Йон Линдквист - Впусти меня

Умер так умер. Больше нет.

И все же Томми послушно последовал за мамой и присел на корточки у отцовской могилы, пока мама зажигала фонарь. При ней прикасаться к буквам ему не хотелось.

Они немного посидели, глядя, как слабое пламя рисует причудливые узоры на мраморной плите. Томми не испытывал ничего, кроме стыда за то, что участвует в этой жалкой игре. Через какое-то время он встал и пошел домой.

Мать последовала за ним. Пожалуй, слишком поспешно. Уж кому-кому, а ей как раз полагалось все глаза выплакать, сидеть здесь целую ночь. Она догнала его, взяла под руку. Он не сопротивлялся. Они шли бок о бок и смотрели на озеро, местами покрытое тонким льдом. Если в ближайшее время не потеплеет, через пару дней здесь можно будет кататься на коньках.

Одна мысль вертелась у Томми в голове, как навязчивый гитарный аккорд.

Умер так умер. Умер так умер. Умер так умер.

Мама вздрогнула, прижалась к нему.

— Жутко как-то.

— Да?

— Да. Стаффан рассказал мне такую страшную вещь...

Опять Стаффан. Неужели нельзя хотя бы здесь поговорить о чем-нибудь другом?

— Мм.

— Слышал про тот пожар в Энгбю? Ну, про ту женщину, которая...

— Да.

— Стаффан сказал, что они делали вскрытие. По-моему, ужасная процедура. И как только можно...

— Да, да. Конечно.

Дикая утка шла по хрупкому льду к проруби, образовавшейся возле сточной трубы на берегу озера. Мелкая рыбешка, которую здесь можно было выловить летом, воняла помоями.

— Интересно, что это за труба? — спросил Томми. — Сток из крематория, что ли?

— Не знаю. Ты что, не хочешь слушать дальше? Тебе неприятно?

— Не-не, давай.

И весь путь домой через лес она пересказывала услышанное. Постепенно Томми заинтересовался, начал задавать вопросы, на которые мама затруднялась ответить, — она знала лишь то, что ей рассказал Стаффан. Да, Томми задавал столько вопросов, причем с таким живым интересом, Ивонн даже пожалела, что завела этот разговор.

Позже тем же вечером Томми сидел на ящике в бомбоубежище и крутил в руках статуэтку стрелка. Потом водрузил ее на картонную коробку с кассетниками как трофей. Венец мастерства.

Это ж надо — стырить у полицейского!

Он тщательно запер бомбоубежище на цепь с висячим замком, спрятал ключ в тайник, сел и задумался о рассказанном матерью. Вскоре послышались осторожные шаги, приближающиеся к двери склада. Затем тихий шепот: «Томми?»

Он встал с кресла, подошел к двери и распахнул ее. На пороге стоял Оскар и с нервным видом протягивал ему деньги.

— Вот. Деньги принес.

Томми взял полтинник, небрежно сунул в карман и улыбнулся Оскару:

— Ты, я смотрю, зачастил! Входи.

— Да не, мне надо...

— Да входи, кому говорят. Вопрос есть.

Оскар уселся на диван, сцепив руки замком. Плюхнувшись в кресло, Томми пригвоздил его взглядом.

— Оскар. Вот ты же у нас парень умный...

Оскар смущенно пожал плечами:

— Слыхал о пожаре в Энгбю? Ну, про ту тетку, которая вышла во двор и сгорела прямо перед домом?

— Ага, я читал.

— Я так и думал. Не помнишь, там что-нибудь писали про вскрытие?

— По-моему, нет.

— Вот то-то же. А ведь его делали. Вскрытие. И знаешь, что выяснилось? У нее в легких не нашли дыма. Соображаешь, что это значит?

Оскар немного подумал.

— Что она уже не дышала.

— Вот именно. А когда человек перестает дышать? Когда он мертв. Я прав?

— Да, — Оскар внезапно воодушевился. — Я об этом читал. Точно! Поэтому вскрытие обязательно делают после пожаров, чтобы установить, не устроил ли кто-то поджог в целях сокрытия убийства. Ну, чтобы труп сжечь. Это я в журнале «Дом» вычитал — там писали об одном англичанине, который убил свою жену и об этой фишке знал, так он, прежде чем ее поджечь, засунул ей шланг в горло, и...

— Ладно, ладно, вижу, что знаешь. Хорошо. Но тут-то дыма не было, и все равно та баба выбралась из дома да еще и по участку носилась, пока не померла. И как такое может быть?

— Ну, может, она дыхание задержала. Хотя нет. Так не бывает, я об этом тоже читал... Поэтому люди и...

