так как церковь Святой Марии и местность, примыкавшая к ней, оставались в тени. Затем, когда луна высвободилась из облака, я прежде всего увидела руины аббатства; а когда узкая полоса света двинулась дальше, то осветила церковь и кладбище. Мое предположение оправдалось: луна осветила белую как снег фигуру, сидевшую на нашей любимой скамейке. Но тут новое облако погрузило все снова во мрак, и я больше ничего не успела разглядеть; мне лишь показалось, что позади скамейки, на которой сидела белая фигура, стояла наклонившаяся над ней какая-то черная тень. Был ли это человек или животное — я не могла определить, но я не стала ждать, пока снова прояснится, а бросилась бежать по ступеням к пирсу и пролетела мимо рыбного ряда прямо к мосту — единственному пути, который вел к Восточному утесу. Город казался вымершим, на улицах никого не было. Я была очень этому рада, ибо совсем не хотела, чтобы ужасное состояние бедной Люси видел хоть кто-нибудь. Время и расстояние казались мне бесконечными, колени мои дрожали, и я задыхалась, взбираясь по бесчисленным ступенькам к аббатству. Я, должно быть, шла очень быстро, и все же у меня было такое чувство, словно ноги налиты свинцом, а все суставы окаменели. Когда я дошла почти до верха, то уже могла различить скамейку и белую фигуру, несмотря на то что было темно. Оказывается — я не ошиблась, — какая-то длинная черная тень стояла, нагнувшись над полулежащей белой фигурой. Я крикнула в испуге: «Люси! Люси!» Тень подняла голову, и со своего места я ясно различила бледное лицо с красными сверкающими глазами. Люси не отвечала, и я побежала к воротам кладбища. Когда я вошла, то церковь пришлась между мной и скамейкой, так что на мгновение я потеряла Люси из виду. Когда я вышла из-за церкви, луна, высвободившись из облака, ярко светила, и я ясно увидела, что Люси полулежит, запрокинув голову на спинку скамьи. Она была теперь совершенно одна. Около нее не было даже признака живого существа.
Когда я к ней наклонилась, я увидела, что она еще спала. Рот у нее был полуоткрыт, но дышала она не так ровно, как всегда, а как-то затрудненно, будто пытаясь ухватить побольше воздуха. Когда я подошла к ней, она бессознательно подняла руку и крепко стянула воротник ночной рубашки у горла, при этом она вздрогнула, будто почувствовала холод. Я закутала ее в свою теплую шаль, плотно запахнув ее у шеи, так как боялась, что она простудится, разгуливая ночью в одной рубашке, налегке. Я боялась разбудить ее сразу и, желая оставить свободными руки, чтобы поддержать ее, у шеи закрепила ей шаль английской булавкой. Но в своей поспешности я, должно быть, неосторожно оцарапала или задела ее булавкой, так как, после того как она начала спокойнее дышать, она все время хваталась рукой за горло и стонала. Закутав ее хорошенько и обув в свои туфли, я принялась ее осторожно будить. Вначале она не отзывалась; потом сон ее стал тревожнее, и временами она стонала и вздыхала; так как время быстро проходило, да еще по многим другим причинам, я хотела как можно скорее доставить ее домой. Я затормошила ее сильнее, и наконец она открыла глаза. Она как будто не удивилась, увидев меня, ибо, конечно, не сразу сообразила, где находится. Люси всегда пробуждается так мило, что и теперь, когда ее тело, должно быть, продрогло от холода, а рассудок в смятении оттого, что пробуждение наступило на кладбище ночью, она не утратила своей прелести. Содрогнувшись, она прильнула ко мне.
Когда я ей сказала, чтобы она сейчас же шла со мной домой, она моментально встала и послушно, как дитя, за мной последовала. Мы шли, но гравий ранил мне ноги, и Люси заметила, что я морщусь. Остановившись, она стала требовать, чтобы я взяла свои туфли, чего я не сделала. Когда, однако, мы вышли с кладбища, где на дороге оставалась еще лужа после грозы, я окунула ступни в грязь, чтобы какой-нибудь случайный прохожий не заметил моих босых ног.
Нам посчастливилось, и мы добрались до дому, никого не встретив. У меня все время сердце так сильно билось, что мне казалось, будто я теряю сознание… Я безумно перепугалась за Люси, не только за ее здоровье, которое могло пострадать после этого ночного случая, но также и за ее репутацию, если эта история получит огласку. Добравшись наконец домой, мы прежде всего отогрели ноги и вместе помолились Богу в благодарность за спасение, затем я уложила Люси в постель, и, перед тем как заснуть, она просила и заклинала меня никому, даже матери, не говорить ни слова о ее приключении. Сначала я колебалась, дать ли подобное обещание, но, вспомнив о состоянии здоровья ее матери и зная, как сильно такая вещь может напугать ее, я решила, что умнее будет промолчать об этом. Надеюсь, я правильно рассудила. Я заперла дверь на ключ и привязала ключ к запястью, так что теперь, надеюсь, меня больше не будут беспокоить. Люси спокойно спит.
В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, ПОЛДЕНЬ. Все идет хорошо. Люси спала, пока я ее не разбудила, и даже ни разу не шелохнулась во сне. Ночное приключение ей, кажется, не повредило; наоборот, будто пошло на пользу, с утра сегодня она выглядит лучше, чем в последние недели. Я расстроилась, заметив, что из-за своей неловкости поранила ее булавкой. И должно быть, сильно, кожа у нее на шее поранена. Вероятно, я прихватила булавкой кусочек кожи и, застегивая, проколола ее насквозь, так как на горле два маленьких отверстия, точно от иголки; кроме того, на ночной рубашке виднелось пятнышко крови. Когда я, напуганная этим, извинилась перед нею, она рассмеялась и приласкала меня, сказав, что ничего не чувствует. К счастью, ранки очень маленькие, и шрама не останется.
В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, ВЕЧЕРОМ. Мы чудесно провели день. Стояла ясная погода, светило солнце, дул прохладный ветерок. Мы устроили пикник в Мулгрейв-Вудз, миссис Вестенра отправилась туда в коляске, мы же с Люси прошли тропинкой между скалами и встретили ее у ворот. Мне немножко взгрустнулось, я не могла удержаться от мысли, что это было бы абсолютное счастье, будь со мной Джонатан. Ну что ж! Надо лишь набраться терпения. Вечером мы гуляли по Казино-Террас, слушали хорошую музыку Шпора и Маккензи и рано легли спать. Люси кажется более спокойной, чем все это время, она сразу же заснула. Я запру дверь и снова привяжу
