Нужные вещи - Кинг Стивен

— Коллекция у нее маленькая — около полудюжины предметов. Большая часть досталась ей от матери. Как-то она мне сказала, что их было больше, но кое-что разбилось. Так вот, она купила очень красивый абажур из цветного стекла. Настоящее чудо. С первого взгляда я даже решила, что это «Тиффани». Это, конечно, не так. Нетти не может позволить себе настоящий «Тиффани». Но абажур просто великолепный.

— А сколько она за него заплатила?

— Я не спрашивала. Но готова поспорить, что чулок, где она хранит деньги, изрядно поистощился.

Алан нахмурился:

— Ты уверена, что ее не надули?

— Послушай, Алан, почему ты всегда такой подозрительный? У Нетти, может быть, не все дома, но в цветном стекле она разбирается — будь здоров. И раз она говорит, что купила абажур почти даром, значит, так оно и есть. Она была так счастлива!

— Ну что ж, замечательно. «Счастливый билет».

— Что?

— Так назывался один магазинчик в Утике, — пояснил Алан. — Давным-давно. Я тогда был совсем маленьким. «Счастливый билет».

— И как? Нашелся там твой счастливый билет? — поддразнила Полли.

— Понятия не имею. Я туда ни разу не заходил.

— А мистер Гонт, кажется, уверен, что для меня у него будет счастливый билетик.

— Что? Ну-ка, ну-ка, рассказывай!

— Нетти принесла мой контейнер для пирогов, и внутри была записка. От мистера Гонта. — Она пододвинула Алану свою сумочку. — Посмотри сам, а то я сегодня с застежкой не справлюсь.

Он на секунду забыл о записке.

— Что, так плохо?

— Плохо, — просто ответила Полли. — Бывало и хуже, но врать не буду… сейчас очень плохо. Всю неделю, как похолодало.

— Ты собираешься к доктору Ван Аллену?

Она вздохнула:

— Пока нет. Я надеюсь, что скоро должно полегчать. Каждый раз, когда боль становится невыносимой, так что я готова на стену лезть, все проходит само собой. Так было всегда. Но наверное, когда-то должен настать момент, когда боль возьмет да и не отпустит. Если к понедельнику не полегчает, я пойду к врачу. Хотя он мне ничем не поможет, разве что выпишет рецепт. Алан, я не хочу привыкать к сильным лекарствам, пока еще могу держаться.

— Но…

— И хватит, — мягко прервала его Полли. — На сегодня об этом хватит, договорились?

— Как скажешь, — неохотно уступил Алан.

— Прочти записку. Она очень милая…

Он открыл сумочку и достал тонкий конверт, который лежал на самом верху. Бумага была дорогой и шелковистой на ощупь. Мисс Полли Чалмерс — было написано на конверте. Почерк был вычурный, старомодный и очень изящный — словно в каком-нибудь дневнике из музея.

— Это каллиграфический почерк, — с улыбкой сказала Полли. — Раньше, где-то в юрском периоде, такому почерку обучали в школе.

Алан извлек из конверта листок бумаги. В верхней части было напечатано:

Рукописная часть была не настолько витиеватой, как на конверте, но и почерк, и обороты речи были приятно-старомодными.

[7]

— Как загадочно. — Алан вернул записку в конверт и убрал его обратно в сумочку. — Ну и что ты думаешь? Пойдешь на «предмет оперативной проверки», как говорят у нас в полиции?

— При такой-то наживке — да еще после этого Неттиного абажура — как я могу отказаться? Да, наверное, я зайду… если с руками будет получше. Хочешь, пойдем вместе, Алан? Может, ты и себе что-нибудь подберешь.

— Может быть. А может, останусь дома смотреть игру «Патриотс». Когда-нибудь им все-таки нужно выиграть.

— Вид у тебя усталый, Алан. Под глазами круги.

— День был тяжелый. Началось все с того, что мне пришлось разнимать главу городской управы и одного из наших. Иначе они бы устроили драку в комнате для мальчиков.

Полли озабоченно нахмурилась:

— В смысле?

