– Странно, – сказал я.
– Пошли же, Гарри, – вмешалась Мёрфи. Она вынула трубку у меня из рук и решительно положила на рычаг.
– О чем вы, мамаша. Еще даже не стемнело, – шутил я скорее для себя самого, чтобы думать о чем-нибудь еще, а не только о том, как будет раскалываться у меня голова, когда Мёрфи поможет мне встать. Обе – и голова, и Мёрфи – ожиданий не обманули. Мы дотащились до спальни, и, вытянувшись на прохладных простынях, я решил, что, пожалуй, пущу корни и останусь так лежать навсегда.
Мёрфи смерила мне температуру, чуткими, сильными пальцами ощупала череп – особенно осторожно шишку размером с гусиное яйцо на затылке. Потом посветила мне в глаза ручкой-фонариком, что мне не понравилось. Потом принесла чашку воды, что мне понравилось, и заставила выпить пару таблеток аспирина, или тайленола, или какой-то другой такой же дряни.
Из других воспоминаний того утра у меня сохранилось только два. Первое: Мёрфи, стягивающая с меня футболку, ботинки и носки, и наклоняющаяся, чтобы взъерошить мне волосы и поцеловать в лоб. Потом она укрыла меня одеялом и вынесла свечу. Мистер запрыгнул ко мне и улегся поперек ног, мурлыча как небольшой судовой дизель.
Второе, что мне запомнилось – это как снова зазвонил телефон. Мёрфи как раз собралась уходить, позвякивая ключами от своей машины. Я услышал, как она вернулась и сняла трубку.
– Квартира Гарри Дрездена, – сказала она.
Последовала пауза.
– Алло? – произнесла Мёрфи.
Через пару секунд Мёрфи небольшой тенью возникла в дверном проеме.
– Ошиблись номером. Отдохни, Гарри.
– Спасибо, Кэррин, – улыбнулся я. Вернее, попытался. Должно быть, не слишком удачно, но она улыбнулась в ответ. Не сомневаюсь, у нее это вышло гораздо лучше.
А потом она ушла. В квартире сделалось темно и тихо. Только Мистер продолжал убаюкивающе рокотать в темноте.
И все-таки, даже засыпая, я продолжал терзаться: что я упустил из памяти? И еще одно, менее важное: кто позвонил мне, но не захотел разговаривать с Мёрфи? Может, это Моника Селлз пыталась снова связаться со мной? С какой вообще стати она вдруг просила меня остановить поиски и оставить деньги себе?
Это, и бейсбольные биты, и прочая ерунда теснились у меня в голове до тех пор, пока я не уснул, убаюканный мурлыканьем Мистера.
Я проснулся, когда старый дом надо мной содрогнулся от удара грома.
Стояла кромешная тьма. Я не имел ни малейшего представления, который час. С минуту я лежал в постели в замешательстве; голова слегка шла кругом. Ногам было тепло в том месте, где только что лежал Мистер, но самого котяры нигде не было видно. Он у меня панически боится грозы.
Дождь на улице лил как из ведра. Я слышал, как он барабанит по асфальту и по стенам старого дома. Дом потрескивал и постанывал, сотрясаемый весенней грозой и ветром. Деревянные балки слегка прогибались; опыт и возраст научили их, что лучше слегка уступить, чем тупо сопротивляться, пока не сломаешься. Черт, пора бы и мне научиться этому.
В желудке у меня завывало от голода. Я выбрался из постели, пошатнулся и пошарил по сторонам в поисках халата. Его я в темноте не нашел, зато наткнулся на свою ветровку: она висела на спинке стула, там, куда ее повесила, аккуратно сложив, Мёрфи. Поверх нее лежала небольшая стопка купюр и салфетка с надписью: «Ты еще заплатишь за это. Мёрфи». Я хмуро уставился на деньги и попытался не обращать внимания на прилив благодарности, который я испытал при их виде. Потом накинул ветровку, запахнул ее на голой груди и босиком пошлепал в гостиную.
