Я обняла бабушку, крепко обняла, а она прижалась ко мне, продолжая плакать. Я никогда, никогда не видела, чтобы Катрина проявляла подобную слабость, и это испугало меня. Как будто Бендикс умер вчера, а не десять лет назад.
«Для нее, наверное, это всегда как вчера, – внезапно озарило меня. – Ну разве можно привыкнуть к потере ребенка? Хотя Шулер де Яагер, кажется, не слишком-то скорбит о потере своего».
При этой мысли меня охватила ярость.
Через некоторое время Катрина взяла себя в руки, жестом предложила мне сесть в кресло напротив и повела рассказ дальше, так, словно он и не прерывался.
– Бендикс рассказал, что Шулер де Яагер поведал ему о некоем существе, которое живет в лесах – там, где кончается тропа, там, куда не ходит никто из Сонной Лощины. Шулер сказал Бендиксу, что если тот пойдет к существу и… – голос омы сорвался, но она собралась и продолжила: – …Принесет себя в жертву, существо исцелит Фенну, и тебя, и, собственно, всех в городке. Существо способно остановить лихорадку, сказал Шулер, если кто-то отважный и честный отдаст свою жизнь за других.
Ради Фенны, ради тебя Бендикс готов был на все. Он очень любил вас и хотел действовать. Хотел чувствовать, что способен решить проблему. Бендикс не стал нам ничего говорить, поскольку знал, что мы воспротивимся, а он уже все решил. Если бы я не заметила, как сын выскальзывает из дома, то уже никогда не увидела бы его. Он исчез бы в лесу, исчез без следа.
– Но почему? – взорвалась я. – Как он мог поверить хоть чему-то из сказанного этим Шулером де Яагером? Ведь Шулер просто послал моего отца на смерть – по каким-то там своим причинам! Где доказательства, что он желал чего-то иного?
– Именно это я ему и сказала, – с оттенком своей обычной язвительности ответила Катрина. – В этих лесах есть и волшебство, и опасность, но нет никакой возможности узнать, что какое-то там существо действительно способно исцелить тебя и Фенну. Это было безумие, но я не смогла убедить сына вернуться домой. Впрочем, и он не смог убедить меня, хотя еще какое-то время продолжал ругаться. Наконец я заявила, что если он хочет, чтобы я пошла домой, то ему придется отвести меня туда – и остаться там самому. Конечно, Бендикс этого бы не сделал, потому что и так еле-еле набрался смелости, и если бы вернулся, то выйти снова у него не хватило бы духу. Он этого не говорил, но я знала. Так что дальше мы пошли вместе.
Той ночью лес казался темней, чем когда-либо, и каждый шаг наполнял меня все большим и большим страхом. Справиться я с ним не могла, но и не собиралась позволять Бендиксу принести себя в жертву какому-то лесному монстру. Мы не язычники. Все это чушь, бред Старого Света, который Шулер вбил в голову моему сыну.
Бендикс не произнес ни слова, пока мы не добрались до того места, где кончалась тропа. Потом он повернулся ко мне и заявил: «Мама, теперь тебе пора домой». Я покачала головой, и он снова рассердился и сказал: «Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось», а я ответила, мол, тоже не хочу, чтобы что-то случилось с ним. А он лишь вскинул вверх руки и сошел с тропы, углубившись в чашу. Я не могла отпустить его одного, так что пошла за ним. Но, Бен, там было что-то неправильное. Я сразу это почувствовала. Как будто что-то тянуло меня, только тянуло во все стороны разом, а еще был звук, словно…
Она запнулась, и я закончила за нее:
– Словно жужжание в ушах, давящее жужжание, будто бубнит множество голосов разом.
Катрина бросила на меня проницательный взгляд.
– Ты ходила к концу тропы, куда ходить тебе не положено.
Я с жалким видом потупилась, как не раз делал Бром.
– Но не дальше. Я только на секундочку сошла с тропинки, чтобы посмотреть, что будет.
