Ознакомительная версия.
И вспомнить в стенах дома, квартиры, спальни.
Он нашёл старый облезлый и действительно пыльный альбом с чёрно-белыми фотографиями. Бордовый альбом, обтянутый плюшевой тканью. Уложил его на коленях и принялся листать. Нужная фотография находилась где-то в серёдке, но Валентин сомневался: в последний раз он заглядывал в альбом, когда ему было пять.
— Сынок, тебя удивляет, почему твой дядя такой высокий и здоровенный? — спросила мама пятилетнего сына, когда Валька ткнул пальцем в фигуру погибшего в Афгане дяди, выделявшегося из группового снимка своей огроменностью. Мама хитро улыбнулась и сказала:
— Жаль, что ты пошёл в отцовскую родню. Хочешь услышать одну историю?
Валентин кивнул.
И мама начала рассказ.
Был в их родне парень не дюжей силы, и был он деревенским кузнецом. Он любил одну девушку, души в ней не чаял. И она любила его. Они хотели пожениться, и всё вроде бы шло хорошо. Всё и было хорошо, пока не положил глаз на девушку барский сын. Он в два счёта избавился от кузнеца, посадив его за решетку, и надругался над бедной крестьянкой.
(«Вот оно! «Бедная крестьянка», вот откуда я взял это выражение» , — воскликнул Валентин, углубившись в воспоминания рассказа матери.)
Влюбленный кузнец каким-то чудом смог вырваться из тюрьмы и… вырвать любимую из грязных лап дворянского чудовища и вроде бы даже прибил чем-то… жаль, не насмерть. Они сбежали, и погода — а тогда был ужасный ураган — способствовала побегу. Однако же ураган их и погубил. Девушка подхватила воспаление лёгких или что-то вроде того, а парень схлестнулся по какой-то причине со случайным прохожим, угодившим в ураган. Кузнец был ранен. Но он донёс на руках в такую бурю свою любимую до ближайшего монастыря, где и оставил её на попечение. Он потерял много крови, но его выходили. Двое несчастных влюблённых находились в разных концах одного монастыря. Кузнец понимал, что счастья им вдвоём не видать, в любом случае коварные ищейки полиции его найдут и схватят — а это каторга. Кузнец попросил настоятельницу монастыря сказать девушке, ради её блага (как он считал), что он-де умер. Так ему казалось лучше. Настоятельница исполнила просьбу, а кузнец на девятый день своих мнимых похорон ушёл из монастыря. И путь его был в Петербург, где он по удачному стечению обстоятельств поступил в услужение к одному обер-офицеру лейб-гвардии Гренадерского полка и впервые участвовал в восстании, пусть и несостоявшемся. Он стал ярым сторонником декабристов, за что был выпорот принародно и отправлен на все четыре стороны. Бывший кузнец выбрал Сибирь, порешив, что новые края — новая жизнь.
— В Сибири он познакомился с девушкой. Молодые полюбили друг друга и сжились. Вот она-то и стала твоей, Валентин, прапрабабкой, — закончила мама, потрепав сыновний загривок.
— А как звали кузнеца? — спросил Валёк.
— Я разве не сказала? Кузьма. Кузьмой его звали. Вот в него-то и пошёл комплекцией твой дядя, — сказала мама.
— Ты с детства разговаривала со мной, как со взрослым, — промолвил Валентин, гладя матовую поверхность фотографии, где мать улыбалась в объектив, примеряя зимнюю шапку из длинношерстого песца. — Зачем ты рассказала эту историю пятилетнему ребёнку? Собственно, это была единственная история о семейном прошлом, которую ты поведала в жизни. Что ты пыталась сказать? — вопрошал Валентин у чёрно-белой фотографии. — Или ты не пыталась, а что-то тебя заставило рассказать? Что или кто?
Мать улыбалась со снимка и отвечать на вопросы не собиралась.
