Но вот мне досталось быть первым переводчиком «Ночного Ездеца», и я поняла, что меня за него линчуют, скорее всего, потому что книга откровенно слабая. Причем, я сейчас не об атмосфере или вкусовых пристрастиях говорю. И, нет, дело не в том, что это книга о вампирах, о которых сказали уже все, что можно (да и что нельзя). Дело в том, что сама книга сухая, как гербарий, при этом периодически в ней путаются данные (например, возраст Тревора Лоусона, которому, на самом деле, идет 52-й год, а на протяжении двух книг этой серии ему то 52, то 51, то 54. А еще всю первую книгу городок Сан-Бенедикта писался как Сан-Бенадикта. Только во второй книге «Last Train from Perdition» МакКаммон решил переделать это название на то, которое изначально звучало правильнее… И поверьте, таких примеров еще много).
Начиная работать с этим текстом, я была несколько удивлена. И не сказать, что приятно. Нет, я после «Мэтью» не зазналась, не забыла английский и не перестала чувствовать автора и его стиль… в том-то и дело: автора я чувствую, сроднилась уже с его стилем, но вижу прекрасно, что эта книга на него не похожа!
Чтобы не быть голословной, просто приведу пример того, как это было на самом деле. Помните сцену встречи Энн Кингсли и Тревора Лоусона на болоте? Вот, как она выглядела в оригинале:
***
Lawson reached for his hat and put it on, because even in the shadow the sun was scorching his head. His skin was prickling, getting painful.
«I’m going to wrap myself up again and go back to sleep. If you’ll leave me alone, I’ll wake up around sundown. Then we’ll talk some more. Agreed?»
«No.» Her gaze studied the black curtains. «Why aren’t you sweating?» she asked. «And why are you…sleeping in the daytime, wrapped up in those?»
«A long story,» was the answer.
«I have time. So do you.»
«No, I really don’t.» He managed a grim smile. «You see, I’m in pain right now. It’s still manageable…but I’ve got to get covered up. My skin. It’s not suited to the sun. The longer I stay exposed-even in this shade-the worse the pain becomes.» He paused to let that sink in. «Will you show me a little understanding?»
«I don’t understand any of this,» Ann said. But then some of the hardness left her eyes and she lowered the six. «You’re very…strange,» she offered.
***
На самом деле, поведение что Лоусона, что Энн кажется здесь… немного странным. Ощущается какая-то недосказанность, она буквально витает в воздухе. Я уж не знаю, то ли редакторы так сильно «порезали» книгу при печати, то ли сам Р. МакКаммон решил, что все и так понятно, главное факты как-то обозначить, а расписывать линии поведения героев и наполнять сцены репликами, чтобы они не выглядели скомканными, не стоит. Переводя, как есть, я получила весьма странный отрывок, который — я четко понимала — мне совсем не нравится и по сравнению с тем же Мэтью смотрится очень и очень обрубленным:
***
Лоусон потянулся к своей шляпе и надел ее, потому что даже в тени солнце напекло ему голову. Покалывание на его коже уже становилось болезненным.
— Я собираюсь снова обернуться в покрывало и отойти ко сну. Если оставите меня в покое, я проснусь к закату. Тогда мы поговорим немного больше. Согласны?
— Нет, — ее взгляд устремился к черному покрывалу. — Почему ты не потеешь? — спросила она. — И почему ты… спишь в дневное время, завернутый в это?
— Долгая история, — был ответ.
— У меня есть время. У тебя тоже.
— Нет. У меня действительно нет, — он вымучил кривую улыбку. — Вы видите сейчас, что мне больно. Пока терпимо… но мне нужно укрыться снова. Моя кожа. Она не приспособлена к солнцу. Чем дольше я остаюсь на свету — даже в тени — тем хуже становится боль. Он сделал паузу, чтобы сказанное было осмысленно. — Так что, может, выкажете мне немного понимания?
— Я не понимаю ничего из этого, — сказала Энн. Но затем жесткость оставила ее взгляд, и она опустила оружие. — Ты очень странный, — закончила она.
***
Сухо, не согласны? Сухо и реально странно. Непохоже на МакКаммона. Причем, буквально нескольких фраз не хватает, как по мне, чтобы эта сцена перестала быть такой… кастрированной. Причем, что от Тревора этой пары фраз не хватало, что от Энн.
И заметьте, я привожу пример не из начала книги, где могла еще просто не понять героя и не осознать, что он собою представляет и как разговаривает. Нет, это пример из второй половины книги, уже ближе к концу. Здесь уже известно, кто такой Тревор Лоусон, уже известно, какая у него моральная драма и какую ожесточенную борьбу он ведет внутри себя. Здесь уже известно, что его не оставляют равнодушными понятия добра и справедливости, которые так близки МакКаммону, и временами Лоусон себя ведет так, что вполне соответствует этим идеалам. А иногда… иногда в книге он прописан чисто схематически, будто на эти идеалы ему плевать с высокой колокольни. И на людей тоже. Хотя повествование всю дорогу открытым текстом напоминает, что это не так. С завидной частотой Тревор говорит, как моралист и как отчаявшийся человек, не позволяющий монстру внутри взять над собой верх, а иногда вдруг теряет свою линию повествования и забывает обо всем: о своей манере речи, о своих столь крепких идеалах (а ведь по идее, только на них он и держится), обо всем — забывает…
Эдакий, знаете, моралист выходного дня. Один день он настоящий герой, который борется со злом (внешним и внутренним), говорит достаточно драматично и выдерживает свой мрачный образ, а в другой день: сейчас я укутаюсь, и спать, и плевать мне на это ваше зло, пусть как-нибудь само там, ага? Знаете, такая идеология «война войной, а обед по расписанию».
И я бы поняла, если бы такое творилось только с Лоусоном. Может, это бы даже подчеркнуло то, как сильно его перерождающуюся натуру кидает из стороны в сторону — от джентльмена к монстру и обратно. Так нет же! С его наставником и другом Джоном Дейлом — та же история. По идее ведь вполне понятно, как он может относиться к Тревору: с одной стороны он видит в нем одного из тех монстров, что сломали ему жизнь, обратили его беременную жену в чудовище и убили множество жителей его родного городка; с другой стороны Тревор — страждущая душа, который все еще пытается побороть внутри себя Тьму, и отец Дейл ему искренне сочувствует, берет над ним некое шефство и становится его опорой и поддержкой в этой борьбе. (Я взяла это не с потолка, об этом было сказано в книге). Но эти оба отношения априори существуют неразделимо друг от друга! А в книге у нас «крылатые качели», которые периодически заносит из крайности в крайность. Странная какая-то политика: Тревор, друг мой, мне же не удастся отговорить тебя поехать в эту ловушку? Но это ведь так опасно! Столкнулся с одним из ее вампиров? Ты сильно пострадал?… А, ну ок. А еще ты человека чуть не загрыз. Сорвался. Слабак, что уж тут. И бутылку сломал. И пальто испортил, горе луковое! Ну, помолюсь я за тебя, может быть…. Патронов взять тебе? А кровушки из-под коровушки?
