— Здравствуйте. — На пороге стояла женщина — совершенно обычная, каких полно в городе — она годилась Маше в матери. — А вы к кому?
Первая её мысль была — сказать, что ошиблась адресом и уходить. Алекс наверняка испугался встречи и просто дал ей не тот адрес. Или ещё хуже — Алекс на самом деле сорокалетний мужчина с женой, двумя детьми и тёщей в арьергарде. И сейчас будет некрасивая сцена.
Маша сжала зубы, приказала себе успокоиться и разжала.
— Добрый день. А я к Алексу. Он здесь живёт?
Губы женщины дрогнули в призрачной улыбке. Была она или только показалась — уже разобрать.
— Проходите.
Любая квартира имела свой запах. Маша вошла и ощутила его: оттенок сирени в духах женщины, химическая нотка новой мебели и немного ароматов с кухни. Квартира была под стать дому — прямо с порога она заявляла: «Я замечательная. Я в центре города». Здесь, похоже, вёлся вялотекущий ремонт: у шкафа лежали рельсы плинтусов.
— Проходите в комнату, он вас ждёт. — Она удалилась на кухню, и Машу покоробило от внезапного одиночества. Что же, Алекс такой важный человек, что к гостям лично не выходит?
Она сняла куртку, сбросила никому не продемонстрированные модельные сапоги. На всякий случай достала телефон из сумки и зажала его в руке. Если что, сможет послать тревожный сигнал Сабрине. Ковролин щекотал ступни.
Маша толкнула дверь в комнату — легко поддалась серебристая ручка. Вошла: во всю стену было окно, и в сумрачной комнате, без включенного электрического света, серое городское небо показалось ей очень ярким. Против света, вполоборота к ней, в кресле сидел молодой человек.
— А ты красивая, — сказал он. Наверное, улыбнулся. Маша не могла разобрать наверняка, но его лицо дрогнуло. — Я даже не ожидал, если честно.
Она замерла у двери, машинально проводя рукой по волосам.
— Спасибо, что пришла, — произнёс Алекс и развернул инвалидное кресло.
— Скажи честно, ты в шоке?
Маша сидела на краю широкой кровати, судорожно сведя колени и приложив ладони к горящим щекам. Алекс был рядом. Не прикасался, но и не отдалялся слишком. Ровно настолько, чтобы Маша могла видеть его глаза. Ровно настолько, чтобы, спрашивая, он мог заглядывать в глаза ей.
— Нет, я не… дело не в тебе. — Она понимала, что и жестами, и дрожащим голосом выдаёт своё замешательство, но взять себя в руки не могла. Не получалось.
— Ладно, не смущайся, я привык, — засмеялся Алекс. Маше показалось — наиграно. — Нужно было сказать тебе раньше, но я не решился. Думал, так у меня больше шансов.
Он развёл руками. Маша подняла голову: симпатичный, в общем-то, парень — короткие светлые волосы, чистые светлые глаза, разве что ноги тонковаты. Его ноги были одеты в джинсы, наверное, размера на два меньше, чем носила она. Алекс всё разводил и разводил руками.
Судьба или происки проклятья? У неё не было времени искать кого-то другого, но и причинять неприятности Алексу она тоже не имела права. Он и так обижен жизнью. Миф бы смог. Она не могла.
Когда сидишь у экрана и, зевая, набиваешь на клавиатуре любовные признания, можно проклясть человека как угодно. Когда приходишь к нему домой, вдыхаешь запах сирени, сидишь на краю постели — это уже невозможно. Значит, Миф выиграл.
Хотя в таком положении были и плюсы. Алекс привяжется к ней быстрее и прочнее, чем любой другой. Он её не обманет. И вряд ли побежит искать, если она уйдёт. Маша улыбнулась через силу.
— Что же ты мне рассказывал о тренировках по каратэ?
— Нет, — смущённо промямлил Алекс. — Ты не подумай. Я просто… А ты на самом деле играешь в шахматы?
— Ага. — Маша прошлась по комнате, ведя пальцем по лакированным краям шкафов. — Скоро турнир в институте, так я собираюсь его выиграть.
Из окна было видно, как бегут по проспекту серые люди — под цвет городского вечера. Машины разноцветной мозаикой заполнили дорогу.
— Ты бросишь меня? — жёстко потребовал Алекс.
Маша отвернулась от окна: он был в центре комнаты, в первый раз отдалившись от неё так сильно, что не рассмотреть верхнюю пуговицу на рубашке.
— С чего ты взял?
— Ну, ты красивая, умная и, судя по всему, с большим будущим. А я кто такой?
Она взобралась на прохладный подоконник. Мелькнула мысль о том, чтобы всё рассказать ему, признаться. Вдруг он согласиться помочь в обмен на регулярные встречи? Маша тряхнула головой — глупо, как же глупо.
— Судя по всему, гениальный программист?
Он отвёл взгляд.
— Такой уж и гениальный. Хотя ради тебя я бы постарался стать таким.
Восклицательный знак. Десять тысяч восклицательных знаков и жёлтая глупо улыбающаяся мордочка на экране компьютера. Вот как всё это выглядело. Она милостиво улыбнулась.
— Ну хорошо, Алекс, живи пока. Но если ты додумаешься ещё раз меня обмануть — тогда точно всё.
Он порывисто кивнул. Помолчал, прячась за полумраком комнаты. На письменном столе процессор мигал алым индикатором.
— О чём поговорим?
В очередной раз отрываясь от окна, Маша пожала плечами.
— О любви, о чём же ещё.
Она возвращалась домой, в темноте, когда автобусы превратились в проворные подсвеченные аквариумы. Маша еле дождалась своего. В кармане лежал телефон с шестнадцатью сообщениями Сабрине. В последний раз она писала ей, что уже направляется домой.
Забившись на дальнее сидение, Маша порылась в сумке: ключ с брелоком-ракушкой, и ещё один, на простом кольце, были здесь. Неувязочка вышла — она так и не избавилась от проклятья, а впереди маячили выходные, на которые у Маши было много планов. Даже слишком много.
Она закрыла глаза и прислушалась: мерно гудел двигатель автобуса, царапали крышу ветки, низко повисшие над дорогой. Глухо билось её собственное сердце.
Маша сама себя загнала в угол. Она не могла взять и бросить всё на полдороги, хотя бы потому что она уже прикормила сущность из заброшенного дома. Самую опасную, самую сильную. Специально — чтобы не было путей к отступлениям. Осталось ещё две сущности. Два ключа притаились в сумке под блокнотом.
Миф без сомнения умный и опытный, но с тремя одновременно ему не справиться. Маша знала, что ударит по нему его же оружием — так больнее. Ведь и он ударил её по самому больному.
К рыжему дому-свечке Маша выбралась только в самом конце недели. На лавочке у подъезда никого не было. У двери ютилась облезлая чёрная кошка. Она нагло мяукнула, требуя, чтобы ей открыли дверь. Код домофона Маша помнила.
Кошка прошмыгнула у неё между ног и растворилась в темноте лестницы. Лампа не горела, и подъезд изнутри освещали только бледные полоски дневного света. В нос сшибал запах кошачьей мочи и ещё какой-то дряни.
