Ознакомительная версия.
В первую очередь, конечно, для Фаун.
– Ну, раз-два-три, начали! – скомандовала Рути, но сестра не двинулась с места.
– Я… я не знаю, что я должна искать. И где, – сказала она упавшим голосом, и в глазах ее заблестели слезы. Ей очень хотелось шоколада.
– Но ведь ты еще маленькая девочка. Используй свое воображение. Ну вот, например: если бы ты хотела что-то спрятать в этой комнате, куда бы ты это положила?
Фаун огляделась по сторонам.
– Может, под кровать? – неуверенно предположила она.
– Отличная идея! – одобрила Рути. – Давай проверим… – И обе девочки, опустившись на четвереньки, заглянули под кровать, но там не было ничего интересного, кроме нескольких пушистых пыльных катышков. На всякий случай Рути все же ощупала пол под кроватью в поисках секретной дверцы или разболтанной половицы. Когда ей было столько же лет, сколько Фаун, она обнаружила в своей комнате – и тоже под кроватью – отличный тайник, который находился как раз под такой половицей. Впоследствии и она, и Фаун нашли еще немало мест, где было очень удобно хранить «сокровища» – в том числе, потайной люк в стене за буфетом, в котором лежали кухонные тарелки, и небольшую нишу за отошедшим дверным косяком между кухней и гостиной. Какой-нибудь тайник, считала Рути, может оказаться и в маминой комнате, нужно только его найти.
«Раньше в нашем доме, наверное, тоже жили дети, – сказала она однажды сестре. – Все эти секретные места… взрослым они не особенно нужны».
«Хорошо бы найти в одном из них что-нибудь интересное, – размечталась Фаун. – Например, записку. Или игрушку».
Увы, до сих пор все найденными ими тайники оказывались пустыми.
Когда под кроватью ничего интересного не обнаружилось, Рути завернула матрас и пошарила под ним. Ничего. В нижнем отделении прикроватной тумбочки лежала только стопка детективных романов в мягкой обложке – мать была большой поклонницей Рут Ренделл. В ящике нашлись потрепанный блокнот, шариковая ручка, фонарик и несколько шпилек. На отцовской стороне кровати никогда не было ни тумбочки, ни лампы – он не любил чтения на ночь, считая, что кровати созданы для сна, а не для чего-то еще. Читал он, в основном, у себя в кабинете, и не художественную литературу, а какие-то удручающе толстые книги, в которых рассказывалось о глобальном потеплении или об опасностях, которые несет человечеству бурное развитие фармацевтической промышленности. Иногда, впрочем, на его столе оказывались яркие цветные журналы о садоводстве. Больше всего Рути нравились изящные старинные книги-определители животных и растений Новой Англии – в кожаных переплетах и с цветными картинками. Отец всегда просматривал их только на столе, хотя все остальные книги листал, сидя в удобном кожаном кресле, стоявшем в углу кабинета. Он утверждал, что если читать книги на весу, они могут испортиться.
Только теперь Рути поняла, что на самом деле папа любил читать и любил книги: ему нравилось перелистывать страницы, вдыхать их запах. Много лет назад, – еще до того, как Рути родилась, до того, как они переехали в Вермонт, – он торговал антикварными книгами, но это, по-видимому, было в таком далеком прошлом, что она узнала об этом совершенно случайно.
Ей вообще было мало что известно о том, как жили раньше ее родители. Рути знала только, что папа и мама познакомились в колледже Колумбийского университета: Элис училась там на отделении истории искусств, а Джеймс Уошберн специализировался на литературе. Вообразить их студентами было нелегко; сама мысль о том, что когда-то ее родители тоже были молодыми и деятельными, что они тоже мечтали и строили планы на будущее, казалась Рути абсурдной.
После колледжа родители открыли небольшой букинистический магазин. Дела шли, похоже, не шатко не валко, но оба были довольны. Все изменилось, когда они прочли книгу Скотта и Хелен Нирингов «Как правильно жить». Именно тогда они перебрались в Вермонт с твердым намерением сделать свою семью настолько самодостаточной и независимой, насколько это возможно. Дом и землю они купили за гроши («Прежние владельцы отдавали их практически даром», – говорили родители), потом приобрели породистых кур и овцу, а на бывшем поле разбили огород. Рути тогда было три с небольшим. Фаун появилась через девять лет, когда их матери было сорок три, а отцу – сорок девять.
«Вы это серьезно?» – спросила Рути, когда родители объявили, что у нее скоро будет маленький братик или сестричка. Она, впрочем, догадывалась, что что-то происходит – на протяжении нескольких недель отец и мать были необычайно сдержанны и часто о чем-то шептались, но ничего подобного Рути не ожидала.
«Разве ты не рада?» – спросила мать.
«Конечно рада, – ответила Рути. – Просто… просто это довольно неожиданно».
Мать кивнула.
«Я понимаю, милая. Честно говоря, для нас это тоже был большой сюрприз, но… Мы с твоим папой думаем, что так должно было случиться, и что этот ребенок – он наш… в смысле, тоже член нашей семьи. Подумай об этом, Рути. Я уверена – из тебя получится отличная старшая сестра».
Если не считать сегодняшнего исчезновения, решение Элис завести второго ребенка так поздно было, наверное, самым удивительным ее поступком. Настолько удивительным, что больше походило на случайность, нежели на сознательный выбор.
– Мне не нравится быть в маминой комнате, когда ее нет, – пожаловалась Фаун, растерянно оглядываясь. Она только что закончила шарить под подушкой и покрывалами, но с кровати не слезла. Сейчас Фаун с некоторым беспокойством следила за сестрой, которая водила руками по грубой штукатурке стен в надежде найти тайник.
Рути испытывала примерно то же самое. Ей все время казалось, будто она вторглась в частную жизнь матери, которой та всегда так дорожила. Тем не менее, она сказала:
– Это ничего, Фауни. Я знаю, тебе немного неловко, но я думаю – мама поймет, что мы были вынуждены так поступить, потому что очень волновались. Нам ведь надо ее найти!
С этими словами она повернулась и направилась к стенному шкафу. Фаун вытянула шею, продолжая следить за сестрой. Ее пальцы крепко сжимали тряпичную ручку Мими.
Тем временем в комнату бесшумно проник Роско. На пороге он, однако, нерешительно потоптался и принялся крутить головой, словно не зная, чего ожидать. Кот в мамину спальню тоже не допускался – Элис говорила, что не хочет спать на простынях и подушке, облепленных кошачьей шерстью, на которую у нее аллергия. Сейчас Роско настороженно прислушивался, слегка подергивая поднятым вверх хвостом. Наконец он сдвинулся с места, подошел к стенному шкафу и тщательно обнюхал дверцу. Внезапно кот громко зашипел, выгнув спину, и отскочил от дверцы. Через секунду его уже не было в комнате.
Ознакомительная версия.
