И зря пугала ее Хода – никуда он, конечно же, не собирался, а сидел себе за столиком у стены и потягивал что-то из черной глиняной кружки, с нетерпением поглядывая наверх – на лестницу. А когда увидел ее – так аж расцвел весь. И сердце леди Кай от этого ухнуло куда-то вниз, а потом воспарило до звезд, подброшенное ввысь мощным потоком адреналина. И понеслось…
Леди Кай плохо помнила тот вечер. В памяти остались лишь какие-то обрывки. Все звуки, слова, лица, разговоры – все это слилось в каком-то бешено вращающемся калейдоскопе центром которого были они с Эйрихом, который, кстати сказать, уже после первой же кружки вина перестал быть братом…
Она помнила оценивающие взгляды, которые бросали на нее сидевшие вокруг люди. Помнила степенного и важного, как ему и положено, трактирщика, оказавшего ей немыслимую честь и самолично обслужившего «светлую госпожу». Помнила огромного увальня, чуть было не снесшего своей головой полтрактира, и смазливую служанку, которая изо всех своих деревенских сил строила глазки Эйриху. Но все это было не важно…
А важным было то, что глаза и губы его были так близко. Совсем рядом.
Она слышала свой голос, но не помнила ни слова из того, что говорила в тот вечер…
Она слышала его смех, и от этого на душе становилось светло и хорошо…
Она устремлялась к небесам, а тело похотливо подло и с упоением предавало ее – с каждым прожитым мигом, с каждым ударом сердца, внутри росла и зрела блудливая тварь, подчиняя себе все, и подавляя любые другие желания и помыслы. И наконец она взяла верх, сорвав ненужные больше лоскуты рамок и приличий.
Как они оказались в комнате, Осси тоже не помнила. Но помнила, как Эйрих, ставший внезапно таким родным и близким зарылся пальцами в ее волосы, в один миг превратив роскошную по местным возможностям прическу в густо-взлохмаченную гриву, а потом очень бережно приподнял ее голову и долго-долго, не отрываясь, смотрел на нее. Так долго, что уже растаяли без следа ее собственные отражения в его глазах, а он все смотрел, и будто никак не мог решиться.
А потом притянул к себе и поцеловал. Губы его были горячи, а поцелуй длился вечность. Она наслаждалась его вкусом, впиваясь в него как в первый и последний раз, до тех пор, пока в глазах не потемнело от желания, пока горячая волна не захлестнула сначала голову, а потом и все тело, судорогой напрягая мышцы и подгибая колени, пока внизу живота не родилась сладкая, тянущая боль, которая медленно росла, огненным комом пожирая все тело…
А потом наступила ночь. Их общая ночь.
Она была чарующе хороша, она укутывала теплым покрывалом нежности, а затем сменялась бурлящей в крови страстью. И все это повторялось снова и снова, меняясь порядком и местами, но неизменно, рождая новое блаженство.
И так хотелось, чтобы ночь эта длилась вечно и никогда не кончалась… Так хотелось заблудиться в ней и остаться там навсегда. И будто, уступая ее страстным желаниям, утро не спешило с восходом, а ночь все продолжалась и продолжалась…
Но однажды она все-таки кончилась…
И наступил новый день. День, который со свойственной каждому дню бесцеремонностью и прямотой, вторгся в ее жизнь, походя сметая плетения ночных грез, и позвал в путь. Потому, что единственное, что никогда не кончается, пока мы живем, это – дорога у нас под ногами…
Сборы были недолгими. Да и собирать-то особо нечего было – меч нацепить, рюкзак уложить, да запасы пополнить. Осси дольше голову ломала, чем хилависту ублажить за его ночное бдение под открытым небом. В конце концов, памятуя его любовь к рыбке, остановились на связке жареных карасей, и, в общем-то, угадали. Во всяком случае, принял он подношение весьма благодушно и даже ворчал поначалу меньше обычного.
Сбор информации тоже много времени не занял, ввиду почти полного ее отсутствия. Трактирщик серебряную монету отработал честно и помимо ночлега и царского по местным меркам ужина снабдил леди Кай целым ворохом местных новостей и сплетен. По большей части, правда, совершенно бессмысленных. Знания, что жена кузнеца опять обрюхатилась и быстрей всего не от своего благоверного, а от Мирши, что у кузнеца в подмастерьях, или, что репы в эту осень уродилось вдвое больше обычного, а дорогу на вырубки снова размыло практической ценности ни для Осси, ни для Эйриха не представляли. А если всю эту шелуху отбросить, то не так уж много интересного оставалось.
Во-первых, никакого монастыря тут в округе не было, слыхать про него – не слыхали, и в глаза не видели. Эйрих после такой новости здорово приуныл, и если бы не ночная вчерашняя терапия, то неизвестно вообще, чем бы кончилось. А так ничего – сник немного, но все ж таки держался.
Во-вторых, Странника тут не видели ни вчера, ни позавчера и никогда вообще. Хотя с другой стороны людей тут, – по словам трактирщика, – «мимо много всяких бывало, и за всеми, ясно дело, – не уследишь». Вот и сейчас в деревне парочка пришлых крутилась, но они все больше по части приработка сезонного интересовались. Необычностей тут никаких отродясь не бывало, чудес тоже, и с погостом проблем в деревне не знали – мертвецы с него не сбегали и, вообще – все там тихо-мирно было, как тому и положено.
Вот, собственно, и все новости, в той, конечно, части, что леди Кай с ее спутником интересовать могли. Трактирщик, понятно, на жизнь смотрел совсем из другого угла, и то, о чем его Осси с Эйрихом выспрашивали, считал за пустое. Ну, да ведь каждому – свое…
А так, по всему выходило, что в деревне делать больше нечего и пора двигать дальше, и, хоть и хорошо тут было, но дело – есть дело, а для всего другого и время и место еще сыщется. Пока же надо было искать дорогу, что могла привести леди Кай к цели, до которой оставалось еще то ли три – то ли четыре ступени – это уж как считать.
Хилависта, вот, несмотря на сделанное ему подношение, остановку эту по-прежнему воспринимал как помеху и пустую трату времени, упорствуя, что раз не он портал открывал, то и неизвестно где они сейчас находятся, да и Хода тоже придерживалась на этот счет мнения схожего, полагая, что от намеченного маршрута они несколько отклонились. Не сами конечно, но это по большому счету ничего не меняло.
Понять же, как оно на самом деле, и где они оказались – было совершенно невозможно, рассудить тоже, а потому ответ на этот вопрос предстояло получить самым что ни на есть экспериментальным путем.
С этим и вышли.
Впереди шагали Осси и Эйрих, снова и снова переживающие сладкие мгновения прошлой ночи и полные планов на светлое будущее, а чуть позади плелся хилависта, как всегда недовольный жизнью, погодой, спутниками, да и вообще всем на свете.
А потом пошел дождь.