— И какой вход?
— Роботы уже закупорили его.
— То есть ты хочешь сказать, что он благополучно спасся?
Отведя взгляд от неприлично восхищённого лица дочери, аристократ кивнул.
— Он выбрался. Но то, как он победил трёх сестёр, не убив их, а всего лишь прокусив горло, как сделал бы любой из нас, и заставив исполнить свои требования… У меня такое чувство, что он не обычный дампир…
Дампиры, которым не хватало самоконтроля, время от времени питались человеческой кровью, но ещё не было случая, чтобы тот, кем они полакомились, стал марионеткой, такой же, какими делали своих жертв аристократы. Сила дампиров, являющихся вампирами лишь наполовину, не простиралась так далеко. В данном же, ещё более странном случае жертвой стал не обычный человечишка, но подлинный монстр среди монстров — мидвичские медузы.
Глаза Лармики заискрились.
— Ясно. Ты позволил ему сбежать от тебя… И девчонке тоже.
Лицо графа — что неудивительно — исказилось от гнева.
Девчонкой, конечно же, была Дорис. Лармика саркастически напомнила отцу, как был он уверен в победе и как был вынужден бежать, встретив серьёзнейшее сопротивление. Преисполненная аристократической гордыни едва ли не больше, чем отец, Лармика резко возражала против того, чтобы возводить кого-либо из людей до уровня их рода, вне зависимости от того, насколько отца привлекала жертва.
Сейчас девушка с напускной наивностью поинтересовалась:
— Вечером ты снова ускользнёшь из замка, чтобы повидать её? Нанесёшь очередной визит на вонючую ферму?
— Нет, — ответил аристократ уже спокойнее. — Думаю, я пока воздержусь от посещений. Щенок снова с ней, так что могут возникнуть трудности.
— Значит, ты откажешься от своих планов на эту человеческую девчонку?
Теперь настал черёд графа лукаво усмехнуться.
— И снова — нет. Мне надо нанести визит кое-кому другому. Прежде чем я казнил медуз, старшая сестрица помянула некоторых любопытных типов.
— Типов? Ты имеешь в виду людей?
— Да. С их помощью я расправлюсь с байстрюком — так что прими мои соболезнования. — В голосе графа не было утешения.
— И тогда ты получишь ту девицу? — тихо спросила Лармика.
— Да. Эти утончённые черты, эта нежная, бледная шейка и столь горячий темперамент… Я уже несколько тысячелетий не встречал такого совершенства. — Тон вампира изменился. — Изнурительный бой, который она дала мне вчера ночью, лишь раззадорил меня. Разве десять тысяч лет назад наш бог-предтеча не добился предмета своей страсти? — Почтительный взгляд лорда с благоговением, которое проявил бы любой высший аристократ, скользнул по колоссальному полотну, висевшему на противоположной стене. — Я слышал, что женщину, которую возжелал наш бог-предтеча, звали Мина Прекрасная, и жила она в древней земле Ангелов. Кажется, наш бог-предтеча считал кровь, струящуюся под её почти прозрачной кожей, сладчайшей и восхитительнейшей из всей крови, когда-либо омывавшей его язык, хотя он и отведал горячей влаги из жизненных родников тысяч прелестниц.
— Из-за этой женщины наш бог-предтеча обратился в прах, — холодно добавила Лармика, одарив отца печальным, совершенно не свойственным ей взглядом. — И ты не передумаешь ни при каких обстоятельствах, отец? Гордая семья Ли владеет этим районом Фронтира долгих пять тысячелетий, и ни один человек ещё никогда не входил в неё. Ты охотился, пил кровь и оставлял жертв умирать, ни разу не предлагая ввести кого-то из людишек в наш дом. Так почему же вдруг эта девчонка? Уверена, не одна я задаюсь подобным вопросом. Не сомневаюсь, моя ушедшая мать спросила бы то же самое.
Граф с болью улыбнулся и кивнул, словно смирившись с неизбежным.
— В том-то и дело. Я собирался поговорить с тобой позднее, но… я намерен взять эту девушку в жёны.
Лармика посмотрела на отца так, словно в сердце ей только что вонзили осиновый кол. Никакой иной вид стыда не мог бы настолько потрясти эту гордую молодую женщину. Её и без того бледная кожа стала цвета бумаги.
— Понимаю. Если ты уже всё обдумал заранее, я больше не буду неблагоразумной. Поступай как хочешь. Однако мне, полагаю, следует покинуть замок и отправиться в длительное путешествие.
— Путешествие, говоришь? Отлично.
Несмотря на грусть, в голосе графа прозвучало облегчение. Он нутром чуял, что его любимая, но импульсивная дочь никогда не сможет сосуществовать рядом с человеческой девчонкой, как бы он ни урезонивал их обеих.
— Итак, отец, — лицо Лармики вновь стало очаровательным, как будто терзавшая её проблема уже забылась, — как именно ты намерен уничтожить щенка и заполучить девушку?
К тому времени, как Дорис и Ди добрались до фермы, солнце уже поднялось высоко. Услышав от своей няньки — доктора Ферринго — о событиях прошлой ночи, Дэн, чьё маленькое сердечко обуревали страх и тревога, с нетерпением ждал возвращения сестры. Когда же он увидел идущую к дому пару, радости его не было предела, хотя глаза мальчишки едва не выпрыгнули из глазниц от потрясения.
— Что с тобой стряслось, сестрёнка? Ты свалилась с лошади и оседлала того, кто первым под руку подвернулся, или что?
— Ой, да не кричи ты так. Ничего особенного, правда. Просто Ди расплачивается за всё то беспокойство, что причинил нам, — ответила Дорис из-за спины Ди. Охотник нёс девушку на закорках.
Нервы её выдержали два жарких боя с двумя одинаково опасными противниками — ночью с графом и утром с Рэем-Гинсеем, но в тот миг, когда Дорис вышла из туманного мира и услышала слова Ди: «Теперь всё хорошо», эти несчастные, натянутые как струны нервы просто лопнули. Следующее, что она осознала, — что висит на широкой спине Ди, шагавшего по дороге к её дому. «Эй, это не смешно! Опусти меня!» — крикнула девушка, зардевшись. Ди тотчас подчинился, но Дорис, испытавшая несказанное облегчение, просто не смогла устоять на ногах: они подогнулись, едва коснувшись земли, так что девушка без затей шлёпнулась в траву. Вот охотнику и пришлось нести нанимательницу на закорках весь остаток пути.
Ди доставил Дорис прямо в её комнату и уложил на кровать. Почувствовав под собой колыхание матраса, девушка провалилась в сон, но за миг до этого ей почудился грубый смех, а затем она услышала слова: «А у неё славная задница. Порой и эта работёнка имеет свои плюсы…»
Дорис проснулась, когда солнце уже клонилось к закату. Доктор Ферринго давно уже возвратился в город, а Ди и Дэн чинили дверь и прихожую, повреждённые прошлой ночью.
— Да брось, Ди, мы сами позаботимся об этом. Ты и без того натерпелся.
По пути на ферму Ди не раскрыл девушке всех обстоятельств, не позволивших ему вернуться вовремя. Он сказал только: