Белый Совет Чародеев — правящий орган мировой магии. Стать членом Совета — все равно что получить черный пояс по боевым искусствам, это означает, вы умеете владеть собой и своими магическими способностями, и что ваши навыки пользуются уважением коллег-чародеев. Совет осуществляет контроль за тем, насколько использование магии его членами соответствует требованиям Семи Законов.
И да поможет Бог тому, кто нарушит хотя бы один. Осуществлять исполнение Законов поручено Стражам, и как правило, это сводится к неумолимому преследованию, недолгому суду и суровой каре — в тех случаях, конечно, когда обвиняемый не погиб при сопротивлении аресту.
Звучит это все довольно жестоко — да, собственно говоря, так оно и есть, — однако с годами я вынужденно признал, что в подобных мерах имеется необходимость. Черная магия разлагает рассудок, и сердце, и душу того, кто ею пользуется. Это происходит не мгновенно, не за один раз — этот процесс сродни медленному нагноению или гангрене, но рано или поздно нормальные человеческие боль и сострадание уступают место примитивной жажде силы и власти. Ко времени, когда чародей окончательно поддастся искушению и станет чернокнижником, погибнут — или даже хуже, чем погибнут — люди. Обязанность Стража — расправляться с чернокнижниками решительно и беспощадно, пока это не привело к еще более трагическим последствиям.
Ну, конечно, обязанности Стражей этим не ограничиваются. Стражи еще и солдаты — вооруженные силы Совета. В нынешней войне с вампирскими коллегиями львиная доля боевых действий легла на плечи Стражей — мужчин и женщин, обладающих способностями к боевой магии. Блин, да если уж на то пошло, в большинстве известных мне сражений в самой гуще боя неизменно находился Морган.
Мне тоже довелось повоевать на этой войне, однако единственные, кто работал со мной с удовольствием, были только-только завербованные салаги. Стражи постарше, успевшие повидать слишком много жизней, поломанных неправильным использованием магии, все — с одним-единственным исключением — не любили меня, не доверяли мне и не хотели иметь со мной ничего общего.
Что, как правило, вполне меня устраивало.
События последних нескольких лет заставили Белый Совет понять, что информацию вампирам сливает кто-то из его руководства. Предательство это стоило уже многих жизней, но личность самого информатора так и оставалась пока неизвестной. С учетом того, какую любовь питали ко мне Совет в целом и Стражи в частности, нетрудно догадаться, что жизнь мою никак нельзя назвать скучной — особенно после того, как меня самого завербовали в Корпус. А все война, будь она неладна.
Спрашивается, кой черт тогда Морган явился именно сюда и обратился за помощью ко мне?
Можете называть меня психом, но подозрительная часть моей натуры немедленно предположила, что Морган намеренно пытается втянуть меня во что-нибудь такое, что позволило бы Совету снова взять меня за жабры. Блин, да ведь несколько лет назад он уже пытался убить меня подобным образом. Однако это предположение плохо согласовывалось с логикой. Если Морган не вступил в конфликт с Советом, укрывательство его не грозило ничем и мне. И потом, его раны красноречивее всяких слов говорили об отсутствии подвоха. Такое не подделаешь.
Он и впрямь попал под раздачу.
Получалось, что, пока я не разберусь хоть немного в том, что происходит, мне нельзя обращаться за помощью ни к кому. Своих коллег по Корпусу я расспрашивать про Моргана не мог из боязни выдать сам факт нашей с ним встречи. И если на Моргана и впрямь ополчился Совет, любой оказавший ему помощь автоматически становился сообщником преступления, в чем бы оно ни заключалось. В общем, помощи ни от кого ждать не приходилось.
Ну, почти ни от кого, поправил я себя. Мне не оставалось иного выбора, как обратиться с этим к Баттерсу — собственно, я очень надеялся, что его абсолютная непричастность к сверхъестественному миру даст ему хоть какую-то защиту от возможных последствий его вовлеченности в это дело. Кроме того, Баттерс имел некоторые заслуги перед Белым Советом — с той самой ночи, когда помог мне помешать небольшому, почти семейному ордену некромантов выдвинуть из своих рядов новое божество. Он спас жизнь по меньшей мере одному Стражу — нет, двоим, считая меня, — и, следовательно, опасность грозила ему в меньшей степени, чем любому члену нашего магического сообщества.
Мне, например.
Блин, так бы и помер сейчас, так башка болит.
До тех пор, пока я не узнаю больше о том, что происходит, я не смогу предпринимать никаких осмысленных действий — а задавать вопросы тоже опасно… это привлекает нежелательное внимание. Бросаться в расследование как в омут с головой стало бы ошибкой. Значит, мне оставалось только ждать, пока Морган не придет в сознание и не заговорит со мной.
Поэтому я вытянулся на диване в гостиной и, прежде чем думать, сосредоточился на дыхании в попытке унять боль в висках, не дававшую проясниться голове. Это получилось у меня так хорошо, что я оставался в таком положении часов шесть — до тех пор, пока на Чикаго не спустились летние сумерки.
Я не уснул. Я просто медитировал. Уж поверьте мне на слово, так оно и было.
Проснулся я, когда Мыш испустил негромкий утробный звук — не то чтобы лай, но и не рык. Я сел, потом поднялся и прошел в спальню.
Мыш стоял у кровати, положив тяжелую башку Моргану на грудь. Раненый Страж старательно чесал его за ухом. Когда я вошел, он покосился в мою сторону и сделал попытку сесть.
Мыш осторожно, но неумолимо прижал его обратно к кровати.
Морган испустил тяжелый вздох.
— Я правильно понял, что мне предписан принудительный постельный режим? — прохрипел он.
— Угу, — негромко ответил я. — Вас изрядно измолотили. Врач сказал, наступать на эту ногу в ближайшее время вообще не стоит.
Морган тревожно сощурился.
— Врач?
— Не напрягайтесь. Ничего официального. Есть у меня один знакомый парень.
Морган хмыкнул и облизнул пересохшие губы.
— У вас найдется попить?
Я принес ему воды в бутылочке для спортсменов — ну, с такой трубочкой. У него хватило ума не протестовать. Он пил воду медленно, маленькими глоточками. Потом перевел дух и сморщился с видом человека, готового как Муций Сцевола сунуть руку в огонь.
— Спасиб…
— Ох, да заткнитесь, — буркнул я, поежившись. — Мы же оба не хотим этого разговора.
Может, мне это показалось, но он чуть расслабился. Во всяком случае, кивнул и снова закрыл глаза.
— Погодите засыпать, — сказал я. — Мне еще вам температуру смерить надо. А это не самая простая процедура.
