Мелькнула мысль: «Видно, пожалел тот парень, что ушел с крестоносцами в Иерусалим и променял соху на меч…»
Приоткрылась в дверь и в щель просунулась физиономия Иоганна:
– Вас ждут… – начал было он.
– Иду! – оборвал Готфрид.
«Конь стоит на борозде, а соха уже воткнута в землю, – повторил он про себя слова молитвы. – Да, я нелепый человек, Господи… Но не оставляй меня одного во тьме. Не оставляй меня даже в безумии моем!»
17
Главный зал донжона замка Берингар, скорее походившего на высокое здание, чем на башню, располагался на втором этаже. На первом были многочисленные служебные помещения узкие проходы и многочисленные двери, которые послужили бы неплохой защитой в том случае, если бы враг вдруг захватил стены замка и разбил ворота самого донжона. Но вход на второй этаж, то есть в главный зал, архитектор постарался сделать как можно более свободным. По лестнице почти трехметровой ширины торжественно поднималась процессия герцога Саксонского Марка сопровождаемого аббатом Гейдрихом и многочисленной челядью. Впереди шли два герольда со штандартами герцога и аббата.
Когда двери главного зала открылись и герольды вступили в него, неожиданно оттуда донеслись испуганные крики и странный шум. Герцог уже миновал порожки, но рассмотреть то, что происходит в зале, ему мешали спины герольдов и штандарты над ними. Шум и крики усилились, а затем их перекрыл страшный женский вопль. Герцог вытянул шею, и ему удалось увидеть закованного в броню рыцаря, там, в глубине зала, который тащил к окну упирающегося, перепуганного и красного от напряжения барона Адала. На руке рыцаря повисла Эрмелинда. Тот легко оттолкнул женщину и так же легко отбросил в сторону двоих людей, бросившихся ей на помощь.
Процессия герцога замерла в дверях. Сам герцог, хотя и немало повидал на своем веку, на этот раз не мог поверить своим глазам. Рыцарь подтащил Адала к окну и одним взмахом обнаженного меча перерубил раму. Посыпались и зазвенели стекла. Подоконник был узким и низким, чуть выше уровня колен. Адал упал на него лицом примерно так же, как падает головой на плаху приговоренный к смерти. Он дико взвизгнул и рванулся в сторону с такой силой, что ему почти удалось вырваться. Но рыцарь обнял свою жертву и снова шагнул вперед, но уже не к окну, а в само окно. Спина Адала скользнула по проему окна, и на какое-то мгновение герцог увидел перекошенное от ужаса и порезанное осколками стекла молодое лицо. Рыцарь приподнял Адала и его ноги оторвались от подоконника… Еще мгновение и они оба исчезли в проеме окна.
Крик Эрмелинды был настолько страшным, что герцогу вдруг захотелось заткнуть уши.
Все, кто был в зале бросились к дверям. Процессия герцога была разрушена двумя десятками возбужденных людей, да и сам он, в конце концов, был тоже увлечен вниз возбужденной толпой.
«Тут же делать нечего…» – пронеслось в голове герцога.
Под разбитым окном донжона, лицом вверх, лежал Адал, и вокруг его затылка разбухала лужица крови. Молодой человек удивленно смотрел на небо и так, словно видел его впервые. Рядом с ним, лицом вниз лежал рыцарь.
– Это тот самый Готфрид… – тихо шепнул герцогу в ухо один из его приближенных.
Герцог не поверил. О преданности и честности Готфрида из Берингара ходили легенды, при чем его преданность была так велика, что над ней частенько посмеивались. Верный и честный Готфрид частенько изображался, как глуповатый малый способный отдать серебряную монету своей хозяйке найденную им на мостовой Дрездена.
– Он просто сошел с ума, – снова шепнули герцогу, на этот раз слева, но довольно громко.
Герцог механически кивнул, не в силах оторвать взгляда от двух погибших.
Эрмелинда уже сбежала вниз и, подойдя к Адалу, опустилась перед ним на колени. По красивому лицу женщины текли слезы. Толпа вокруг росла и была молчаливой как надгробный камень.
Пошел дождь слепой августовский дождь… Капли дождя были крупными и сияли в свете солнца, как бриллианты. Они перемешивались со слезами Эрмелинды и лицо женщины словно покрыла прозрачная маска. Эрмелинда подняла лицо к небу и что-то выкрикнула. К ней устремились несколько женщин, но она растолкала их, не желая уходить. Женщины прекратили попытки и бессильно оглядывались по сторонам.
Дождь усилился, постепенно превращаясь в настоящий ливень. Толпа не расходилась и в ней не было заметно никакого движения.
– Да помогите же ей! – в конце концов не выдержал и крикнул герцог. Он повернулся к аббату и зло сказал: – Вы тоже займитесь делом, святой отец. Иначе тут кроме двух трупов будет и сумасшедшая женщина.
Аббат поклонился. Он степенно направился к Эрмелинде, постукивая посохом. На брусчатке площади уже собрались лужи, и аббат шел, не обращая на них внимания. Он опустился на колени рядом с Эрмелиндой и тихо сказал:
– Запомни, дочь моя, у Бога мертвых не бывает…
18
Горю Эрмелинды не было предела. Она приказала сжечь труп Готфрида, а его пепел развеять по дороге ведущей в деревушку Фирграт. Местные жители пользовались этой дорогой чаще всего, а весной или осенью она, разбитая дождями, была похожа на грязное корыто.
Аббат Гейдрих возмутился было таким нехристианским способом погребения, но на него прикрикнул герцог Саксонский.
– Не лезь не в свое дело, святой отец, – хмуро сказал он. – Вполне возможно, что этот мерзавец (он имел в виду, конечно же, Готфрида) не сошел с ума, а просто отомстил за что-то своему господину. Разве такие случаи редки и особенно в наше время?
Аббат пожал плечами и не стал возражать.
Похоронить мужа Эрмелинда решила в крохотном садике рядом с донжоном. Крестьяне вырыли глубокую могилу-квадрат с длиной стороны больше трех метров. Стены обложили кирпичом, а в центре поставили два стола.
За день до похорон из Дрездена вернулась Грета Харман. Узнав о смерти сына, женщина сошла с ума. Она не смогла поверить в его смерть, даже увидев сына в гробу. Грета подходила ко всем людям без разбора (всегда сзади) и шептала в ухо, что ее сын жив, и она найдет его. Люди вздрагивали, многие ежились, как от холода и отходили в сторону, подальше от помешанной. Грета часто хихикала, к вечеру ее настроение стало еще более «веселым» и она принялась кокетничать, выбирая для этого самых неподходящих людей, например, аббата Гейдриха или старого деревенского пастуха.
Похороны молодого барона получились мрачными. Над землей нависало темное, свинцовое небо и то и дело шел дождь. Когда он стихал, с востока, в пламени то и дело вспыхивающих гроз, надвигались новые тучи.