— Ладно, ладно. Тогда как ты это объяснишь?

Оскар уткнул лицо в ладони, задумался. Потом ответил:

— Либо они ошиблись, либо та баба бегала после того, как умерла.

Томми кивнул:

— Вот именно. И знаешь, я не думаю, чтобы легавые могли так ошибиться. А ты?

— Нет, но...

— Умер — значит умер.

— Да.

Томми выдернул нитку из обивки кресла, скатал ее в шарик и щелчком отбросил в сторону.

— Да. По крайней мере, хотелось бы в это верить.

Ноги Моргана совсем окоченели. Мороз, ударивший, когда подводная лодка села на мель, за минувшую неделю заметно усилился. Морган обожал свои старые казаки, но на шерстяной носок они не лезли. К тому же одна подошва протерлась до дыр. Он мог бы, конечно, купить по дешевке какой-нибудь китайский ширпотреб, но уж лучше мерзнуть, чем носить такое дерьмо.

Часы показывали половину десятого утра, и он шел домой от метро. Он ездил на автомобильный развал в Ульвсунде в надежде сбыть дверную ручку, за которую можно было выручить пару сотен, но дела шли неважно. Похоже, в этом году зимних сапог опять не видать. Он перекусил с мужиками в конторе, заваленной каталогами автомобильных запчастей и календарями с голыми бабами, а потом поехал домой на метро.

Из высотки показался Ларри. Вид у него был, как всегда, такой, словно ему вот-вот вынесут смертный приговор.

— Здорово, старик! — окликнул его Морган.

Ларри сдержанно кивнул, будто с самого пробуждения знал, что увидит здесь Моргана, и подошел.

— Привет. Как дела?

— Ноги мерзнут, машина на свалке, работы нет, иду домой жрать суп из пакетика. Сам-то как?

Ларри продолжал идти по аллее парка по направлению к Бьёрнсонсгатан.

— Да вот решил зайти в больницу, Герберта навестить. Пойдешь со мной?

— Как он там вообще, хоть в сознание пришел?

— Да нет, по-моему, как и раньше.

— Тогда я пас. Уж слишком меня весь этот его бред угнетает. В прошлый раз он решил, что я его мать, попросил рассказать ему сказку.

— Ну и как, рассказал?

— Рассказал, куда деваться. Про Златовласку и трех медведей. Так что спасибо, но сегодня я не в настроении.

Они продолжили путь. Заметив, что Ларри в теплых перчатках, Морган вдруг почувствовал, как замерзли его руки, и не без некоторого труда сунул их в карманы джинсов. Перед ними возник мост, где сгинул Юкке.

Отчасти чтобы избежать разговора об этом, Ларри произнес:

— Читал сегодня газету? Фельдин[27] заявил, что на борту подводной лодки находится ядерное оружие!

— А он думал что? Рогатки?

— Нет, но... Лодка-то уже неделю на мели. А если бы оно взорвалась?

— Не переживай, русские свое дело знают.

— Я, знаешь ли, не коммунист...

— А кто коммунист — я, что ли?

— Да? А за кого ты у нас в прошлый раз голосовал? За Народную партию?

— Ну, Москве на верность я не присягал.

Этот разговор повторялся между ними не в первый раз. Сейчас они завели его лишь затем, чтобы не видеть, не думать об этом, с каждым шагом приближаясь к своду моста. И все равно, оказавшись под ним, они умолкли и остановились. Оба считали, что первым остановился другой. Они уставились на кучи листьев, превратившиеся в сугробы. От их вида обоим стало не по себе. Ларри покачал головой:

— Черт, что же делать?

Морган глубже запихнул руки в карманы, потопал, чтобы согреть ноги.

— Гёста единственный, кто мог бы что-то сделать.

Они посмотрели на окно квартиры, где жил Гёста. Занавесок не было, лишь грязный квадрат окна.

Ларри достал пачку сигарет. Они взяли по одной, Ларри дал Моргану прикурить, затем закурил сам. Они молча стояли и курили, разглядывая кучи снега, пока их не вывели из задумчивости детские голоса.

Группа детей с коньками и шлемами в руках вышла из школы, следуя за мужчиной военной выправки. Дети шли на расстоянии нескольких метров друг от друга, вышагивая в ногу. Они миновали Моргана и Ларри, застывших под мостом. Морган кивнул знакомому пацану со своего двора:

— Вы что, на войну собрались?

Парнишка покачал головой и собирался было что-то ответить, но лишь прибавил ходу, чтобы не отстать. Школьники направились к больнице, — видать, день здоровья или что-нибудь в этом роде. Морган затушил сигарету о подошву, сложил руки рупором и прокричал: