– Что-то твой плохо выглядит, – нарушил молчание желтолицый, обратившись к Дезире. – По-моему, ему недолго осталось. Везет тебе.
Она засмеялась, будто замурлыкала сытая кошка.
– Ничего, протянет еще пару лет.
Толстяк полез под плащ и достал револьвер. Раздался негромкий щелчок механизма. Затем желтолицый откинул пустой барабан и сунул в него один патрон.
– Пари? – предложил он.
Лоун был слишком пьян, чтобы сразу принять происходящее всерьез. А зря. Однажды Дез чуть не проиграла его оставшуюся жизнь – и только наглый блеф позволил вернуть все. Почти все. Тогда в Лоуне что-то сломалось. То была не единственная жестокая игра. Но до «русской рулетки» дело еще ни разу не доходило.
Сначала Лоун подумал, что сейчас блефует толстяк. У гардов были своеобразные способы развлекаться… Собственные мысли казались какими-то расплывающимися и нечеткими, словно невидимый палец выводил их на запотевшем от алкогольных паров стекле.
– Ставлю сотню, – объявил толстяк. – На три захода.
– Принимается, – согласилась Дез.
Водитель покосился на Лоуна, но не сочувственно, как можно было бы ожидать от двуногого животного того же вида, а критически, словно прикидывал, достаточно ли у пассажира мозгов, чтобы заляпать лобовое стекло. В его взгляде ясно читалось: лучше бы их оказалось поменьше.
Похоже, гарды не шутили. Убедившись в этом, Лоун испытал минутную жуткую слабость и тошноту. Та словно поджидала его за непредвиденным поворотом событий и теперь жидкой колышущейся тенью влилась в живот.
Машина мчалась слишком быстро, чтобы пытаться выпрыгнуть из нее. Лоун предпочел бы все же раскроить череп об асфальт, чем дать угробить себя, как жертвенного барана. Напасть на водителя? Но если Дез решила, что его время вышло, то не спасет ничего. Дергаться бесполезно. Приговор будет приведен в исполнение в любом случае, в любом месте. Это абсолютно и неопровержимо, как восход солнца.
Обошлось без дешевых драматических эффектов. Никакого замедления времени, никаких воспоминаний, никаких документальных кадров из прошлой жизни. И даже не было особого сожаления. Просто ощущение какой-то скоротечной нелепости.
Первый щелчок.
Водитель сосредоточенно глядел на дорогу. Толстяк разочарованно хмыкнул.
Второй щелчок.
Дезире зевнула, деликатно прикрыв ладонью рот. Толстяк промокнул платочком лоб.
Третий щелчок.
Желтолицый выдохнул сквозь зубы и полез во внутренний карман за деньгами.
Пока он, огорченно пыхтя, перебирал мятые купюры жирными пальцами, Дезире успела снисходительно потрепать его по щеке. Он не посмел обидеться. Наверное, уже понял, с кем имеет дело.
– Наверное, недавно на работе? – спросила она.
– Первый клиент, – буркнул толстяк.
– Обожаю сопляков! – прикончила его Дез и отвернулась.
Я тихо выбрался из укрытия, закрыл шлюз и отправился в сторону Коридора Статуй, расположенного на третьей горизонтали. В конце Коридора я, как всегда, остановился возле бессмысленного прибора, показывающего температуру за стенами замка. Я уставился в зеленоватое окошечко с призрачной надеждой. Одно из показаний прибора было «3 К», другое – «-270 °С». Всякий раз я ждал, что показания изменятся, но они не менялись с того самого момента, когда я обнаружил прибор.
А между тем над Монсальватом восходило солнце. Я увидел его слепящие лучи в восточных окнах. Через секунду волшебные витражи приглушили яркий свет. Правда, ЕБ утверждал, что замок сам «разворачивается», поочередно подставляя светилу разные стороны. По-моему, старик свихнулся. Нельзя быть слишком умным – это чревато воспалением мозга.
(Откуда я знаю, что Он – старик? У Него дребезжащий голос, лишенный интонаций. Голос звучит немного по-разному в разных частях замка. Это какая-то зловещая игра. Проклятье! Голос – вот и все, что мне известно о Нем.)
Сегодня в окошечке прибора были те же цифры и буквы.
Ну и что? Всего лишь еще одно разочарование. Куда менее значительное, чем проблема Сирены, потерявшей ребенка. Впрочем, вид у нее совсем не страдальческий. Не скажешь, что она убита горем. Наверное, понимает, что у младенца почти не было шансов. Особой нежности к нему она не испытывала, пока вынашивала плод в ранце. Я не хотел бы думать, что Сирена – бесчувственное чудовище с извращенными инстинктами. Мутант – да, но не чудовище. Ведь она же любила меня! Или нет? В чем вообще можно быть уверенным здесь?..
С другой стороны, зачем ей притворяться? И то, что она кормила меня своим молоком, тоже немало значило – ведь она могла бы обменивать его на патроны у торгашей или тех же воров. Между прочим, молоко стоило недешево…
Покончим с этой печальной темой. Младенца не вернешь, хоть ЕБ и намекает на что-то в этом роде, если я выполню Его приказ. Посмотрим. Я стараюсь, из кожи вон лезу. Иногда в прямом смысле. Но если бы все было так просто! Вчерашняя охота опять закончилась неудачно. Поэтому я без особого восторга ждал очередного сеанса связи с Его Бестелесностью. Я знал, что Он снова будет требовать, ныть, бубнить, угрожать, ругаться – изменялся смысл слов, но не голос.
ЕБ мог в любую секунду уничтожить меня – как и всех других обитателей замка (я уже видел гибель некоторых неугодных властелину, эффектную гибель – ядовитое облако, взрыв, ослепительная дуга, смыкающиеся плиты, усиленное во много раз хоровое пение Сирен – и наверняка в Его распоряжении была сотня-другая еще неиспробованных способов), – однако насчет себя я пока спокоен. Я нужен Ему. Что Он будет делать без моей помощи, проклятый неуловимый призрак? Найти замену сладкой парочке вроде нас ох как нелегко. В общем, ЕБ еще потерпит, а я еще погуляю по Монсальвату во плоти. Или я чего-то не понимаю, или времени у Него – целая вечность. Так зачем пороть горячку, словно ты какой-нибудь двуногий примитив!
Покончив с разглядыванием прибора (те же «минус 270». Надо завязывать с этой дурацкой привычкой, столь же бесполезной, как и молитвы!), я отправился в Зеркальную Галерею, к ближайшей кормушке, где обычно можно было найти завтрак. Еда появлялась по приказу Его Бестелесности – в этом я не сомневался. Иногда он проливал на нас дожди изобилия, но чаще держал на голодном пайке. Чтобы не расслаблялись и оставались в «форме». И еще куча причин.
С утра настроение было неплохое; хотелось казаться добрым и подать Сирене кофе в постель. Ну, насчет кофе я, конечно, загнул – это одно лишь название для коричневой бурды, которой поит нас ЕБ. Лично меня вполне устраивало молоко моей подруги. После вчерашней вечерней дозы я чувствовал себя свежим, будто цветочек на майском лугу. (Черт, разве я видел когда-нибудь хоть один настоящий живой цветочек, а тем более майский лужок? Чем нафарширована моя несчастная башка? Откуда во мне все это – лишнее, нездешнее, иногда пугающее? Или это не мое? Чье же тогда? Может быть, это принадлежит Оборотню?..
