– Ну и девчонка у тебя, – сказал Янссен Брому. – Храбра, почти как парень.
Бром немного расслабился, шагнул ко мне и положил руку на мое плечо.
– Я бы сказал, храбрее большинства парней. Почти как ее бабушка.
Я покраснела. Действительно, Катрина не боялась никого. Я видела, как она сверлит взглядом мужчин вдвое крупнее ее, когда желает высказать свое мнение – и высказывает его. Сравнение с Катриной безумно польстило мне. Но я не хотела говорить с Хенриком Янссеном. От его взгляда у меня волосы на затылке вставали дыбом.
– Когда-нибудь кому-нибудь повезет взять тебя в жены, – заявил он.
– Я никогда не выйду замуж, – сообщила я, но от его слов мне стало не по себе.
Не потому ли он вечно смотрит на меня так, подумала я. Имеет планы на ферму ван Брунта? Из того, что наши земли граничат друг с другом, отнюдь не следует, будто их нужно объединить. В любом случае, если бы Бром захотел заполучить землю Янссена, он бы просто выкупил ее. Как делал всегда.
А еще он старый. Ему же по меньшей мере лет тридцать. Почему у него еще нет жены – его возраста?
Мысли Брома, похоже, текли в том же направлении, потому что он, стиснув мое плечо, сказал:
– Она слишком мала, чтобы я задумывался о ее замужестве.
– Не так уж и мала, – ответил Янссен. – Многие здешние девушки выходят замуж в четырнадцать.
– Но большинство – в шестнадцать или восемнадцать, – парировал Бром и многозначительно добавил: – И выходят они обычно за своих ровесников.
Янссен лишь улыбнулся, и от этой улыбки у меня в животе все перевернулось. И все же, чего бы там ни хотел Янссен, я по крайней мере поняла, что Бром никогда не станет торговать мной, не променяет на землю или что-нибудь в этом роде. Я знала, с некоторыми девушками такое случалось.
Бедная Верла ди Виис, например, – ее родители были почти так же бедны, как ван ден Берги, но ее красота привлекла одного торговца, который проезжал через Сонную Лощину, когда она развешивала перед домом выстиранное белье. Верле было всего четырнадцать, но у нее имелось пятеро младших братьев и сестер, а еды на всех не хватало. Торговец (которому было все пятьдесят, если не больше) заявился к родителям Верлы и сделал им предложение: он берет девушку в жены и отдает за нее весьма щедрый (по слухам) выкуп.
Перед самой свадьбой она пыталась сбежать, но отец нашел ее и не дал уйти далеко. Вся деревня собралась посмотреть на хрупкую рыдающую Верлу, когда ее против воли выдавали замуж за торговца, который на протяжении всей церемонии смотрел на нее как на призовую корову. Это было примерно год назад, и я помнила, как меня мутило во время службы. И как плотно сжимала губы Катрина, словно сдерживала яростную обличительную речь.
– А теперь мне нужно отвезти Бен домой, – сказал Бром, оттеснив Янссена плечом. – Катрина спустит шкуру с нас обоих, если мы опоздаем к обеду.
– Да, отвези ее домой, – бросил нам вслед Янссен. – Пока не явился еще кто-нибудь с обвинениями.
– Опа, мы с Сандером собирались поиграть. – Я оглянулась на друга, который в расстройстве махал мне вслед.
– Не сейчас, Бен, – едва слышно пробормотал дед, подталкивая меня к сараю, в котором оставлял Донара, когда приезжал в деревню. – Знаешь, я не хочу, чтобы ближайшие пару дней ты мелькала в деревне.
– Из-за того, что сказал минхер Смит?
– Да. – Бром быстро оседлал Донара, вскочил в седло и затащил на него меня. – Не думаю, что большинство примет его всерьез, но когда мы вернулись за телом Юстуса, от мальчика не осталось ничего, кроме костей. Смит беснуется, ища, кого бы обвинить, – и решил обвинить тебя. Ничто из сказанного любым из нас не убедит его в обратном.
Мороз пробрал меня до костей, хотя день стоял теплый.
– Но он же ничего не может мне сделать. Множество людей слышали, как он угрожал мне прямо на улице.
– Как ты угрожала ему, они тоже слышали.
– Ты тоже ему угрожал, – напомнила я.
