20 июля 1971 года
Дорогой Роб,
От вас до сих пор нет никаких вестей, наверное, вы сошли с ума или просто обо мне забыли, ха-ха! Занятия уже закончились, и мне хотелось бы узнать: вы по-прежнему хотите, чтобы мы приехали и пожили у вас? Эвелин сказала, что у нас ничего не получится, и ее тетя все расскажет маме, но мы вполне можем добраться до вас автостопом или на трейлере ее брата Мартина. Он с девушкой едет на фестиваль в Уэллс, и мы подумали, что часть пути проедем с ними, он почти согласился. А дальше будем ехать на попутных машинах. У меня есть новость — Мойра сбежала из дома, ее разыскивает полиция. Эвелин сказала, что она поехала к вам без нас. Она очень расстроена, и Питер, парень Мойры, тоже.
Если она с вами, может, я тоже приеду? Я могу приехать одна, без Эвелин, ее мама такая сука.
Пожалуйста-пожалуйста, ответьте мне!
Антея (Райсон)Дорогой Роб,
Я ненавижу вас. Я написала ПЯТЬ ПИСЕМ, включая это, и знаю, что адрес был ПРАВИЛЬНЫМ! Я думаю, что Мойра поехала к вам без нас. Идите вы к черту! Передайте ей, что ее я тоже ненавижу, Эвелин со мной солидарна. Мы ничего никому не говорили, и если она нас в этом обвиняет, значит, она сама ЛГУНЬЯ.
Пошли вы! Пошли вы! Пошли вы!
На месте подписи страница была вся изодрана и залита синими чернилами. Антея написала что-то столько раз, что ручка прорвала линованную бумагу. В отличие от четырех предыдущих, этот листок был сильно помят, как будто она сначала выбросила его, а потом зачем-то сохранила. Джеффри рассмотрел конверт. На почтовом штемпеле значилось 28 августа. Осенью она снова пошла в школу, и наверняка все закончилось.
Но, видимо, не для Мойры. Он знал Эвелин Тарлоу — самую близкую подругу Антеи по школе в Ислингтоне. Джеффри встречался с ней много раз еще в университете, а в начале 1990-х она останавливалась у них на выходные, когда приезжала на конференцию в Манхэттен. Она была инженером-испытателем Британских ВВС и жила неподалеку от Челтенхема. Они с Антеей долго обсуждали свои дни рождения и планировали провести вместе отпуск где-нибудь в теплых краях: в Греции, Турции или на Карибах.
Джеффри написал ей, когда Антея умерла, они даже разговаривали по телефону. Эвелин хотела прилететь на похороны, но на носу был срок сдачи важного правительственного заказа, и она так и не смогла вырваться.
— Как бы мне хотелось приехать, — сказала она дрожащим голосом. — Но на меня столько всего свалилось. Надеюсь, ты меня поймешь…
— Все в порядке. Она знала, как сильно ты ее любишь. И всегда радовалась твоим звонкам.
— Я знаю, — всхлипнула Эвелин, — мне просто… просто очень хочется увидеть ее еще раз.
Он сидел и смотрел на эти пять писем. Так долго, что у него закружилась голова, и его стало подташнивать. Как будто он открыл дверь в кладовку и вдруг оказался на краю обрыва, и мир внизу кажется крохотным и нереальным. Почему она никогда об этом не рассказывала? Почему все годы прятала эти письма? Или она просто забыла о них? Он понимал, что ведет себя неразумно. Знал, что ищет ответы только из-за навязчивого стремления все упорядочивать, порожденного, по мнению Антеи, его «левым архитекторским полушарием».
— Джеффри никогда не вставит квадратный колышек в круглое отверстие, — сказала она как-то на вечеринке. — Он просто разработает для него новый дизайн отверстия.
Он так и не смог придумать, куда девать письма, адресованные Роберту Беннингтону. Через несколько минут он рассовал их по конвертам и сложил стопкой. Потом вернулся к ноутбуку и написал Эвелин.
Через две недели в понедельник Джеффри приехал в Челтенхем. Эвелин встретила его на станции. Он сказал, что приехал в Лондон по делам и остановился в гостинице в Блумсбери, а все выходные гулял по городу и ходил к дому, где они с Антеей жили перед отъездом в США.
Каким облегчением для него было сесть в поезд и смотреть в окно на незнакомые пейзажи, где пригороды сменялись фермами с бродившими по полям стадами длинношерстных овец.
Муж Эвелин, Крис, работал на какую-то высокотехнологичную корпорацию в Челтенхеме. Они жили в старинном, недавно отреставрированном коттедже в двадцати минутах езды от центра города.
— Антее бы понравился ваш сад, — Джеффри разглядывал пышно цветущие нарциссы, примулы и ковер из крокусов на лужайке перед старым буком. — А у нас еще голая земля. Несколько недель назад снег лежал!
— Наверное, тяжело продавать дом, — Эвелин налила ему вина и села в кресло напротив.
— Тяжелее в нем оставаться, — Джеффри поднял бокал. — За старых друзей и старые времена.
— За Антею, — сказала Эвелин.
Они проговорили до самого вечера, допили одну бутылку, и начали вторую задолго до того, как Крис вернулся с работы. Эвелин была плотной цветущей женщиной, с непослушными длинными волосами, собранными, как и раньше, в простой хвост, ставший наполовину седым. Она недавно сдала очередной заказ, и под глазами у нее до сих пор оставались темные круги от недосыпания. Крис приготовил на ужин баранину в мятном соусе с горошком. Их дети уже учились в университете, поэтому Джеффри, Крис и Эвелин просидели за столом почти до полуночи.
— Оставь тарелки, — сказал Крис, вставая, — завтра утром я помою.
Он наклонился, поцеловал Эвелин в макушку и кивнул Джеффри:
— Хорошо, что ты приехал.
— Давай, — Эвелин схватила бутылку арманьяка и направилась к дивану. — Джеффри, бери стаканы. До полуночи я точно спать не буду. Проект сдан, да и без кота мышам раздолье.
Джеффри пошел за ней и поставил стаканы на столик. Эвелин наполнила их, плюхнулась в кресло и улыбнулась:
— Как же я рада тебя видеть!
— А я тебя.
Он сделал глоток. Несколько минут они сидели в тишине, глядя в окно на сад, где даже в темноте были видны нарциссы и примулы. Джеффри допил, налил себе еще и спросил:
— Ты помнишь человека по имени Роберт Беннингтон?
Эвелин прижала стакан к груди и, прежде чем ответить, долго смотрела на Джеффри.
— Писателя? Да. Я читала его книги в детстве. Мы обе читали — и я, и Антея.
— Но… вы же были с ним знакомы. Встречались, когда вам было тринадцать лет. На каникулах, кажется.
Эвелин отвернулась, Джеффри видел ее профиль на фоне окна.
— Да, — проговорила она наконец и повернулась к нему лицом. — Почему ты спрашиваешь?
— Я нашел несколько писем, которые Антея написала ему в 1971 году, после того, как вы с ней и с девочкой по имени Мойра ездили к нему в Корнуолл. Ты знала, что он педофил? Его арестовали пятнадцать лет назад.
