— Не хочу надоедать тебе. Только мне кажется, ты должен об этом знать. Десять утра, где тебя носит?
Сон ускользает все дальше и дальше, и я снимаю эту чертову трубку.
— Что тебе нужно?
— Здорово, Джо. Трудная выдалась ночка?
— Я работал. Как обычно. Итак, я слушаю.
— Похоже, ты в новостях. Хотел лишь предупредить. Вот и все.
Дерьмо!
— В газетах?
— Первый канал.
Хренов Первый! Чертово телевидение! Ни шагу ступить в этом городе без того, чтобы какой-нибудь репортер не сунул нос в твои дела.
— Как они меня окрестили?
— «Леденящее кровь убийство четверых».
— Ну их к черту!
— Вляпался ты, Джо.
— Да, похоже. Только у меня выбора не оставалось.
— Ага. Могу себе представить. С кем ты воевал на этот раз?
— Вчера имел дело с пожирателями мозгов.
— Зомби, что ли?
— Ну, эти проклятые мясники. Ненавижу зомби, черт их подери.
— Всех удалось взять?
— Где-то еще бродит носитель этой хреновой заразы.
— Носитель? Вот черт. Эти зомби нам спокойно пожить не дадут, верно, Джо?
— Не говори.
Я повесил трубку.
Я не совсем туп и догадывался, что оставленные мною в заброшенном здании тела могут обернуться и, видимо, уже обернулись для меня серьезными неприятностями. Просто я надеялся, что успею все убрать и замести следы этой ночью прежде, чем кто-либо их обнаружит. Теперь же жители этого района, да и нескольких других по соседству, везде будут таскать с собой копов. Однако сейчас это волнует меня меньше всего. Опять разрывается телефон. И, будь все они прокляты, я знаю, кто решил потревожить меня.
Они хотят, чтобы я прибыл в верхние районы города. Вот прямо сейчас. В разгаре дня. Под палящими солнечными лучами.
Нужно подготовиться.
Зимой с этим проблем не бывает. Обернись с головы до ног во что-нибудь теплое, нацепи солнцезащитные очки — и готово. Ничто тебе уже не страшно. Не скажу, что очень удобно, зато ничего лишнего придумывать не надо, да и подозрений никаких. Мне лишь бы добраться до метро. Но до него четыре с лишним квартала. А после метро еще несколько кварталов — и их отделение. Самое тяжелое — путь от метро. Это-то и беспокоит меня больше всего.
Знаю одного парня, так он маскируется под белого посыльного, надевает белые латексные перчатки, огромную, с широкими полями, ковбойскую шляпу и размазывает по лицу мазь из окиси цинка. Это довольно хорошо его спасает, однако даже здесь, в Манхэттене, на него косо поглядывают. Я же пользуюсь специальной защитной маской, она спасает меня от ультрафиолетовых лучей.
Я натягиваю ботинки, мешковатые брюки, рубашку и верхнюю куртку. Головной убор всегда доставляет мне массу неприятностей, так что каждый раз мне приходится учиться заново его напяливать.
Разобравшись с основной экипировкой, я натягиваю белые хлопковые перчатки, наношу защитный крем на лицо, затем надеваю тонкую маску и очки поверх нее и отправляюсь в путь. Конечно, такого субъекта, каким я являюсь сегодня, пропустить трудно: на меня непрестанно оглядываются. Но какого черта! Им же не видать моего лица. Так что это меня совсем не беспокоит. Что же меня на самом деле занимает, так это как можно скорее добраться до пересечения Первой и Четырнадцатой. Ведь даже с таким тщательно продуманным и, казалось бы, на сто процентов эффективным снаряжением — белый цвет прекрасно отражает солнечные лучи, да и идти тут сравнительно недолго, всего каких-то четыре квартала, — кожа на всем моем теле нестерпимо горит, словно меня заперли в сверхмощном солярии. Это выводит меня из себя еще больше, чем раны, полученные вчера ночью и уже успевшие затянуться. Вчера они немного саднили, приятного, конечно, было мало, но боль уже почти прошла.
А эти чертовы сегодняшние ожоги еще не затянутся дня три-четыре. А если очки слетят или каким-либо другим образом оголится участок моей кожи? Во что превратят ее прямые солнечные лучи? Нет, этого не должно произойти. Этого не произойдет, я буду предельно осторожен.
Я стремительно пробираюсь по раскаленной улице, лавируя между прохожими, и всеми силами стараюсь представить себе увлажняющий алоэ и ледяную ванну, в то время как кожа у меня покрывается все новыми и новыми волдырями, а глаза, скрытые солнечными очками, горят и слезятся. Наконец, добегаю до метро и с облегчением несусь вниз, в душную, но темную подземку.
Эти парни в департаменте что-то совсем мудрят. Мы прекрасно могли поговорить и по телефону. На худой конец, они могли дождаться темноты и встретиться со мной. Но, видать, они хотят, чтобы я немного поджарился на этом солнцепеке. Так, понятно. Они хотят проучить меня: я ведь здорово облажался прошлой ночью. Ну и черт с ними. Хотя нет. Они не такие мелочные придурки. Это все оттого, что я до сих пор не присоединился к их Коалиции. Буду откровенным: не присоединился я по причине подобного дерьма. Как они себя ведут! Но я на самом деле облажался, и кто-то в отделе хочет со мной об этом поговорить. Так что я готов немного пожариться на чертовом солнцепеке, лишь бы им доставить удовольствие, а себе сохранить жизнь. Не хочу умирать. Ах, черт, вот опять! Я уже мертв.
Департамент располагается в здании номер восемьдесят пять прямо между Мэдисон и Пятой. Да, неплохая здесь недвижимость. Я даже сказал бы — роскошная. Я уже совсем близко: только за угол свернуть, сразу окажешься на пересечении Гугенхайм и Мэт. Адрес, по которому располагается их офис, говорит сам за себя: это люди старой закалки, консервативны, богаты, влиятельны, могущественны и напрочь лишены всякого чувства юмора. Три ступени вверх — и я у парадных дверей. Нажимаю на латунную кнопку звонка, находящуюся прямо по соседству с камерой внешнего видеонаблюдения.
— Назовите себя.
— Питт.
— Как?
— Джо Питт. Мне назначено.
Пауза. Я стараюсь скрыться от палящего солнца в жалкой узкой тени, отбрасываемой косяком парадных дверей.
— Покажите свое лицо. Мне нужно удостовериться, что это вы, мистер Питт.
— Вы что, издеваетесь?
— Это меры предосторожности.
Ну и придурки. Им-то солнце приносит лишь радость. Побывали бы они на моем месте. Делать нечего: поднимаю куртку за полу и натягиваю на голову, затем свободной рукой быстро сдвигаю маску. Чувствую, как пробившийся солнечный луч жестоко обжигает щеку и подбородок. Следующие несколько дней я буду выглядеть так, словно с меня живьем содрали кожу.
— Благодарю вас, мистер Питт.
Слышно, как щелкает автоматический засов на дверях, я открываю их и оказываюсь в фойе. Внутренняя отделка впечатляет: повсюду дорогое массивное дерево и приглушенные цвета.
