Ким Харрисон - На несколько демонов больше

—   Что-нибудь такое, что легко снять? — предложил он.

За нами загудел клаксон, и Кистен, не глядя, прибавил ско­рость.

—У меня все, что есть — с кучей пряжек и застежек, — парировала я.

Он хотел что-то сказать, но зазвонил его телефон. Я нахмурилась, когда Кистей потянулся за ним. Я-то никогда не отве­чаю на звонки, если мы вместе. Ну, не то чтобы мне так уж ча­сто звонят. Но я же и не пытаюсь править преступным миром Цинциннати от имени моего босса.

—Пряжек и застежек? — переспросил он, открывая теле­фон. — Тоже может подойти. — И в телефон, уже без улыбки: — Фелпс слушает.

Я села поудобнее, радуясь даже мыслям о предстоящем ве­чере.

—Да, Айви, — говорил Кистей. — Что стряслось?

Я вспомнила о своем телефоне и достала его. Черт, четыре звонка пропустила. Но номер был незнакомый.

—Рядом со мной, — сказал Кистей, поглядев на меня, и моя озабоченность стала сильнее. — Да, конечно,  — добавил он и протянул трубку мне.

Боже мой, ну что еще?

С ощущением, будто услышала удар первого сапога в сте­ну, я сказала:

—   Что случилось? Дженкс?

—   Нет, — ответила Айви. — Это твой вервольф.

—Дэвид? — промямлила я, а тем временем Кистей заезжал на парковку автошколы.

—Он пытается с тобой связаться, — сказала Айви тревожным и озабоченным голосом. — Он говорит — ты готова слу­шать? — что он убивает женщин и не помнит потом. Слушай, ты бы ему позвонила? Он за последние три минуты звонил дважды.

Я хотела засмеяться — но не могла. Убийства вервольфиц, которые пытается скрыть ОВ. Демоница, громящая мою гос­тиную в поисках фокуса. Ой, хреново...

—   О'кей, — сказала я. — Спасибо. Пока.

—   Рэйчел?

У нее голос изменился. Я была расстроена, и она это знала. Я попыталась успокоиться, сделав глубокий вдох.

—Да?

Она помедлила, и я поняла, что скрыть свой страх мне не удалось, но она знала, что как бы там ни было, а я не брошусь в панике бежать. Пока что.

—Поосторожнее, Рэйчел, — сказала она сдавленным голо­сом. — И зови меня сразу, если нужна буду.

Мне стало немного легче. Хорошо, когда есть друзья.

—Спасибо, обязательно,

Я нажала отбой, глянула в выразительные глаза Кистена, ждущего объяснений, и тут же вздрогнула — лежащий у меня на коленях телефон завибрировал. Задержав дыхание, я подня­ла его и посмотрела на номер. Дэвид — теперь я его узнаю.

—Ты возьмешь трубку? — спросил Кистей, не снимая рук с руля, хотя мы уже припарковались.

Через одно место на стоянке я увидела девушку, захлопнув­шую дверь маминого минифургона. Размахивая конским хвос­том и непрерывно шевеля губами, она болтала, направляясь с подругой в здание школы. Они скрылись за стеклянной дверью, и женщина за рулем вытерла глаза и посмотрел а в зеркало задне­го вида. Кистен наклонился вперед, загораживая мне вид. Сно­ва задрожал телефон — я его открыла, невесело улыбнувшись.

Почему-то я заподозрила, что сегодня в автошколу не по­паду.

Дэвид взял стакан воды из-под крана, и рука у него едва за­метно дрожала. На секунду он прижал стакан ко лбу, успоко­ился, собрался, потом отпил и поставил на ясеневый кофейный столик, стоящий перед нами.

— Спасибо, — сказал он, поставил локти на колени и уро­нил голову на руки.

Я потрепала его по плечу и чуть отодвинулась от него по Дивану. Кистен стоял возле телевизора, спиной к нам, и разглядывал в освещенном запертом шкафчике собранную Дэвидом коллекцию клинков времен Гражданской войны. Едва за­метный запах вервольфа, никак не неприятный, щекотал мне ноздри.

Дэвид был совершенно раздавлен, и я делила внимание между этим трясущимся человеком в офисном костюме и его аккурат­ным и явно холостяцким таун-хаузом. Он насчитывал обычных два этажа, вся обстановка, как и сам дом, пяти- или десятилет­него возраста. Наверное, даже ковровое покрытие не меняли. Интересно, этот дом принадлежит Дэвиду или он его снимает?

Мы сидели в гостиной. По одну сторону за зеленой буфер­ной зоной расположилась парковка, по другую через кухню-столовую можно было выйти на широкий общий двор — дру­гие дома настолько далеко, что определенную степень уедине­ния гарантировало само расстояние. Стены были толстые, а потому здесь было тихо. Добротные обои коричневых и беже­вых тонов свидетельствовали, что Дэвид клеил их собственно­ручно. Значит, владелец, решила я, вспомнив, что как инспек­тор «Верстраха» он получал очень неплохие деньги, вытягивая из неразговорчивых владельцев полисов истинные истории — отчего это у них рождественская елка вдруг вспыхнула и сожгла всю гостиную.

Жилище было островком покоя и мира, но сам вервольф был совершенно измочален. Дэвид — одиночка, обладающий личной силой и харизмой альфа-самца без его обязанностей и ответственности. Строго говоря, я и есть его стая — взаимовы­годное соглашение на бумаге, которое помогло Дэвиду не быть уволенным, а мне дало возможность получить страховку по не­вообразимо низкой цене. В этом и состояли наши отношения, но я знаю, что Дэвид пользовался мною как жупелом, чтобы отпугивать вервольфиц, лезущих в его жизнь.

Мой взгляд упал на толстую черную книжечку рядом с те­лефоном. Очевидно, это его не сдерживало, когда дело доходило до романов. Черт побери, надо бы ему резинкой эту книжицу перехватывать, чтобы не раскрывалась.

—Лучше стало? — спросила я, и Дэвид поднял голову. Ка­рие глаза красивого темного оттенка расширились от долгого страха, „и на его лице смотрелись как чужие. У него отличное под­жарое тело, созданное для бега, скрытое удобным костюмом. Ясно, что он собирался к себе в офис, когда что-то такое случи­лось, и меня тревожило, что это «что-то» привело его в такое со­стояние. Не знаю никого столь уравновешенного, как Дэвид.

Его ботинки под кофейным столиком сияли, сам он был чисто выбрит — ни намека на черную щетину на загорелой и даже грубоватой коже. Я его видела в длинном до земли плаще и широкополой шляпе когда-то, когда он за мной следил, и был он тогда похож на Ван Хельсинга: пышные черные волосы, длинные и волнистые, и густые брови. И уверенности в себе у него было не меньше, чем у этого вымышленного персонажа, но вот сейчас эта уверенность поколебалась от тревоги и бес­покойства.

—Нет, не стало, — ответил он, и его тихий голос сверлил мне уши. — По-моему, я убиваю своих подруг.

Кистен повернулся — я протянула руку, останавливая его, чтобы он какой-нибудь глупости не сказал. Дэвид прежде все­го уравновешен, а работа страхового инспектора требует быст­роты и сообразительности. Дэвида очень трудно застать врасп­лох, и если он думает, что убивает своих подруг, значит, для такой мысли есть причина.