– За свою жизнь я, наверное, поколотил чуть ли не всех мужчин деревни, как в гневе, так и шутки ради, – пожал плечами Бром. – От меня иного и не ожидают. А вот от тебя…
– Это нечестно, – вырвалось у меня. – Почему мальчишки могут делать все, что захотят? Минхер Смит не смог бы даже сказать, что я ведьма, будь я мальчиком.
Я не видела лица Брома, но почувствовала, как он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– Может, я не оказал тебе такой уж большой услуги, воспитывая так, как воспитывал. Может, следовало позволить Катрине растить тебя так, как она считала правильным. Но я…
Бром не закончил, да это было и ни к чему. Он так скучал по Бендиксу, так хотел вернуть сына, что сделал своим сыном меня. И я не сердилась на него. Мне это нравилось. Казалось, именно так и должно было быть – и не только потому, что этого хотел Бром. Я сама с раннего детства отвернулась от Катрины и начала бегать за Бромом, точно щенок. И хотела лишь одного – чтобы никто вообще не знал, что я девчонка, чтобы люди не считали меня девчонкой, притворяющейся мальчиком.
Донар остановился, и я поняла, отчего замолчал Бром. На крыльце своего дома, наблюдая за нами, стоял Шулер де Яагер.
Меня захлестнула ненависть, яростная, горячая ненависть, какой я в жизни не испытывала. Из-за Шулера погиб Бендикс, но даже до того этот тип многие годы старался сделать Брома несчастным. Человека, пытающегося навредить Брому, прощать не следовало. Я свирепо уставилась на Шулера, а тот лишь ухмыльнулся в ответ.
– Я убью его, – пробормотал Бром. – Надо было сделать это давным-давно, и плевать на последствия. Он всюду сеет одни лишь страдания.
На миг мне показалось, что Бром сейчас спрыгнет со спины Донара и придушит Шулера де Яагера прямо на улице. Никто не заслуживал смерти больше, чем этот гад, но я не хотела, чтобы моего дедушку посадили в тюрьму – тем более этот тупой Сэм Беккер – за убийство другого моего дедушки.
Донар терпеливо ждал, пока мы с Бромом старались испепелить Шулера де Яагера взглядами. Но старик оставался совершенно невозмутим – волны ненависти, катящиеся от нас, кажется, даже забавляли его. Через некоторое время Бром, щелкнув языком, пустил Донара рысью, и мы продолжили путь, хотя я чувствовала, что Шулер наблюдал за нами, пока мы не скрылись из виду.
Я прижалась щекой к спине Брома. Я не могла решить, правильной ли была идея мне держаться подальше от деревни. Дидерик Смит наверняка уже бегал от двери к двери, рассказывая небылицы. Кто-то должен быть там, чтобы убедить людей выслушать и другую версию истории. Я сказала об этом Брому.
– Не беспокойся об этом, – ответил он. – Позже я отвезу в деревню твою бабушку – за покупками. Катрина уж разберется с заблуждающимися.
Я вспомнила властный взгляд Катрины, вспомнила ее темперамент, вспомнила серое мягкотелое большинство, населяющее Лощину…
Да, Катрина способна переубедить их.
– А пока нас не будет, – сказал Бром, – ты останешься на ферме, понятно? Не уклоняйся от своих обещаний, как вчера. Не ходи в лес, не приближайся к лесу, даже не думай о лесе.
– Да, опа.
Ему не придется беспокоиться, подумала я. После вчерашней ночи приближаться к лесу я и не собиралась.
«Но как же ты тогда увидишь Всадника?» – прошептал в моей голове тоненький голосок. Я притворилась, что не услышала.
Во время обеда мы с Бромом рассказали Катрине о Дидерике Смите. Когда я упомянула о брошенных мне Смитом обвинениях, глаза бабушки вспыхнули.
– Дрянь человек, – сказала Катрина. – Всегда был таким. Он ровесник Бендикса. Смит пытался ухаживать за Фенной, но она отвергла его. А он обиделся на Бендикса, посчитав, будто так случилось потому, что Бендикс был богат, а он, Смит, нет. Но Фенна призналась мне, что Смит просто был жестоким и глупым.
– Юстус был таким же.
– Нельзя научить чему-то своих детей, если у тебя нет ничего, чему можно научить, – глубокомысленно заметила Катрина. – Они учатся тому, что видят.
Я нахмурилась.
– Значит, Юстус был таким просто потому, что ничего не мог с этим поделать?