Он рассказал ей о стычке Китона с Норрисом Риджвиком, закончив тем, как странно вел себя Китон: постоянно повторял слова травля, весь день, в самые неподходящие моменты. Когда он закончил, Полли надолго замолчала.

— Ну? — не выдержал Алан. — Что ты думаешь?

— Я думаю, что пройдет еще много лет, прежде чем ты будешь знать все о Касл-Роке. Наверное, это касается и меня. Я долго отсутствовала, и я никому не рассказываю о том, где я была и как разрешилась «моя маленькая проблема». Поэтому, как мне кажется, многие в городе мне не доверяют. Но ты, Алан, ты наблюдаешь, и делаешь выводы, и все помнишь. Знаешь, как я себя чувствовала, когда вернулась в Касл-Рок?

Он покачал головой.

— Как будто переключаешь каналы и вдруг натыкаешься на «мыльную оперу», которую давным-давно перестал смотреть. Даже если ты пропустил пару лет, ты все равно узнаешь персонажей и их проблемы — они по большому счету никогда по-настоящему не меняются. Смотришь сериал и словно надеваешь старые, севшие по ноге туфли.

— О чем это ты?

— Просто тут, в городе, много таких сериальных историй, которых ты не застал. Ты знаешь, что дядя Дэнфорда Китона лечился в Джунипер-Хилл в то же время, что и Нетти?

— Нет.

Она кивнула:

— Ему было около сорока, когда у него начались проблемы… с головой. Моя мать называла его шизофреником. Я не знаю, был ли у него именно этот диагноз или мама сама домыслила, но с ним точно было не все в порядке. Я помню, как он цеплялся к людям на улице и начинал им что-то доказывать: про государственный долг, про то, что Кеннеди — коммунист, и черт знает чего еще, всякую ересь, в общем. Я тогда была еще маленькая девочкой, но помню — меня это очень пугало.

— Еще бы.

— Или вот еще: иногда он ходил по улицам и громко и неразборчиво говорил сам с собой. Мама потом мне рассказывала, что я очень его боялась, когда он был в таком состоянии, пусть даже рядом был кто-то из взрослых. А потом он попытался застрелить свою жену — так я слышала по крайней мере, — но ты же знаешь, как досужие слухи искажают правду. Может, он просто помахал у нее перед носом своим табельным оружием. Но как бы там ни было, этого было достаточно, чтобы упрятать его в тюрьму. Потом было слушание о его дееспособности, и по окончании судебного разбирательства Билла перевезли в Джунипер-Хилл.

— Он до сих пор там?

— Нет, он уже умер. Как только он попал в клинику, болезнь начала прогрессировать. Перед смертью он впал в кому. Ну, так я слышала.

— О Господи.

— Но это еще не все. Ронни Китон, отец Дэнфорда и брат Билла, в середине семидесятых провел четыре года в психиатрическом отделении в Тогусе. Сейчас он в доме престарелых под специальным присмотром. Болезнь Альцгеймера. А еще была бабушка — или двоюродная сестра, я уже точно не помню. Она покончила с собой в пятидесятых. Там был какой-то скандал. Я не совсем в курсе, но слышала как-то раз, что она предпочитала женщин мужскому полу.

— То есть это у них генетическое? Ты это хочешь сказать?

— Нет. Я ничего не хочу сказать. Просто я знаю чуть больше тебя об истории этого города, потому что эта не та история, о которой произносят по праздникам речи с трибуны на городской площади. Я тебе излагаю факты. А делать выводы — это задача полиции.

Она сказала это с таким важным видом, что Алан поневоле рассмеялся. Но мысль уже накрепко засела у него в голове: может ли сумасшествие передаваться в семье генетически? В школе на занятиях по психологии им внушали, что все это — бабушкины сказки. А через несколько лет в Полицейской академии Олбани лектор сказал, что такое случается, хоть и нечасто: определенные душевные заболевания прослеживаются по генеалогическим линиям, в точности как физические особенности — голубые глаза или обилие родинок. В частности — алкоголизм. Но вот упоминал ли он шизофрению? Алан не помнил. Сколько уже лет прошло…