большой полукруглый след от укуса человеческих зубов. Розовые шорты, которые были на девочке, потемнели.
А Надя Солдатова стояла рядом и улыбалась своей обычной заторможенной улыбкой.
— Дура! Сука! — выкрикнула Маша.
— Да я пошутила, вы чего? — удивилась Надя.
Дело могло кончиться крупной разборкой, но в коридоре хлопнула входная дверь — вожатые вернулись с совещания у директора.
— Валим! — крикнул Сашок, и все разбежались по палатам.
* * *
— Вот дура! Это ж надо — быть такой дурой! — повторяла Оля Пономарева, пока они вместе с Машей собирали посуду со столов. День выдался тяжелым — третий отряд дежурил по пищеблоку. — И чему их там только учат, в этих детдомах?!
— Учат тому же, чему и нас. Только не воспитывают нормально, — сухо заметила Маша.
— Слушай, надо этой «Чуньке-колоде» отомстить. Как ты думаешь? — спросила Оля, плечом отодвинув с лица мокрую прядь волос. Маша не успела ответить.
— Эй, девчонки! — хитрая мордочка Талгата высунулась из кухонной подсобки:
— Идите, че покажу!
— Чего еще? — возмутилась Оля. — Слушай, Маш, по-моему, мы тут одни вкалываем! А мальчишки вообще балду пинают!
Но любопытство взяло свое.
Когда они увидели то, что лежало на разделочном столике за занавеской, план действий сложился у них сам собой.
* * *
Тихий час уже начался, а девочки третьего отряда все еще не лежали в своих кроватях.
— Это почему вы тут у меня гуляете? — возмутилась вожатая, Флюра Михайловна, увидав девчонок, столпившихся у дверей второй палаты. — Тихий час для всех!
— Мы сейчас, сейчас идем, — загалдели девчонки, продолжая торчать перед дверью.
— Не сейчас, а сейчас же! — скомандовала Флюра и протянула руку к двери.
— Да мы идем уже, идем! — Оля Пономарева попыталась втиснуться и помешать вожатой, но Флюра отодвинула Олю и распахнула дверь палаты:
— А ну-ка, бегом все по койкам!
И сама вошла первая. И оцепенела. А потом раздался дикий вопль, который услышали на другом конце лагеря санитарки в медчасти и, обеспокоенные, переглянулись: показалось или правда?
— Что?! Что это такое?! — кричала Флюра, вытаращив глаза и тыкая указательным пальцем в сторону одной из кроватей.
Там, привалившись спиной к стене, сидело существо с головой свиньи. Кто-то укутал его по горло в белую мантию из простыни, концы которой свисали до самого пола. Тупая ухмылка на морде, окровавленная пасть, провалившиеся пустые глазницы и жирные зеленые мухи, с наслаждением лобызающие бледно-розовую мертвую кожу — эта картина любого могла застать врасплох.
Пережив первое мгновение испуга, Флюра замолчала и с омерзением оглядела отвратительную фигуру. К простыне кто-то прикрепил записку из обычного тетрадочного листка в клеточку: «Чунька-колода!» — было написано там.
Вожатая сорвала простыню, и вся пугающая конструкция развалилась: свиная голова плюхнулась на пол, свернутые тючком матрас и подушка упали и развернулись. К плавающему в комнате сладковатому запаху мяса и крови добавился резкий запах мочи: кто-то щедро вылил немалое ее количество прямо в постель.
К дверям девчоночьей палаты на Флюрины вопли сбежался весь третий отряд. Молча, в изумлении смотрели ребята на голову мертвой свиньи и окровавленные простыни. Многие морщились и зажимали носы и рты.
— Что это все такое? — спросила Флюра, оглянувшись на своих подопечных.
— Это кровать Нади Солдатовой, — невинно округлив глазки, сказала Оля Пономарева.
Флюра спросила с нажимом:
— Кто?!
Никто не ответил. Вожатая стянула губы куриной гузкой и пригрозила:
— Имейте в виду, я приму меры! Сейчас же тут все убрать!
Растолкав тех, кто стоял в проходе, она выскочила из палаты с оскорбленным видом. Маша подошла к Наде Солдатовой, тупо глядящей перед собой, и дернула ее за плечо.
