Остальная часть дня прошла в тумане, и слава Богу. Я не хотела запоминать все это, не хотела даже понимать, что происходит. Но один момент выделился из общей массы.
Мы с Джейсоном стояли у обеденного стола в бабушкином доме, между нами было заключено временное перемирие. Мы приветствовали присутствовавших на похоронах, большая часть из которых старалась деликатно не обращать внимания на синяк у меня на щеке.
Мы пережили это. Джейсон думал, что он пойдет домой, выпьет, и ему не придется некоторое время со мной встречаться, а там все уладится. Я думала почти так же. Кроме выпивки.
К нам подошла некая состоятельная дама из тех, что просчитывают каждый вариант ситуации, которая их особо и не касается.
— Мне так жаль вас, деточки, — сказала она. Я посмотрела на нее. Ни за что бы не вспомнила, как ее зовут. Она была методисткой, у нее было трое взрослых детей. Но вот имя ее вылетело напрочь.
— Мне так грустно видеть вас сегодня одних, и это напоминает мне о ваших родителях, — продолжала она с лицом, застывшим в маске симпатии, которая не была искренней. Я глянула на Джейсона, на даму, кивнула.
— Да, — сказала я. Но мысль ее я услышала еще до того, как она ее высказала, и побледнела.
— Но где же был сегодня брат Адели, ваш внучатый дядя? Ведь он еще жив.
— Мы не общаемся, — ответила я, и мой тон отпугнул бы любого более чувствительного, чем эта дама.
— Но ее единственный брат! Вы, конечно… — ее голос смолк, когда наш совместный взгляд возымел действие.
Еще несколько человек отметило отсутствие дядюшки Бартлетта, но мы дали всем понять, что это наше семейное дело. Эта дама — как бишь ее звали? — просто понимала все куда медленнее. Она принесла устричный салат, и я предполагала швырнуть его в помойку, как только она уберется.
— Нам следовало сообщить ему, — тихо сказал мне Джейсон после того, как она ушла. Я поставила защиту. Мне совершенно не хотелось знать, о чем он думает.
— Позвони ему, — предложила я.
— Хорошо.
За весь остаток дня мы больше не сказали друг другу ни слова.
Три дня после похорон я оставалась дома. Слишком долго, мне надо было вернуться в мир. Но я продолжала думать о том, что мне нужно сделать, по крайней мере, так я себе заявляла. Я вычистила комнату бабушки. Заскочила Арлена, и я попросила ее помочь, потому что не могла находиться одна среди бабушкиных вещей, таких знакомых и насыщенных ее своеобразным запахом — смесью детской присыпки «Джонсон» и камфары.
Арлена помогла мне упаковать все, чтобы отвезти в бюро помощи пострадавшим. В северном Арканзасе в последние несколько дней прошли торнадо, так что люди, имущество которых погибло, вполне могли использовать эти вещи. Бабушка была ниже и стройнее меня, да кроме того, наши вкусы слишком различались, поэтому я ничего не оставила себе, кроме ее драгоценностей. Она никогда не злоупотребляла ими, но то, что она носила, было подлинным и было мне дорого.
Удивительно, сколько всего бабуля смогла впихнуть в свою комнату! Мне не хотелось и думать о том, что делалось на чердаке. С этим можно будет разобраться позже, осенью, когда там станет достаточно прохладно, а у меня будет время подумать.
Может, я и выбросила больше, чем стоило выбросить, но это заставило почувствовать себя деятельной и сильной, и я решительно проделала эту работу. Арлена складывала и запаковывала, откладывая бумаги и фотографии, письма, счета и чеки. Бабушка никогда не пользовалась кредитной картой и, слава богу, никогда не покупала про запас, что облегчило уборку.
Арлена спросила про бабушкину машину. Ей было пять лет, и пробег накопился очень небольшой.
— Может, стоит продать твою и оставить эту? — спросила она. — Твоя поновее, но она маленькая.
— Я еще не думала об этом, — ответила я. И поняла, что на сегодня максимум того, на что я способна — это дочистить спальню, ни о чем не задумываясь.
Во второй половине дня комната опустела. Мы с Арленой перевернули матрас, и я перестелила постель. Кровать была старой, с балдахином на четырех опорах. Бабушкина спальня всегда казалась мне очень красивой. Тут мне пришло в голову, что теперь это моя комната. Я могу перебраться в спальню, которая больше по размеру, и пользоваться отдельной ванной вместо той, что близ залы.
Внезапно я поняла, что именно этого и хочу. Мебель в моей спальне была перевезена сюда из дома родителей, когда они погибли, и была скорее детской. Излишне женственная, она некиим образом напоминала о кукле Барби и просыпаниях в школу.
Сама я не часто просыпала и не спала слишком много.
Нет, нет, нет, я не собираюсь попадаться в эту старую западню. Я то, что я есть, моя жизнь продолжается, и я могу наслаждаться ею — маленькими радостями, которые помогают жить дальше.
— Я, наверное, переберусь сюда, — заявила я Арлене, которая заклеивала коробку.
— Не слишком ли скоро? — спросила она. И вспыхнула, решив, что проявила себя излишне критично.
— Мне будет легче спать здесь, чем жить с другой стороны и думать, что эта комната пустует, — ответила я. Арлена обдумала это, склонившись над коробкой со скотчем в руках.
— Да, понимаю, — согласилась она, кивая огненно-рыжей головой.
Мы загрузили коробки в машину Арлены. Она любезно согласилась закинуть их в центр приема вещей по пути домой, и я с признательностью приняла это предложение. Мне не хотелось, чтобы кто-то смотрел на меня понимающе и с жалостью, пока я сдавала бабушкины наряды, башмаки и ночнушки.
Перед отъездом Арлены я обняла ее и поцеловала в щеку, и она уставилась на меня. Такое раньше меж нами не водилось. Она склонила голову к моей и мы мягко стукнулись лбами.
— Сумасшедшая девица, — сказала она с любовью. — Заходи к нам. Лиза хочет, чтобы ты снова посидела с ней.
— Передай ей привет от тети Сьюки, и Коби тоже.
— Хорошо. — Арлена направилась к машине, ее пламенеющие кудри развевались вокруг головы, а полное тело делало униформу официантки сплошным обещанием.
Машина Арлены пропала меж деревьев, а моя энергия улетучилась. Я чувствовала себя тысячелетней и одинокой. И так теперь будет всегда.
Есть мне не хотелось, но по часам пришла пора обедать. Я зашла в кухню и вытащила из холодильника один из множества контейнеров. В нем оказалась индейка с виноградным салатом, которые я любила. Но сейчас я просто ковырялась вилкой, присев за стол. Потом бросила это занятие, убрала контейнер в холодильник и направилась в ванну, чтобы принять душ. Углы в шкафах всегда пыльные, и даже такая хорошая хозяйка как бабушка не могла справиться с этим.
Принять душ было просто замечательно. Горячая вода словно смыла часть моих страданий. Я помыла голову, промыла каждый дюйм тела, побрила ноги и подмышки. Выбравшись, я подергала брови, нанесла на тело лосьон, дезодорант, спрей, чтобы волосы не спутывались, и вообще все, до чего смогла дотянуться. С мокрыми волосами, спускающимися по спине каскадом спутанных прядей, я натянула на себя пижаму с чирикающей птичкой и взялась за расческу. Потом уселась перед телевизором — посмотреть что-нибудь, пока расчесываю волосы, что всегда утомительно.
