Однако чаще Тим старался понять, как Дрема покидает Дальние покои. Наверняка через обитые зеленым сукном двери! Тогда мальчик пришел к выводу: он проникнет туда тем же путем, чтоб узнать, что скрывается внутри.
В последнее время мимолетные визиты прекратились. Молчаливая фигура больше не заглядывала в дверь. Тим стал слишком быстро засыпать — задолго до того, как угасал огонь в камине. К тому же собак и птиц на шторах теперь всегда оказывалось ровно столько же, сколько деревьев, и Тим легко выигрывал игру. Собак или птиц никогда не бывало слишком много, шторы никогда не шевелились. Так стало после того, как он рассказал о Владычице отцу и матери. Тогда он сделал второе открытие: на самом деле родители не верят в его гостью. Вот почему она держится в стороне. Они сомневаются в ее существовании, и она затаилась. Это был еще один повод отправиться на ее поиски. Он тосковал без нее. Она была так заботлива, так добра к маленькому мальчику в огромной пустой комнате, а родители так небрежно говорили о ней. Ему страстно захотелось ее увидеть и сказать: он в нее верит и любит. Тим не сомневался, что ей приятно будет услышать это.
Ей не все равно. Хотя теперь он засыпал слишком быстро и не видел, как она заглядывает в комнату, ему начали сниться сны — о путешествиях. Это она посылала их. А главное, он верил, что она возьмет его с собой.
Однажды вечером, на исходе мартовского дня, его час пробил. И точно в срок, потому что завтра должен был приехать на каникулы его брат, и Владычица вряд ли захочет навестить Тима, если Джек будет спать на соседней кровати. К тому же была Пасха, а после Пасхи — Тим этого еще не знал — ему предстояло распрощаться с гувернанткой и поступить в начальную школу в Веллингтоне. Случай представился как бы сам собой. И Тим ни секунды не колебался. Назад пути не было, ибо он внезапно очутился перед обитыми зеленым сукном дверями, которые слегка покачивались на петлях! Здесь кто-то недавно прошел.
Вот как это случилось. Отец охотился в Шотландии в Ингл-мьюире и должен был вернуться завтра утром. Мать отправилась в церковь по пасхальным делам, а гувернантку отпустили на каникулы во Францию. Тим получил на время полную свободу и не замедлил ею воспользоваться. Он без особого труда ускользнул из-под надзора нянек и лакеев и вечером, после чая, с жадным любопытством исследовал все запретные места в доме, добравшись под конец до святая святых — отцовского кабинета. Эта великолепная комната была средоточием всего гигантского дома. Здесь его как-то высекли розгами, и здесь же отец с торжественным и радостным видом объявил ему: «Теперь у тебя есть маленькая сестренка, Тим. Люби и береги ее». Здесь также хранились деньги. В воздухе стоял «милый папин запах», как называл его Тим: запах книг, табака, бумаг, охотничьих хлыстов и пороха.
Тим благоговейно застыл на пороге, но вскоре, набравшись храбрости, на цыпочках двинулся к огромному, заваленному важными бумагами столу. Документов он не тронул, но его проворные глаза заметили зазубренный осколок снаряда, который отец привез с Крымской войны, а теперь использовал как пресс-папье. Тиму с трудом удалось приподнять его.
Забравшись с ногами в мягкое вертящееся кресло, он немного покрутился в нем, затем, утопая в подушках, стал завороженно глядеть на лежавшие перед ним необычные предметы. Затем перевел взгляд на стоявшую в углу подставку для тростей — их, он знал, позволялось трогать. Он играл с этими тростями прежде. Их было, как все говорили, около двадцати, с диковинными изогнутыми рукоятками. Отец привез их из далеких, таинственных стран, а некоторые вырезал собственными руками. Тим отыскал глазами тонкую блестящую палку с набалдашником из слоновой кости, которую ему всегда страстно хотелось иметь. Он заведет себе такую же, когда вырастет. Трость гнулась, дрожала и, когда он взмахивал ею, со свистом рассекала воздух. Она была гибкой и очень прочной. Это была семейная реликвия: когда-то трость принадлежала его прадедушке. Сам ее вид напоминал о прошлом веке, его достоинстве, изяществе и праздности. Неожиданно мальчик подумал: «Прадедушка скучает по своей трости! Ему, наверное, очень хочется получить ее назад!»
Тим точно не знал, как это вышло, но несколько минут спустя он с гордым видом старого вельможи уже шагал по пустынным залам и переходам огромного дома. То, что трость доходила ему до плеча, не имело значения. Мальчик помахивал ею, словно денди восемнадцатого века, прогуливающийся по Мэллу. В поисках приключений он двинулся напрямик, через Дальние покои своего сердца, будто трость, принадлежавшая его прадеду, перенесла его во времена своего владельца.
Того, кто живет в небольших домах, может удивить, что в этом причудливо спланированном здании некоторые помещения даже Тиму показались незнакомыми. В своих фантазиях он представлял себе карту Дальних покоев гораздо ясней, чем географию той части дома, где бывал ежедневно. Он проходил тонувшие в полумраке комнаты, длинные каменные коридоры за картинной галереей, узкие, обшитые дубовыми панелями площадки с четырьмя ступенями вниз и двумя вверх, пустынные залы с арочными сводами, до странного неузнаваемые в мартовских сумерках. Опьяненный успехом, он беззаботно устремился навстречу приключениям, в глубь неведомой страны. Он энергично шагал, размахивая тростью, тихонько насвистывая и не забывая зорко поглядывать по сторонам, — и вдруг очутился перед дверями…
Тим резко остановился, изумленно глядя на обитые зеленым сукном двери, которые слегка покачивались на петлях. Крепко сжал трость и перевел дыхание. «Дальние покои!» — еле слышно вырвалось у него.
Это был вход. Тим полагал, что знает все ходы и выходы, но этих дверей он никогда не видел. Несколько мгновений мальчик стоял как вкопанный, не сводя с них глаз. Двери были двустворчатыми, но покачивалась лишь одна створка. Она ходила на петлях взад и вперед, с каждым разом все слабей, пока не остановилась. И сердце Тима, вторившее ее частым колебаниям, тоже замерло — на миг.
«Здесь кто-то недавно прошел, — подумал он и в тот же миг догадался — кто. Уверенность возникла сама собой: — Это прадедушка. Он знает, что трость у меня, и хочет получить ее назад!»
За первым озарением тут же пришло второе: «Он спит здесь. Видит сны. Вот что такое умереть».
«Нужно сказать отцу, — мелькнуло у него в голове, — вот он обрадуется!» — но следом пришла мысль о себе: необходимо довести приключение до конца. Сейчас это главное. Отцу он расскажет потом, а теперь надо просто войти через эти двери в Дальние покои и вернуть трость владельцу. Передать из рук в руки.
Настало время испытать волю и характер. Наделенный богатым воображением, Тим знал, что такое страх, но трусом не был. Порой он визжал и топал ногами, как и любой другой ребенок его возраста, однако подобные «сцены» всегда преследовали определенную цель, в них проявлялась его упрямая воля. Теперь его воле никто не противоречил. Ему был также ведом беспричинный, порой до дрожи во всем теле страх — родители называли это «нервы».