Снова зарокотал гром. Я ощущаю грозу так, как мало кто из людей. Это буйство чистой энергии, обнаженной, пульсирующей в облаках. Я ощущаю воду, потоком капель низвергающуюся на землю и парящую в небе, ощущаю порывы ветра, швыряющего пласты дождя о стены дома над моей головой. Я ощущаю огонь молнии, перепрыгивающей с тучи на тучу, а потом, найдя извилистую тропку наименьшего сопротивления, устремляющуюся к терпеливой, вечной земле, чтобы разрядить в нее свой смертоносный заряд. Все четыре стихии в движении, во взаимодействии, обменивающиеся энергией во всех ее формах. В грозе вообще уйма потенциальной энергии, соблазнительной для чародея – особенно отчаянного или просто глупого. И правда, жаль, когда столько ее пропадает там, где как бы резвятся или играют силы древней природы.
Мысль об этом заставила меня нахмуриться. До сих пор она как-то не приходила мне в голову. Не было ли у нас грозы вечером в среду? Черт, а ведь была! Я вспомнил, как проснулся задолго до рассвета, разбуженный ударом грома. Уж не воспользовался ли наш убийца этой грозой в качестве топлива для своих заклятий? Вполне возможно. Мысль об этом встревожила меня. Впрочем, магия такого рода часто оказывается слишком непостоянной и уязвимой, чтобы использовать ее так целенаправленно.
Снова сверкнула молния, и я успел медленно досчитать до трех, прежде чем до меня докатился раскат грома. Если убийца все-таки использовал грозу, логично было бы предположить, что, если он или она нанесет новый удар, это случится сегодня. Я вздрогнул.
Тут в животе у меня снова заурчало, и голову заняли куда более прозаичные мысли. Голова, кстати, хоть и болела, но гораздо меньше, и совсем не кружилась. Зато живот не успокаивался – подобно многим высоким и худым мужчинам, я ем без конца, и всего мне мало. Не знаю, почему. Я прошлепал босыми ногами в кухонный угол и принялся раздувать огонь в печке.
– Мистер? – позвал я. – Проголодался, дружище? Я поджарю нам пару котлет. Ням-ням!
Снова ударила молния, на этот раз ближе, поскольку гром грянул почти без промедления. Вспышка была такой яркой, что ослепила меня даже через утопленные в приямки окна. Но и так я успел увидеть Мистера.
Кот забился на верх книжной полки в дальнем углу комнаты, как мог дальше от входной двери. Своими светящимися во тьме глазищами он неотрывно следил за ней, навострив уши, хотя поза его оставалась обычной, по-кошачьи ленивой. Должно быть, сохрани он свой хвост, тот бы сейчас подергивался.
В дверь постучали.
Наверное, это гроза слегка расшатала мне нервы, но я весь напрягся в ожидании любой возможной опасности. Гроза сбила и спутала все мои ощущения, как физические, так и духовные, и все, что я смог определить – так это только то, что за дверью кто-то стоит.
Я пошарил по карманам ветровки в поисках пистолета, и тут же вспомнил, что еще вчера вечером вынул его в лаборатории и не брал с собой в полицию. Уж не спрашивайте, почему, но копы вообще не любят, чтобы в их помещениях оружие носил кто-либо кроме самих копов. Так или иначе, пистолета у меня под рукой не оказалось.
И тут я вспомнил, что сегодня должна была заглянуть Линда Рэндалл. Я обругал себя за идиотскую пугливость, потом обругал себя за то, что столько времени дрых без задних ног, и еще раз – за такие внешность и запах, будто не принимал душ дня два-три, одновременно не бреясь и не причесываясь. Ну и ладно. Мне почему-то казалось, что Линда Рэндалл мало обращает внимания на такую ерунду. Может, ей нравится запах здорового мужского пота.