Катрина пробормотала что-то по-голландски, вздохнула и продолжила:
– Я цеплялась за Бендикса, потому что этот гул сбивал меня с толку, и я чувствовала, как меня тащат, дергают за юбки, тянут за волосы. Не знаю уж, что чувствовал Бендикс. Он не говорил со мной, но сквозь странный шум в ушах я различала его надсадное дыхание. Не знаю, сколько времени мы так шли, но тут мне почудилось что-то вроде пения. Я говорю «что-то вроде», поскольку речью это не назовешь, но и мелодии там тоже не было. Но оно влекло меня, непостижимо влекло. Сама того не осознавая, я отпустила руку Бендикса и словно поплыла от него прочь, в темноту. Однако, оторвавшись от него, я пришла в себя и позвала сына. А он не ответил. Только хор голосов принялся выкликать мое имя: «Катрина, Катрина, Катрина». Я понимала, что они пытаются заманить меня, околдовать своими чарами – только ничего у них не выходило. Потому что мне нужно было найти Бендикса. Нужно было спасти сына. Но я не видела его во мраке, и теперь зовущие голоса смеялись надо мной, а я металась, спотыкалась, кричала, а вокруг была только тьма, и лес, и живущие в лесной тьме существа, окружившие меня, не подпускавшие к сыну. А потом я услышала его крик. Такой долгий, такой ужасный, что он словно бы проложил мне тропу, и я бросилась по ней к сыну. Каким-то образом мне удалось стряхнуть с себя жутких мелких тварей с цепкими пальцами, тварей, которые тянули и дергали меня, и я бежала, бежала, бежала на крик. Задыхаясь, я вылетела на прогалину. В кронах деревьев вырисовывался просвет, идеальный круг, точно прорезанный специально, в просвет этот лился лунный свет, и я увидела…
– Тень, – пробормотала я. – Длинную тень, которая колеблется и мерцает и словно бы не имеет формы, однако у нее есть острые зубы и горящие глаза.
– Да. И эта тень уже оторвала Бендиксу руки и голову и склонилась над ним, глотая его кровь – мою кровь, кровь Брома, кровь, порожденную нашей любовью друг к другу. Я закричала. Я кричала, кричала, кричала так долго, что даже не знала, смогу ли когда-нибудь перестать кричать. И тварь прервала свое занятие, взглянула на меня – и, Бен, у меня возникло странное чувство. Мне показалось, что я уже видела это чудовище раньше и что оно знает меня.
Бабушка вздрогнула, я потянулась к ней и стиснула ее руку. Пальцы Катрины были холодны как лед.
– И что случилось потом?
Она покачала головой.
– Я не знаю. Думаю, я упала в обморок, а когда очнулась, уже наступило утро, существо исчезло, и только тело Бендикса без головы и рук лежало на земле. Я должна была что-то сделать, должна была вернуть моего мальчика домой. Мне не хотелось оставлять его в этом ужасном месте. Я понимала, что Бром уже, наверное, сходит с ума, обнаружив наше с Бендиксом исчезновение. Но я не знала, что делать. Унести Бендикса мне было не под силу. Шум, который я слышала ночью, утих, но не исчез полностью. Но эти голоса звучали не так злобно, как ночные. Мне показалось даже, что они, ну, не знаю – подбадривают меня? Но никто из тех, кому эти голоса принадлежали, не появился, чтобы помочь мне.
– Ома… – сказала я и помедлила. Я не знала, известно ли ей, что случилось с Юстусом и овцой. – Тем утром, когда ты увидела тело моего отца… оно было… целым? Ну, не считая головы и рук.
– Ты думаешь о Юстусе, – вздохнула Катрина.
Значит, Бром рассказал ей.
– Да. Мой отец…
Я не могла произнести это. Не могла спросить, таяла ли плоть моего отца, как воск горящей свечи, оставляя от сына, которого ома любила, лишь кости да извивающихся червей.
– Нет, тело Бендикса не было таким, как то, что вы нашли прошлой ночью. Я не знаю, отчего такое случилось с теми мальчиками, с Кристоффелем и Юстусом.
– Ты не думаешь, будто это оттого, что существо в лесах изменилось? Сделалось сильнее?
Катрина нахмурилась:
– Не знаю, значит ли это, что оно стало сильнее. Но что-то, несомненно, изменилось.
Мы обе помолчали, размышляя о том, что могут означать эти изменения. Потом Катрина продолжила:
– Я начала отчаиваться, думая, что мне никогда не вернуть Бендикса домой, что придется бросить его там, в лесу. Я не знала, получится ли у меня найти эту прогалину снова – да и разрешат ли мне ее найти. Лесные духи могли и не позволить. И тут я услышала мягкий стук копыт по земле и траве: цок-цок-цок, и тихое ржание.
