Мужики, похоже, собрались уходить. Он расслышал их голоса.
– Ну, а с работой как?
– Да как обычно. Кому мы, провинциалы, нужны.
– Слыхал шутку? «Не там хорошо, где нас нет, а там, где есть что есть».
– Да славное, должно быть, местечко.
– Ага, сытное.
Хокан прыснул, уже ничего не соображая. Он был слишком возбужден, слишком тяжело дышал. Тело словно превратилось в стаю бабочек, норовящих вот-вот разлететься в разные стороны.
Спокойно. Спокойно. Спокойно.
Он принялся глубоко дышать, пока у него не закружилась голова, потом разделся. Сложил одежду и убрал ее в сумку. Мужики вышли из раздевалки. Стало тихо. Он осторожно встал на скамейку и выглянул поверх кабинки. Так он и думал, край кабинки оказался на уровне его глаз. Вошли три парня лет тринадцати-четырнадцати. Один хлестал другого по заднице скрученным полотенцем.
– Да отвали ты, блин!
Хокан пригнулся, чувствуя, как эрегированный член тычется в угол, будто в твердые, широко раскрытые ягодицы.
Спокойно. Спокойно.
Он снова выглянул. Двое из парней сняли плавки и, наклонившись, рылись в своих шкафчиках в поисках одежды. Его пах свело мощной судорогой, и брызнувшая сперма потекла по стене на скамейку, на которой он стоял.
Так, все. Спокойно.
Уф. Ему стало немного лучше. Но сперма – это плохо. Это след.
Он вытащил из сумки носки, как смог протер угол стены и скамейку. Бросив носки в сумку, надел маску, прислушиваясь к разговору пацанов.
– ...Новая игрушка для «Атари». «Эндуро». Пошли ко мне, сыграем?
– Не, у меня дела...
– А ты?
– Ладно. А у тебя что, два джойстика?
– Нет, но...
– Давай сначала зайдем за моим? Тогда можно вдвоем играть.
– Ага. Пока, Маттиас.
– Пока.
Двое из них явно собрались уходить. Расклад выходил – лучше некуда. Один пацан задерживался. Хокан набрался смелости и снова выглянул поверх кабинки. Двое парней направлялись к выходу, третий надевал носки. Хокан пригнулся, вспомнив, что на нем маска. Хорошо еще, его не засекли.
Он взял баллон с галотаном, положил палец на клапан. Остаться в маске? Вдруг пацану удастся ускользнуть? Вдруг кто-нибудь войдет? Вдруг...
Черт. Зря он разделся. Вдруг ему придется бежать? Думать было некогда. Он услышал, как пацан запер свой шкафчик и пошел к выходу. Через пять секунд он окажется возле двери кабинки. Слишком поздно что-либо обдумывать.
В щели дверного проема мелькнула тень. Он отключил мозг, повернул замок, распахнул дверь и бросился наружу.
Обернувшись, Маттиас увидел большого обнаженного человека в маске, несущегося прямо на него. В голове его промелькнула одна-единственная мысль, а тело инстинктивно рванулось назад.
Смерть.
Он пятился от наступающей Смерти, пришедшей его забрать. В одной руке Смерть держала что-то черное. Черный предмет взметнулся к его лицу, и он набрал воздуха в легкие, чтобы закричать.
Но не успел он открыть рот, как черная штуковина накрыла его рот и нос. Он почувствовал, как чья-то рука обхватила его затылок, вжимая его лицо в это черное, мягкое. Крик превратился в сдавленное мычание, а пока он пытался выжать из себя отчаянный вопль, раздалось шипение, напоминавшее звуки дымомашины.
Он снова попытался закричать, но, когда он вздохнул, с телом приключилось что-то странное. Все конечности внезапно онемели, и крик превратился в негромкий писк. Он снова вздохнул, и ноги его подкосились, а перед глазами закрутился разноцветный калейдоскоп.
Ему больше не хотелось кричать. Не было сил. Красочная пелена заволокла все поле его зрения. Тела он больше не чувствовал. Калейдоскоп крутился. Маттиас растворился в радуге.
*
Оскар держал листок с азбукой Морзе в одной руке, а другой выстукивал точки-тире. Костяшки – точка, ладонь – тире; так они договорились.
Костяшки. Пауза. Костяшки, ладонь, костяшки, костяшки. Пауза. Костяшки, костяшки:
Э-Л-И Я В-Ы-Х-О-Ж-У.
Спустя несколько секунд последовал ответ:
И-Д-У.
Они встретились у ее подъезда. За день она буквально... преобразилась. Пару месяцев назад к ним в школу приходила тетка-еврейка, рассказывала о холокосте, показывала слайды. Эли походила на людей с тех слайдов.
Резкий свет фонаря подчеркивал тени на ее лице, череп проступал из-под кожи, словно истончившейся, и... – Что у тебя с волосами?
Сначала он подумал, что дело в освещении, но, подойдя ближе, разглядел в ее черных волосах несколько белых прядей. Как у старухи. Эли пригладила волосы рукой, улыбнулась:
– Пройдет. Что будем делать?
– Может, до палатки?
– Что?
– Побежали до палатки?
– Угу. Кто последний добежит – тот тухлая селедка!
В голове Оскара промелькнула картинка:
Черно-белые дети.
Эли сорвалась с места, и Оскар помчался за ней следом. Хоть она и выглядела больной, но бегала куда быстрее его, лихо перескакивая через камни на своем пути. Какая-то пара скачков – и она оказалась на другой стороне улицы. Оскар бежал что есть сил, но картинка в голове не давала ему покоя.
Черно-белые дети?
Точно! Он мчался под гору мимо кондитерской фабрики, и тут его осенило. Старые фильмы, что крутят по воскресеньям. «Андерссонихов Калле»[22] и тому подобные. «Кто последний добежит – тот тухлая селедка!» В этих фильмах любили такие выражения.
Эли поджидала его у дороги, метрах в двадцати от палатки. Оскар подбежал к ней, стараясь не показывать, насколько запыхался. Он никогда еще не водил Эли к палатке. Может, рассказать ей ту историю? Точно.
– Знаешь, почему эту палатку называют «секс-шопом»?
– Почему?
– Потому что... короче, я слышал на родительском собрании... кто-то рассказывал, что... ну, в смысле, не мне, но... я слышал... В общем, говорят, что мужик, которому она принадлежит...
Оскар начал жалеть, что завел этот разговор. Уж очень глупо все выходило. По-дурацки как-то. Эли всплеснула руками:
– Что?
– Ну, говорят, что он... водит сюда женщин. То есть он после закрытия... ну, ты понимаешь...
– Что, правда?! – Эли взглянула на палатку. – Как же они там помещаются?
– Ужас, да?
– Ага.
Оскар направился к киоску. Сделав пару быстрых шагов, Эли догнала его и прошептала:
– Они, наверное, очень худые!
Оба прыснули. Оскар с Эли вошли в круг света, падавшего из окна киоска. Эли демонстративно закатила глаза, указывая на владельца палатки, стоявшего внутри и смотревшего маленький телевизор:
– Это он? – (Оскар кивнул.) – Вылитая обезьяна!