«Я бы окончательно свихнулся, если б мама заговорила с фотографии» , — ухмыльнулся Валентин и отложил альбом в сторону. Вспомнил, что стопы выпачканы в машинном масле и, чертыхаясь, пошёл в душ.
Родившаяся на свет дочь отняла последние силы у матери. Выносимая долгие часы боль в чреслах загнала Валюшино сердце. Даже после того, как келью огласил младенческий плач, сердце продолжало нестись паровозом. У Валюши промелькнула весёлая мысль, не валит ли из её ушей дым. А повитуха в очередной раз спросила, кто отец ребёнка. Какое отчество будет у девочки? Валюше было плевать на отчество, равно как и на постриг. Её лицо искажала гротескная маска печали и радости. Маска была обманчива, она скрывала более глубокие чувства, о коих этим жалким женщинам, посвятившим жизнь вере и служению жестокого Бога, знать не требовалось. Валюша молчала, как рыба.
Потом её охватил жар, и нынешний жар оказался сильнее прежнего. Валюша забредила несвязными фразами, а настоятельница позвала в монастырь мужчину-священника, дабы замолить пред смертью не исповедовавшейся грешницы её грехи и в любой момент быть готовым начать панихиду об упокоении души рабы Божьей. Настоятельница правильно определила — смерть подступила к Валюше очень близко.
Валюша, словно почуяв ледяное дыхание смерти, пришла в себя. Священник бормотал молитвы. Девушка цепко схватила рукав сутаны священника и потянула к себе. Священник от неожиданности выронил молитвослов, книга с глухим стуком упала в его ноги. Священник невольно попытался отринуться, но рукав грозил порваться — так сильно тянула девушка. Ослабленная болезнью девушка. Священник успел подумать о вселении беса в тело несчастной, когда девушка с обжигающим покрасневшее лицо мужчины выдохом, прошептала громким шепотом страшные слова, утвердившие мысли священника о вселении беса:
— Не молись, отец! Не молись за меня! Я не умру! Не умру, пока не отомщу за себя! Слышишь, ты?! Не умру, пока не отомщу за свою дочь! Я ненавижу Бога! Я ненавижу мужчин! Твой Бог ведь мужчина?! Не молись! Иначе я прокляну тебя и род твой во веки веков! Аминь!!! Ха…
Сказала и испустила дух.
Священник в панике и ужасе выбежал из кельи и быстрее ветра покинул пределы монастыря. С него было довольно!
На могилу Валюши (за монастырём) водрузили табличку с именем.
Крест ставить побоялись — проклятие, даже угроза проклятием на смертном одре считалась сильнее сильного.
Из дневника:
Если взять за факт-основу теорию (или гипотезу), что человеческие души, перед тем как начать новую земную жизнь, составляют план этой самой жизни, то я подозреваю, что живущая во мне душа мстительной крестьянки, оттолкнувшей Бога, заранее написала весь сценарий, по лекалу которого я должен следовать, как карандаш. Но она в алчной жажде мести не учла ещё одну теорию-гипотезу (её я когда-то вычитал в одной газете). Там говорилось, что при рождении Бог прижимает палец к губам младенца (от чего, собственно, и появляется впадинка между носом и верхней губой), и тот забывает всю (или почти всю) прежнюю накопленную за века память, давая возможность прожить новую жизнь с чистого листа. Давая возможность, не обременяясь мудростью, прожить лучшую жизнь и приблизиться к Райским Вратам, где Он всех нас ждёт. Крестьянка не учла этого момента, и какая-то часть её души, та частичка доброй души (ставшая мной ) отошла от жестокого плана. Но я — то целое, что зовётся Валентином — видимо, чем-то отличаюсь от обычных людей, и потому — или я псих-шизофреник, или во мне теперь две личности. Две ипостаси одной души — так, наверно, вернее. И две эти ипостаси жили в относительной гармонии… пока Я не влюбился.
Ознакомительная версия.
